Виктория Платова - Такси для ангела

• Название: Такси для ангела
• Автор: Виктория Платова
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 2002
• ISBN: 5-699-01480-2

Съемка телепрограммы с участием звезд женского детектива, которую устроил в своем особняке меценат-богач, так и не состоялась. В день приезда умерла на глазах всех присутствующих, выпив бокал шампанского, королева детектива Аглая Канунникова. Читатели ее боготворили, коллеги по перу ненавидели. Сама ее смерть напоминает классический детектив… Собравшиеся оказываются отрезанными от мира, хозяин уехал, телефон не работает, особняк охраняет свора злых собак. Расследование начинают двое — оператор, снимавший встречу, и секретарь погибшей — Алиса. На подозрении все. Слишком много улик против каждой из пишущих дам, которые готовы сожрать друг друга, как пауки в банке…

---

— Видимо, вам.

Аглая сорвала листок, потерла его и повела носом:

— Базилик, — сказала она. — И что мне с этим делать?

Немец на секунду задумался.

— Засушить. И использовать как приправу. Замечательная вещь.

— Да. Вы большой оригинал, Райнер.

Действительно, большой оригинал. Притаранить пряность в качестве букета — до этого нужно додуматься. Базилик, надо же! Но это в стиле оставленного в Нюрнберге простака-папочки — дешево и практично.

Жалкий тип.

Мы эскортировали жалкого типа на кухню, где был приготовлен завтрак из серии “Утро с писателем”. Интеллигентный кофе, полные скрытого достоинства тосты, нервный сыр со слезой и поджарый, тонко раскатанный пирог с клубникой из ближайшей кулинарии.

Райнер-Вернер уселся на стул, жалобно под ним скрипнувший, и осмотрел угощение.

— Я думал, что все будет по-русски.

— По-русски? — насторожилась Аглая.

— Ну да… Икра и водка.

Так и есть. Жалкий тип. А с учетом метелки, которую он приволок, малыш Райнер не заслужил даже панировочных сухарей.

Видимо, Аглая думала точно так же.

— Вы переводите не те книжки, Райнер. И понабрались всякой чепухи. Поверьте мне, что завтрак по-русски выглядит именно так, как он должен выглядеть.

— Теперь я буду переводить нужные книжки. — Райнер ухватился за кусок сыра. — Вас, meine liebe. Поверьте, для меня это большая честь.

— Охотно верю.

Пока я варила кофе, они обменивались литературными любезностями, неспешно принюхиваясь друг к другу. Немец, как ни странно, оказался на высоте: книги Канунниковой читал, в названиях не путался и к тому же непрестанно нахваливал метрессу, как нахваливают неожиданно получившийся плов. Когда поток панегириков в адрес таланта Аглаи иссяк, сыр был съеден, а кофе выпит, Райнер-Вернер (привычно срыгнув) перескочил на Москву, в которой не провел и суток. Но за это время уже успел поднабраться впечатлений.

— Я гулял всю ночь, — доверительно сообщил он и сунул руку под стол: очевидно, для того, чтобы проверить, не потерялся ли член во время гуляний. — Москва — очень красивый город. И Россия — замечательная страна.

— Ну да, — заметила Аглая. — Замечательная. Если ты родился кедровой шишкой.

— Не понял?

— Давайте обсудим некоторые аспекты нашей будущей работы.

— А как же кедровые шишки? — Несмотря на свой идеальный русский, некоторые вещи Райнер понимал слишком буквально.

— Шишек вы себе еще набьете. Обещаю.

…Аглая оказалась не совсем права. Большинство шишек досталось мне.

Немец проторчал в Москве неделю, и за это время добил меня окончательно. И дело было не в его профессиональных качествах: как профессионал герр Рабенбауэр был почти безупречен (насколько я вообще могла судить со своим слабосильным университетским Deutsche <Немецким (нем.).>), разве что ему не хватало легкости и изысканности Аглаиного стиля. Как редактор своих собственных переводов он был основателен. Как переводчик, работающий с иностранным автором, — любознателен и дотошен.

Но все остальное!

Чем больше я узнавала Майне Кляйне, тем чаще задумывалась о его матери. Не на пресного же нюрнбергского папашу пенять, в самом деле! Должно быть, мать Райнера была хамоватой потаскухой, склонной к бродяжничеству, алкоголизму и промискуитету <Промискуитет (лат. — смешанный) — предполагаемая стадия ничем не ограниченных отношений между полами, предшествовавших установлению в человеческом обществе норм брака и семьи.>. К тому же ее еще в младенчестве наверняка выкрали цыгане. И привили любовь ко всему блестящему.

Райнер-Вернер тоже любил все блестящее: кроме двух серег в ухе, он был счастливым обладателем нескольких цепей с медальонами, серебряного браслета и перстня на мизинце. И хотя немец никогда не представал передо мной в неглиже, я нисколько не сомневалась, что пупок у него проколот, а на детородном органе висят серебряные бирюльки в стиле инь и ян.

Наш совместный завтрак с Аглаей был первым и единственным.

