Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести

• Название: Солдат удачи. Исторические повести
• Автор: Лев Вирин
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9901167-3-3

Лев Вирин — историк, искусствовед, экскурсовод, рассказчик, автор сказок. Книга Льва Вирина «Солдат удачи» состоит из четырёх исторических повестей. Особенность книги — глубокое проникнове­ние в быт центральной Европы и огромное количество доступно из­ложенного исторического материала для детей и подростков.

…

---

Из дыры появилась грязная голова и заорала:

—              Не стреляйте! Свой! Крещёный!

Трое беглецов бросились через ров к палисаду. Им дружно по­могли пролезть в бойницу. К перебежчикам в городе уже привыкли.

—Свои мы, свои! — твердил худой, оборванный мужичонка. Он размазывал по лицу слёзы и никак не мог успокоиться. — Пленные мы! Утекли от басурманов. Матерь Божья, Никола Угодник! Теперь до хаты! Как там моя Мотря тай дитыны? Живы ли?

—              Тебя как звать, крещёный? — спросил перебежчика Иван.

—              Остапом кличут.

—              С Никольского? Это тебя на Яблочный Спас татары скрали?

—              Эге ж. А вы, пан, видкиля знаете?

—              Жива твоя Мотря и малые тоже. Отмолила она тебя у Николы Угодника. Мы там ночевали, как шли на Чигирин.

Беглецов покормили, а Остапу Ванька дал пятак на дорогу: — Мотре кланяйся.

По ночам турки не стреляли. Вернувшись с вечернего обхода крепости, Ландельс застал Гордона в горнице. Стас подал ужин. Вы­пили по стопке, принялись за борщ.

—              У водяного бастиона слышал под землёй шум. Готовят мину, — заметил Ландельс.

—Прикажи вырыть глубокие ямы рядом с валом. Взрыв уйдёт в ближнюю яму, и вал уцелеет. Жаль Теодоракиса! Сунулся в пекло в пер­вый же день. Минёра нет, и взять негде! Турки в этом деле — мастера.

—              До чего ж быстро они ведут траншеи! Понять не могу.

— И я дивился, — ответил Гордон. — Да серб-перебежчик объ­яснил. Кара-Мустафа привёл пятнадцать тысяч только вольных земле­копов. А сколько ещё пленных и рабов. Он платит вольным по гульдену в день! А тем, кто роет минные галереи, и того больше: по червонцу за сажень. Вот и скорость.

Стас подал жаркое, выпили ещё по стопке.

—              Стрельцы и казаки хороши в обороне, а в чистом поле робеют.

—Не привыкли, — кивнул полковник. — Без стен боятся. Их ещё учить и учить.

—Тяжко нам придётся, — грустно сказал Алекс. — А что бояре?

Идут?

—              Бояре не торопятся, — хмыкнул Гордон.

Назавтра офицеры наметили вылазку. Вызвались четыреста ка­заков из Ахтырского полка, да Лёха Куницин с двумя десятками драгун. Утром Гордон пошёл по валу и увидел турецкие траншеи уже в двадцати саженях от гласиса!

—Вылазку немедля! Слишком близко вражеские окопы и бата­реи.

Вывели ахтырцев, пошли. В рядах разорвалась случайная гре­нада, и казаки, побросав оружие, толпой бросились назад, в ров. Пол­ковник Давыдов, матерясь, остановил бегущих, построил, повёл снова:

—              Вперёд! За мной!

Солдаты шли вяло, оглядывались. Лёха вывел своих драгун впе­рёд, за ними казаки пошли бодрей. Вышибли турок, погнали к прежней линии траншей. За вылазку у русских — пять убитых, двадцать восемь раненых.

На городском валу после полудня осколком бомбы в грудь был убит Александр Ландельс. Патрик очень горевал. Более близкого друга у него не было. Но такова судьба солдата.

Гордон записал в дневник: «В ночь на 11-е турки устроили ещё 3 ба­тареи... Турки усиленно стреляли весь день, сделали несколько проломов в бру­ствере. Ночью Гордон велел их заделать. Турки разбили лафеты у двух пушек, взорвали одну и разрушили несколько бойниц. Осаждённые тоже деятельно стреляли, но вследствие неопытности канониров большая часть выстрлов не причиняла вреда неприятелю. Турки же, хотя и стреляли реже, почти всегда попадали. Янычары стреляли из своих траншей в бойницы настолько удачно, что ни один русский не мог выглянуть, не подвергаясь опасности быть уби­тым В этот день в замке было убито 18 человек и ранено 25. В город и замок попало 268 ядер и 246 бомб из 7 мортир».

Местами турки совсем близко подошли апрошами к городским укреплениям. До того дошло, что басурманы перекидывали ручные гренады через палисад.

