Жан Эшноз - Гринвичский меридиан

• Название: Гринвичский меридиан
• Автор: Жан Эшноз
• Издательство: ООО «ИД «Флюид»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5- 98358- 049-3

Первый роман неподражаемого Жана Эшноза, блестящего стилиста, лауреата Гонкуровской премии,
одного из самых известных французских писателей
современности, впервые выходит на русском языке. Признанный экспериментатор, достойный продолжатель лучших традиций «нового романа», Эшноз
мастерски жонглирует самыми разными формами и
жанрами, пародируя расхожие штампы «литературы
массового потребления». Все эти черты, характерные для творчества мастера, отличают и «Гринвичский меридиан», виртуозно
построенный на шпионской интриге с множеством
сюжетных линий и неожиданных поворотов.

---

— Ничего, сгодится и так, — сказал Рассел.

— Это самая последняя фотография, — пояснил Прадон. — Других снимков Кейна у нас нет.

— Ну, в любом случае, одних фотографий мало, — продолжал Рассел, — хотя... посмотрим. Расскажите мне о нем что-нибудь.

Прадон извлек из кармана листок.

— Фамилия Кейн, имя — Байрон. Родился в 1929 году в Балтиморе. Учился в Чикагском университете, там же познакомился с Кэтлин Эванс, на которой и женился. В 1958 году провел несколько месяцев в психиатрической клинике. В феврале 1959 года принят в лабораторию, которая была нашим субподрядчиком. Его работа отмечена Гиббонсом, в то время ответственным за данный сектор, и в 1962 году Кейна переводят в филиал нашей фирмы. Работает на нас в США до 1970 года, после чего приезжает в Париж, чтобы продолжать свои изыскания здесь. С женой разошелся. Это все.

Рассел снова повторил свое «посмотрим». Хаас сказал Прадону, что он свободен. Тот молча вышел.

— Итак, я долго колебался, Рассел, — начал Хаас.

Рассел снял свои огромные очки и начал протирать их носовым платком в бело-голубую клетку, прикрыв глаза.

— Я вас понимаю, — уклончиво произнес он. — Давно ли Кейн ухаживает за вашей дочерью?

— Не знаю, я ничего не замечал. Рейчел работала вместе со мной, следовательно, они должны были видеться довольно часто.

— Когда они уехали?

— Два месяца назад. Их путешествие было рассчитано дней на десять. Им предстояло осмотреть один участок земли в Австралии — мы разработали проект строительства завода в том месте. Единственное, что я получил, — открытку от Рейчел, опущенную в Мельбурне, со стадом кенгуру на фото. И с тех пор — абсолютно ничего. Сначала я не придал этому значения: Рейчел часто продлевала свои поездки, не предупредив меня. Но недавно мы обнаружили, что Кейн прихватил с собой очень важные документы, которые ему были совершенно не нужны. Эти бумаги необходимо вернуть во что бы то ни стало, хотя, боюсь, они уже попали в лапы конкурентов. К сожалению, придется также заставить Кейна исчезнуть... любыми средствами, которые вы сочтете необходимыми.

— Ну, этого товара у меня в избытке, — сказал Рассел. — Что можете сообщить о самих документах?

— Они собраны в папку под названием «Престиж», больше я ничего не могу вам сказать. И попрошу ни с кем не обсуждать эти сведения, они в высшей степени секретны.

— Слепые иногда обязаны быть и немыми, — сентенциозно провозгласил Рассел.

Он надел очки и только под защитой стекол открыл глаза.

— Вы... действительно стопроцентный слепец? — осторожно спросил Хаас.

— Не совсем. Если это может вас успокоить, я немного вижу. Различаю яркие пятна, свет. На оба моих глаза приходится около одной десятой диоптрии. Хватает как раз на то, чтобы отличить день от ночи. Но это отнюдь не мешает мне работать.

— Просто поразительно.

— Да я и сам удивляюсь. Думаю, остальные чувства с лихвой компенсируют отсутствие зрения. Я воспринимаю все, что происходит вокруг, но просто другими способами. Не подходите ко мне! — внезапно воскликнул Рассел, простерев перед собой левую руку.

— Но... я сижу на месте, — удивился Хаас.

Рассел пошарил пальцами в воздухе и неохотно опустил руку.

— Я ощутил некое повышение температуры с той стороны, — пояснил он. — Вот таким-то образом я и улавливаю приближение людей.

— На сей раз вы ошиблись, — ухмыльнулся Хаас.

— Да, это бывает довольно часто, — ответил Рассел.

Он поднял стекло своих часов и бегло провел пальцем по стрелкам.

— Мне пора. Свои расценки я сообщил вашему секретарю.

— Договорились, — сказал Хаас.

Он открыл было рот, собираясь что-то добавить, но тут же закрыл его, не издав ни звука. Рассел услышал легкое чмоканье и улыбнулся.

— Только не повторяйте мне, что вы сомневались, — сказал он, вставая. — Я вас хорошо понимаю. На вашем месте засомневался бы любой.