Всю последующую неделю мы встречались на нейтральной территории — и только вдвоем: Аглая была слишком занята романом. После совместного распития кофе где-нибудь в недорогой забегаловке следовали прогулки по городу. Эти прогулки (Райнер уверял, что они необходимы ему для погружения в российскую действительность) были для меня сущей пыткой. Во-первых, Райнер-Вернер не пропускал ни одной юбки, да еще взял за правило обсуждать со мной достоинства и недостатки всех проходящих мимо женщин. Во-вторых, он донимал меня расспросами на весьма специфическую тему: что может понравиться русской женщине в… “Ну, вы меня понимаете, Алиса”.

Я поджала губы и высказалась в том плане, что шляться с ним в качестве гида по Москве я, так и быть, согласна. Но в том же качестве вышивать по койкам — извините, нет. Больше на эту тему понятливый немец не заговаривал. Зато переключился на Аглаю.

— Расскажите мне о фрау Канунниковой, — попросил он.

— Без комментариев, — ответила я. Этой фразе научила меня сама Аглая. “Без комментариев” — главное и единственное оружие личного секретаря.

— Но я не смогу уловить дух автора, не зная автора.

— Сможете, — уверила его я и добавила:

— Самое интересное в Аглае — это то, что она пишет. Поверьте мне.

Последняя сентенция тоже принадлежала Аглае и была с успехом опробована ею в многочисленных интервью.

— Она была замужем?

— Без комментариев.

— У нее есть дети?

— Без комментариев.

— Как давно вы у нее работаете? Вы — ее родственница?

— Без комментариев.

— Когда вы в последний раз занимались сексом, Алиса?

— Без комментариев, — привычно пробубнила я. И тут же осеклась, а проклятый немец расхохотался, чрезвычайно довольный собой.

— Очень остроумно, Райнер. И, кстати, что мы тут…

Только теперь я сообразила, что мы стоим возле станции метро “Алексеевская”. И сердце мое тревожно сжалось. Совсем недалеко отсюда, на улице Бочкова, жила позабытая мною Дашка. Несколько раз я порывалась набрать ее номер и несколько раз клала трубку. Да и что я могла ей сказать? Что живу теперь в Москве и работаю у Канунниковой?

Этого она не переживет.

Быть может, потом, как-нибудь, при случае… Когда Канунникову перестанут читать… Или когда саму Дашку начнут печатать… Но внутренний голос подсказывал мне, что ни того, ни другого в ближайшее время не случится.

— ..У меня здесь встреча. Маленькая встреча. На пять минут. А после этого — Музей детектива, как вы и обещали. А потом…

Договорить Райнер-Вернер не успел. А я не успела дослушать. Потому что в поле моего зрения появилась… Дашка.

Только этого не хватало! И что она делает возле метро, ведь у нее же тачка! Появление Дарьи было таким неожиданным, что я не нашла ничего лучшего, как спрятаться за широкую спину дружественной нам Германии. И затихла.

У меня еще была слабая надежда, что Дашка пройдет мимо и юркнет в метро (кто знает, может, бесшабашная “Мазда” скоропостижно скончалась в пробках), но Дашка остановилась возле Райнера. Более того, Райнер нагнулся к ней, и до меня донесся звук поцелуя. А потом и Дашкин голос:

— Держи свой рюкзак, дорогуша.

Я намертво приклеилась к широкому ремню Райнер-Вернера: слово “дорогуша” все объясняло. “Дорогушами”, еще с университетских времен, Дарья называла мужчин, с которыми спала. Но как ей удалось переспать с темпераментным куском баварской сосиски и — главное — откуда она выцепила его?

— Как насчет сегодняшнего вечера? — утробным басом проворковал Райнер.

— Я занята, освещаю презентацию одной попсовой книги, но если ты хочешь… — многообещающим альтом проворковала Дарья.

— Хочу, — Райнер качнулся вперед, обнажая тылы, и это неосторожное движение стоило мне подруги.

Дарья отстранила загребущие лапы немца и во все глаза уставилась на меня. Дернула себя за нос. Открыла рот и снова закрыла его. И снова открыла.

— Ты! — заорала Дарья, готовая броситься мне на шею. — Ты в Москве! А я-то ума не приложу, куда ты делась…

Она уже сделала шаг ко мне навстречу, когда туго соображающий Райнер-Вернер ляпнул:

— Кстати, познакомься, это секретарь Аглаи Канунниковой. Я говорил тебе…

Даже если бы пакостный бундес представил меня как самку американского таракана Periplaneta americana — даже тогда на лице Дашки не отразилась бы такая гамма чувств.

— Ты?! Секретарша этой выскочки? — Видимо, не в силах переварить подобную новость, она повернулась к Райнеру-Вернеру. — Она?!

— Она. — Немец слегка опешил. — А вы знакомы? Дарья не удостоила его и взглядом. Теперь она смотрела только на меня.

— Значит, она. Секретарша. Цепная собака у климактерички с причудами. Бледная поганка. Синий чулок. Целка-невидимка, как ты изволил выразиться.

На немца жалко было смотреть.

— Я совсем не то… Ты не поняла… Это просто цитата из одной русской книги… Я цитировал… Die Shrecken! <Ужас! (нем.).> — Не договорив, он схватился за голову.