Владимир Шулятиков - О Максиме Горьком

• Название: О Максиме Горьком
• Автор: Владимир Шулятиков
• Жанр: Критика

«Герои рассказов и повестей Максима Горького привлекли к себе всеобщее внимание, как люди, облеченные необычной душевной силой, как герои железной воли и энергии, как носители «сверхчеловеческого начала», как своеобразные «ницшеанские» натуры. Оборотная сторона медали – драматический момент их существования, их душевная драма как бы остались в тени. А между тем, чтобы по достоинству оценить сущность их «сверхчеловеческих» стремлений и порывов, необходимо, прежде всего, понять сущность их душевной драмы. …»

---

Лунев, удрученный тяжелой судьбой Маши, неподвижно и задумчиво сидел перед открытым окном. Из окон противоположного дома неслись веселые крики, пение, смех. Лунев, исполненный злобы и негодования, смотрел на эти окна и думал о том, что хорошо было бы бросить в одно из окон увесистый булыжник или же выстрелить дробью в веселящихся людей. «Он представил себе испуганные, окровавленные морды, смятение, визг и – улыбнулся со злой радостью в сердце» [23] .

И часто героям г. Горького удается утолить чувство этой «злой радости» оскорбленного сердца. В поэме «Двадцать шесть и одна» [24] горничная Таня обманывает ожидания пекарей, свято веровавших в ее чистоту и целомудренность: она отдается проходимцу-солдату. Пекаря окружают ее, в то время как она идет по двору, опьяненная счастьем любви, сияющая, радостная.

«Мы, – рассказывает автор, от имени которого ведется повествование, – не могли перенести этого спокойно. Все сразу мы бросились… засвистали, заорали на нее злобно, громко, дико. Она вздрогнула, увидав нас, и стала, как вкопанная… Мы окружили ее и злорадно, без удержу, ругали ее похабными словами, говорили ей бесстыдные вещи.

Мы делали это не громко, не торопясь, видя, что ей некуда идти, что она окружена нами и мы можем издеваться над ней, сколько хотим. Не знаю почему, но мы не били ее. Она стояла среди нас и вертела головой то туда, то сюда, слушая наши оскорбления. А мы – все больше, все сильнее бросали в нее грязью и ядом наших слов… Мы мстили ей, ибо она ограбила нас…» [25]

Картины подобной «злорадной» мести г. Горький особенно любит рисовать. Вспомните, например, описание того, как арестанты бьют своего товарища, который загубил их общего любимца – котенка («Зазубрина»). Вспомните также, как обитательницы дома терпимости мстят своему мучителю, Ваське Красному [26] , который попал под конку и лежит с переломленной ногой на постели.

«Они прыгали вокруг его кровати и щипали, рвали его за волосы, плевали в лицо ему, дергали за больную ногу. Их глаза горели, они смеялись, ругались, рычали, как собаки, их издевательства над ним принимали невыразимо гадкий и циничный характер. Они впадали в упоение местью, дошли в ней до бешенства. Все в белом, полуодетые, разгоряченные толкотней, они были чудовищно страшны» [27] .

Так «мучают» герои г. Горького своих недругов и врагов. Но они не ограничиваются этим, их «оскорбленное» сердце заставляет часто их отравлять «ядом обиды» душу и тех, кто им близок и дорог.

Лунев приходит на свидание с Олимпиадой после того, как задушил купца. Олимпиада предупреждает его о том, что, по всей вероятности, его позовут к следователю; она просит Илью заявить, что он не только не видел никогда Полуэктова, но даже и не слышал об ее связи с купцом. И Лунев почувствовал, что «в нем играет что-то жгучее и приятное. Ему казалось, что Олимпиада боится его; ему захотелось помучить ее, и, глядя в лицо ей прищуренными глазами, он стал тихонько подсмеиваться, не говоря ни слова».

Лунев пробирается на чердак, где жила Матица [28] . Им овладевает робкое чувство страсти; ему хочется обнять и целовать Матицу. Но Матица сидит равнодушная, бесстрастная и «каким-то деревянным голосом» ведет разговор о «посторонних» предметах. Илья приходит в негодование. Он начинает оскорблять Матицу, упрекать ее за легкомысленный образ жизни, за то, что она и людей, и Бога обманывает. Затем он быстро уходит из ее комнаты, резким движением сорвав дверной крючок, и громко хлопнув дверью. «Он чувствовал, что жестоко обидел Матицу, и это было ему приятно, от этого и на сердце стало легче и в голове ясней. Спускаясь с лестницы твердыми шагами, он свистал сквозь зубы, а злоба все подсказывала ему обидные и крепкие, камням подобные слова» [29] .

Точно так же Фома Гордеев старается «обидеть» любимую им женщину за то, что она слишком холодна, слишком спокойна и ровна. Он обвиняет ее в том, что у нее нет «души», что она живет грязной, бессмысленной жизнью. Женщина остается по-прежнему спокойной и невозмутимой. «Фома наблюдает за ней, и он был недоволен тем, что она не рассердилась на него за слова о душе. Лицо ее было равнодушно, но и спокойно, как всегда, а ему хотелось видеть ее злой или обиженной»… [30]

Обитатели ночлежной квартиры ротмистра Аристида Кувалды в осенние месяцы чувствовали себя особенно плохо. Слыша, как за окном воет дикий ветер и шумит дождь, они погружались в безотрадные думы о близости зимы, о «проклятых коротких днях без солнца и о длинных ночах, о необходимости иметь теплую одежду и много есть». «Бывшие люди» чаще вздыхали, лица их покрывались большим количеством морщин, голоса их звучали более глухо. И в это время «среди них вспыхивала зверская злоба, пробуждалось ожесточение людей загнанных, измученных своей суровой судьбой». Эту зверскую злобу они обращали против друг друга; они били друг друга; били жестоко, зверски, затем мирились, и опять били друг друга, и опять мирились… [31]

Но мало того: их «оскорбленное сердце» требует еще больших жертв. И герои г. Горького находят утешение и в том, что «мучают» самих себя.

