Михаил Володин - Индия. Записки белого человека

• Название: Индия. Записки белого человека
• Автор: Михаил Володин
• Издательство: Амфора
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-367-01275-0

Хотя «Записки белого человека» и не являются в прямом смысле путевыми заметками, в основе книги лежат путешествия автора по Индии. Но экзотический антураж здесь лишь средство, чтобы на фоне этих ярких декораций показать человека, отправившегося в путь в одиночку, — его чувства и мысли, его осознание себя и своего места в мире.

---

— Все девушки пишут письма друг другу, все юноши — почтальоны! — сказав эту чушь, старик оскалился и, выставив вперед живот, провел рукой вокруг распахнутой настежь ширинки.

Австралийцы ответили равнодушным смехом. Они были заняты тем, что настраивали гитары. Водитель устроился в джипе, остальные последовали его примеру, и я уже решил было, что на этом приставания проклятого старика закончатся, когда он подошел вплотную к машине и склонился к моему окошку.

— Больше не увидимся, — с пафосом сказал сумасшедший, вертя в руках свою флейту. — Вот ты… — и он подул в круглое отверстие, извлекая из инструмента долгий унылый звук. Потом потряс флейтой в воздухе, заглянул в темный ствол, словно надеясь что-то там отыскать, и то ли действительно с печалью, то ли притворяясь, произнес: — …и улетел!

После чего, закатив глаза так, что стали видны белки, заиграл ту же самую тягучую, словно разлитую по поверхности озера, мелодию, что и вечером предыдущего дня. Только сейчас старик стоял в обычной позе, обеими ногами на земле.

Всю обратную дорогу я безуспешно пытался привести в порядок растрепанные чувства. Мне и в самом деле казалось, что часть того, что называется моим «Я», оторвалась от целого и улетела. Чтобы как-то успокоиться, я старательно вслушивался в жизнерадостный звон гитар и в душе смертельно завидовал беззаботным двадцатилеткам.

Глава 24 Колесо времени Лех — Манали

Из Ладакха я возвращался в одиночку: расходы делить было не с кем, а профсоюз водителей в Лехе ни на какие уступки по деньгам идти не соглашался. И тогда я вспомнил старый добрый способ проезда на поездах: приходишь к отправлению, платишь проводнику и все равно едешь — не пропадать же незанятому месту! Важно было найти джип с номерами Манали, которому — пусть и порожняком — надо было возвращаться домой. В час ночи я вышел на стоянку автобусов. Нужный джип нашелся быстро — кроме меня, больше пассажиров не было. Торговаться начали с девяти тысяч рупий, закончили на пятистах. Водитель нажал на газ и погнал через горы так, что на поворотах у меня волосы становились дыбом. Домчавшись за неполных двенадцать часов вместо обычных восемнадцати, он сверкнул зубами в мою сторону и с поднятым кверху большим пальцем сообщил: «Формула уан чемпион!» А дальше по скользкой от дождя дороге рванул набирать пассажиров на новый рейс.

Шел шестой и последний день моего пребывания в Манали. Как и предыдущие пять, он был дождлив и холоден. Устав от бесконечного сидения в номере грязной саморазрушающейся гостиницы, я сложил рюкзак, спустился по тропинке, стараясь не вступить в разбросанные тут и там коровьи лепешки, и вышел на главную улицу Вашишта — поселка, расположенного на окраине Манали.

В тупике на верхушке холма мокли три рикши, из магазинов выглядывали понурые продавцы. Я был единственным пешеходом на весь дождливый Вашишт. Из открытого окна на втором этаже негромко играли гитара и скрипка. Отчетливо помню, как в тот момент подумал о том, что устал от звучащего кругом регги, и по узкой витой лесенке поднялся на второй этаж.

Это была обычная столовка — с грязными стенами и несвежими скатертями на кривоногих столах. Почему-то в Индии именно в таких кормят вкуснее всего.

Я сел за столик в углу. За соседним столиком, спиной ко мне, сидела молодая женщина с красивыми, беспорядочно разбросанными по спине каштановыми волосами. Кроме нас, в столовке было еще двое: средних лет бородатый садху[39], читавший «Таймс оф Индиа», и молодой кучерявый брюнет с книжкой на иврите. Я заказал запеченный в фольге сыр с грибами и в ожидании раскрыл книгу с пляшущим ламой на обложке:

Время, пронизывающее насквозь все сущее, образует два круговорота — внутренний и внешний. Изменения во внутреннем мире, в человеческом теле, неразрывно связаны с тем, что происходит в мире внешнем. Эти миры называют внутренней и внешней Калачакрой. Ими управляют «ветра кармы». Из круговоротов времени образуется сансара — бесконечная череда рождений и смертей. В моменты, когда сознание цепляется за объекты внешнего или внутреннего мира, рождаются привязанности, которые мы ошибочно считаем составляющими нашего «Я». При определенных условиях привязанности начинают управлять нашими действиями. Так возникает карма. Внутренняя и внешняя Калачакры несут на себе следы наших привязанностей. Для того чтобы их очистить, существует еще одна, третья Калачакра. Ее называют «иная» или «изменяющая». Путь в нее для непосвященных закрыт.