6

— Каждый вечер Форсайт играл на флейте, — рассказывал Поль, — на одной из тех гнусавых флейт, какие бывают у заклинателей змей. Вначале он играл для себя самого, рядом не было ни змей, ни публики. Однако потом Форсайт заметил, что Макгрегор не выносит звука этого инструмента, и, будучи... как бы это сказать... большим задирой, в конце концов стал играть только для того, чтобы раздражать Макгрегора.

Вера слушала.

— Макгрегор был похож... ну, скажем, на Гэри Купера, а Форсайт скорее на Франшо Тоуна. И вот однажды вечером, когда один из них донимал другого игрой на флейте, появилась настоящая змея.

Они сидели в баре близ Порт-де-ла-Виллет, рядом с кольцевым бульваром. Помещение было залито желтым светом, и все предметы, пожелтевшие в этом свете, отражались в окнах бара, за которыми виднелось шоссе, ведущее к Обервилье. В уголке у стены одинокий пожилой господин тихонько стучал на портативной пишущей машинке в сером пластиковом чехле; он печатал медленно, долго отыскивая нужную букву и старательно нацеливаясь на нее пальцем, как делают обычно полицейские в участке.

— Макгрегор сразу же увидел змею, но ничего не сказал. Змея, вернее всего кобра, привлеченная звуками флейты, подползала к Форсайту все ближе и ближе, а он ничего не замечал. Когда же он увидел кобру, она подобралась к нему слишком близко, чтобы можно было встать и убежать, и тут Макгрегор начал над ним потешаться. «Играйте, играйте, — сказал он, — теперь это в ваших интересах!» И Форсайт принялся изо всех сил дуть в свою флейту, стараясь зачаровать змею; это ему удалось, страшная кобра начала танцевать перед ним. «Продолжайте! — с хохотом приговаривал Макгрегор, — дуйте сильнее, для вас это вопрос жизни и смерти!» И тот играл из последних сил, надувая щеки, обливаясь потом и не отрывая взгляда от глаз рептилии.

Длинная стойка бара, украшенная разноцветной мозаикой и изогнутая плавным, без всяких углов, полукольцом, выступала из кафельной стены как морская волна, только гребень ее был стесан и обит медью, а пена извергалась из пивных кранов. Желающие сменить эту метафору, мысленно перейдя на иную высоту, могли сравнить эту стойку с каким-нибудь скалистым горным массивом герцинской или плиоценовой складчатости. Вера и Поль расположились вблизи изгибчатой стойки. На улице темнело. Хотя было еще довольно рано. Все еще стояла зима.

— В конце концов Макгрегору стало жаль Форсайта, и он убил змею, — заключил Поль. — Он выстрелил в нее. И прикончил, разумеется, с одной пули.

— Ну и?..

— Продолжение следует, — сказал он.

Они сидели лицом к лицу, разделенные лишь маленьким квадратным столиком (и ведь никуда не сбежишь, думал столик, эта парочка прямо-таки пригвоздила меня к полу своими локтями!). Они беседовали. Их слова сталкивались, их голоса вступали в схватку подобно гладиаторам: один вооруженный мечом, другой шлемом, один со щитом, другой с сеткой. В беседе участвовали главным образом губы и лицевые мускулы, руки же и плечи обеспечивали пунктуацию, иллюстрации и комментарии. В остальном их тела пребывали в покое, в относительной неподвижности, лишь иногда встряхиваясь, точно собака в конуре, скрещивая или распрямляя ноги, чтобы избавиться от мурашек (а Поль еще и от эрекции); на столе стояли два пустых стакана и два полных.

Они беседовали. Этот разговор напоминал встречу над бездной, хрупкое общение через бездонную пропасть, где их слова боязливо пробирались по шатким мосткам из полусгнивших лиан, протянутых между двумя краями обрыва и готовых лопнуть в любой момент; реплики медленно, по одной, двигались по этому опасному сооружению, иногда сцепляясь вместе подобно слипшимся кускам породы, погруженным в те маленькие вагончики, какие используют в шахтах и карьерах; таким образом, каждое слово таило в себе особый смысл (который можно было толковать и так, и эдак), или усталость, или уклончивость. Иногда какое-то слово срывалось и падало в пропасть.

Полю было тридцать пять лет. Он носил американский плащ и очки; он был довольно невозмутим и довольно высок; он жил один. Наконец-то он уговорил Веру встретиться с ним — один раз, потом второй, потом еще множество раз. Он упорно добивался этого. Он твердо решил соблазнить ее. Что было не очень сложно.

— У вас есть сигареты?

— Только крепкие, — ответил Поль, роясь в карманах.

— Нет, — сказала Вера, — хочу легкую. Слишком много слов и слишком мало легких сигарет. Увы, увы!

Он пошел за сигаретами к стойке.

— С фильтром? — спросила барменша.

— Без, — ответил Поль. И вернулся к столику. — Если бы я был музыкантом... — начал он.

Он сорвал с пачки целлофановую обертку и серебристую ленточку, вытащил на треть один из бумажных цилиндриков, протянул Вере и дал прикурить. Если бы он был музыкантом, он мог бы сейчас сказать, что в некоторые дни, с утра, у него исчезают партитуры и что в некоторые другие дни у него похищают инструмент. Но, увы, он не был музыкантом.