Они любят переживать острый страх перед опасностями и стремятся навстречу опасностям.

Илья, задушив купца, идет по улице и замечает впереди себя серую фигуру полицейского. Он направился прямо к полицейскому. «Шел он, и сердце его замирало». Он вступил в разговор с полицейским. Ему было «жутко и любо» стоять против этого человека. Затем, расставшись с полицейским, он продолжает доставлять себе «жуткое» удовольствие: заходит в трактир, помещавшийся недалеко от лавки Полуэктова, и когда поднялась тревога, когда убийство было обнаружено, он вместе с толпой побежал на место происшествия и старался держаться на виду у всех, встал опять рядом с полицейским.

Спустя несколько времени он снимает комнату в квартире околоточного надзирателя. И ему особенно приятно опять доставить себе мучительное удовольствие. «Почему особенно приятным казалось ему именно то, что он будет жить на квартире околоточного. И в этом он чувствовал что-то смешное, здоровое и, пожалуй, опасное для него»… [32]

Ограничимся приведенными примерами: они достаточно освещают ту драму, которая происходит в глубине души героев г. Горького, и вместе с тем они дают нам право применить к таланту г. Горького то определение, которое некогда Н. Михайловский дал таланту Достоевского: талант г. Горького, прежде всего, – «жестокий талант» [33] .

II

«Оскорбленное», страдающее, «больное» сердце героев г. Горького делает душевный мир последних слишком часто доступным для различных патологических явлений.

Оно, прежде всего, отдает героев г. Горького во власть слишком колеблющихся, слишком быстро сменяющих друг друга ощущений и чувств, аффектов. Оно подчиняет душевный мир героев г. Горького слишком лихорадочной игре настроений.

В лихорадочной смене самых противоположных, исключающих друг друга настроений проходит жизнь Ильи Лунева, который, сделавшись разносчиком, ходит по улицам и базарам, довольный и счастливый. Жизнь кажется ему «простой, легкой и приятной». Всех людей он считает за добрых, любвеобильных, ласковых. Он исполнен самых смелых, самых радужных надежд. Он мечтает о том, что в близком будущем окончатся все его мытарства и невзгоды, что он станет владельцем «маленькой чистенькой лавочки». Он представляет себя «красивым здоровым» купцом, осыпанным щедрыми дарами счастья, пользующимся всеобщим уважением… Так мечтает Илья, если его дела идут успешно. Но его радужные мечты мгновенно разлетаются, как дым, его настроение мгновенно меняется, лишь только его постигнет малейшая неудача: «когда ему не удавалось ничего продать, – рассказывает г. Горький, – и он, усталый, сидел в трактире или где-нибудь на улице, ему вспоминались окрики полицейских, подозрительное и обидное отношение покупателей, ругательства и насмешки конкурентов, таких же разносчиков, как он, тогда в нем шевелилось больное, беспокойное чувство» [34] . Он вспоминал все впечатления прошлой жизни. Жизнь теряла в его глазах всякую цену. Он глубоко разочаровывался в людях. Он начинал видеть в последних лишь жадных, безжалостных эгоистов, обижающих друг друга на каждом шагу, зачастую «без всякой надобности и пользы для себя, а только ради одного удовольствия обидеть человека». Он проникался убеждением, что ему никогда не удастся завоевать своего счастья. Он переставал мечтать о лавочке… Но при первой новой удаче от его безнадежного пессимизма не оставалось и следа: Илья опять становился жизнерадостным оптимистом.

Вскоре после катастрофы, имевшей место в меняльной лавке купца Полуэктова, поселившись на квартире околоточного надзирателя, Илья переживал моменты душевного покоя. Вся окружавшая его обстановка казалась ему привлекательной. Ему нравилось, что в комнатах было: «тепло, чисто, пахло вкусным чаем и еще чем-то, тоже вкусным»; ему нравилось, что в клетках, «свернувшись в пушистые комочки, спали птички», что на стенах: висели нарядные картинки; ему нравилось, что «маленькая этажерка, в простенке между окон, была установлена красивыми коробочками из-под лекарств, курочками из фарфора, разноцветными пасхальными яйцами из сахара и стекла» [35] . Все это – и птички, и картинки, и коробочки, и чистота, и комфорт комнат навевали на него «какую-то тихую, приятную грусть». Но часто, – особенно в те дни, когда Илью постигали какие-нибудь неудачи, – эта «приятная» грусть уступала место досадному, беспокойному чувству. Впечатление, производимое обстановкой, резко менялось; все в квартире Автономовых переставало нравиться Илье. «Курочки, коробочки и яички раздражали его, хотелось подойти к ним, швырнуть их на пол и растоптать. Это настроение и удивляло и пугало Илью» [36] .