Обдумывая прочитанное, я разглядывал мокрую улицу через настежь раскрытое окно. Из созерцательного состояния меня вывел вопрос соседки.

— Вы до конца досмотрели Чехию с Ганой? — не поворачиваясь, спросила она, словно до этого мы вели долгий неторопливый разговор о футболе. — Кто выиграл?

— А вы за кого болели? — только и нашелся я ответить. Чемпионат мира был в разгаре, и вечерами все население Вашишта собиралось в одном из трех кафе с огромными телевизорами. «Там она меня, наверное, и видела», — подумал я.

— Ни за кого. Просто скучно, вот и спросила.

Я намеревался продолжить разговор в том игривом ключе, который обычно хорош со скучающими женщинами, но кучерявый молодой человек опередил меня, сообщив результат матча. Он говорил по-английски с выраженным акцентом и с трудом подбирал слова. Девушка ответила на иврите. Они обменялись еще несколькими фразами и замолчали. Я не знал, как возобновить разговор с соседкой. Она тем временем скрутила длинную «козью ножку», со вкусом затянулась и выпустила огромный клуб дыма. Мне вдруг тоже захотелось курить. Как только я осознал это свое желание, девушка повернулась ко мне и протянула дымящийся «косяк».

— Будете? — спросила она уже знакомым свойским тоном.

На сей раз я смог ее рассмотреть. У нее были раскосые смеющиеся глаза и большой, привлекающий внимание рот. В ее лице трудно было найти еврейские черты.

Я взял «косяк», молча затянулся и пересел за столик к соседке. В Манали не было ни дня, чтобы меня кто-нибудь не угощал «хашем». Гашиш здесь продается в каждой гостинице, в такси и просто на улице. Все население долины Куллу и соседней Парвати занято его производством.

Здесь слишком холодно для того, чтобы выращивать марихуану. Еще нераскрывшиеся цветки конопли растирают руками прямо на стебле, после чего ладони становятся черными от тончайшего слоя пыльцы. Это и есть гашиш. Пыльцу скатывают с кожи, прессуют в блоки, развешивают по десять граммов и продают по пятьсот рупий за порцию. В Узбекистане в советские времена по полям цветущей конопли гоняли голых солдат. Растревоженная пыльца оседала на потных телах, ее вместе с грязью скатывали в «колбаски» и получали анашу — тот же гашиш, но качеством похуже. А еще в Манали есть чарас — гашишное масло. Его добывают так же, как и гашиш, но потом пластины кладут на лед — благо в окрестных горах лед не тает круглый год. Когда пластины замерзают, их растапливают на солнцепеке. Отжим и есть чарас. От него улетаешь куда дальше, чем от «хаша». Впрочем, наверняка есть много тонкостей производства, которые я упустил.

Я затянулся еще раз и передал «джойнт» девушке.

— Где ты был до Манали? — спросила она.

Я угадал это «ты»: ее глаза перестали смеяться, и голос сделался глуше. Она неотрывно смотрела на уголек самокрутки, словно боялась, что без поддержки взглядом та погаснет. Я вдруг почувствовал неловкость и отвел глаза.

— В Ладакхе. А ты?

— И как там? — спросила девушка, не обратив внимания на мой вопрос.

Я не знал, что ответить.

Ладакх для меня разделился на две части: до Калачакры и потом, когда одиннадцать дней кряду я наблюдал вначале за строительством мандалы, потом — за ее разрушением.

— Я мало успел посмотреть, полторы недели провел в монастыре.

Девушка, наконец, оторвала взгляд от чадящего уголька.

— Что ты там делал?

— Наблюдал, как ламы строят Калачакру. Знаешь, что это?

— Совсем немного. Вот читаю, смотри, — и девушка перевернула лежащий на столе томик голубого цвета. Такая же книга, с танцующим ламой на обложке, осталась лежать на моем столе. Я дотянулся до нее и положил рядом с первой.

Мы сидели, опустив глаза, и молча смотрели на книги. Какие еще знаки нужны, чтобы подтвердить неслучайность встречи?! Я чувствовал дрожь внутри, словно что-то вот-вот должно было произойти. Девушка положила руку на мою книгу, я — на ее, и наши пальцы — самые их кончики — коснулись друг друга.

— Как тебя зовут? — Я не смел ни убрать руку, ни продвинуть ее дальше.

— Даниэль, — сказала девушка и наконец посмотрела на меня.

Надо пожить в Индии, чтобы понять, что эта страна прекрасна не столько горами, пляжами и храмами (хотя и ими, конечно!), сколько неожиданными скрещениями судеб и путей с такими же, как ты сам, бродягами. Когда на мгновенье в поезде, на рынке или в храме пересекаешься взглядом, обмениваешься словом и чувствуешь всепоглощающую непереносимую близость. Словно приехал сюда лишь для того, чтобы на мгновенье встретить именно этого человека. И потом, спустя месяцы, эта встреча будет вспоминаться как самый важный момент путешествия.