Собрались драгуны в кружок, покурить, тут из-за стены гренада, прямо в середину. У всех душа в пятки! Крутится на песке железный шар, фитиль дымит. Рванёт — и амба!

Тут Серёга Васькин, шустрый костромич, схватил гренаду и сунул в пожарную бадью. Фитиль погас. Все живы! Перевели дух.

Фишер рассказал этот случай полковнику. Гордон выдал Вась- кину рубль за храбрость и велел класть в пожарные бадьи рогожу. Сол­даты наловчились: кинут турки гренаду, на неё быстро накинут мокрую рогожу — фитиль и потухнет. Потом наши, укоротив фитиль, швыряли ту же гренаду в турок.

Наместник вновь приказал вылазку. Выстроив три тысячи ото­бранных, Гордон пообещал пять рублей из своего кармана за взятое знамя или пленного.

В три пополудни вышли за ров. До первых траншей дошли бодро. Турки дрались храбро, но их забросали гренадами и погнали. Драгуны взяли два знамени, подрались из-за них, изорвали в клочья. Гордон потом не знал, кому давать награду. Из лагеря вышел полк яны­чар, и наши отступили в порядке. Погибло два стрелецких сотника, сержант Хомяк и одиннадцать рядовых. Ранено — двадцать семь.

Пришла весть: Ромодановский с гетманом побил татар и турец­кую кавалерию. Все обрадовались, думали: скоро конец осады. Но армия по приказу государя встала в тридцати вёрстах, ждать подмоги. Князь Черкасский вёл татарскую и башкирскую конницу.

Казак перебросил через ограду грамоту от Юрки Хмеля полков­никам и сотникам: «Не губите себя, сдайте город. Султан вас помилует и на­градит щедро! Георг Гедеон Вензик Хмельницкий, князь Украинский».

Да Юраска — ведомый пустозвон и горький пьяница. Кто ж ему поверит? Грамоту отослали воеводе.

Турки готовили мину у Крымских ворот. Гордон велел вырыть глубокие ямы и галлереи под валом. Его ещё раз ранило: сильно по­вредило нос и подбородок.

Мучила жара. Дождя не было с середины июня. Пруды пере­сохли, и даже грязь на дне покрылась сухой коркой. Гордон приказал ежедневно заполнять водой пожарные бочки, но водовозы не успе­вали. 28-го с утра турки притихли.

Только на батареях суетилась прислуга, да поднимались столбы дыма.

—Какую там пакость басурманы задумали? — заметил Лёха, вы­тирая пот. — Как мыслишь, Генрих?

Генрих ван Дорен, плотный, русоголовый канонир, пожал плечами:

—              Увидим.

Гордон тоже был обеспокоен. Долго смотрел в подзорную трубу. За эти дни полков-ник почернел, морщины на щеках выступили резче.

—Турки калят ядра! — сказал он капитану Фишеру. — Хотят под­жечь город. Распорядитесь, чтоб водовозы заполнили всё, что воз­можно. Не дай Бог, ветер.

В два часа пополудни началась канонада. Сразу заполыхали со­ломенные крыши. Гордон послал весь резерв, триста стрельцов, ту­шить. Куда там! Загорелась шатровая Вознесенская церковь, высокая, деревянная красавица. Поп с причтом торопливо выносил иконы.

С полудня потянул жаркий крымец. Пучки горящей соломы и го­ловни легко перелетали с крыши на крышу. Пожар уже охватил полго­рода. Много народа уехало раньше, остальные грузили спасённый скарб на телеги. Дорога к Днепру была ещё свободна.

— Что делают, гады! — выругался Лёха. — Заряжай, Генрих! Вда­рим по их пушкарям.

Присев за лафетом, ван Дорен сосредоточенно направлял длин­ную, привезённую ещё Хмельницким пушку. Ядро ударило в двух саже­нях от большой мортиры.

—              Рехтс. — проворчал Генрих, — нох айн маль! Фойер!5

Второе ядро угодило в лафет. Прислуга полетела в разные сто­роны.

Под вечер, прикрываясь фашинами и мешками с шерстью, янычары пошли на штурм пониженного вала. Драгун забрасывали кам­нями и ручными гренадами. Но гренад уже не боялись: их тушили мок­рой рогожей или сбрасывали в нарытые ямы. Турки отступили с большими потерями.

В сумерках смертельно усталый Лёха пошёл домой. Но там только русская печь чернела на пожарище. Рядом, возле уцелевшей баньки, рыдала в голос дьяконица. Ксана с сёстрами разбирала и раскладывала по кучкам спасённые из огня вещи. Парфён, в прожжённой на спине рясе, сидел на бревнышке. Молчал. Курил. Лёха присел рядом:

—              Куда теперь, отец дьякон?