Владимир Флоренцев - Незримый поединок

• Название: Незримый поединок
• Автор: Владимир Флоренцев
• Издательство: Ёш гвардия
• Жанр: Детектив
• Год: 1966

«Тревога! Всем милицейским постам, расположенным…»

Из исправительно-трудовой колонии бежал Глухарь — опасный преступник. За короткое время он успевает принести людям немало горя.

В нелегкую борьбу с преступником вступает капитан милиции Дубровин.

О трудных буднях сотрудников уголовного розыска, об их самоотверженной борьбе с преступниками рассказывает повесть «Незримый поединок».

Тема незримого поединка в широком смысле является главной и для рассказов, вошедших в сборник. Это поединок между честностью и ловкачеством, между стремлением к добру и силой предрассудка, это, в конечном счете, поединок человека с самим собой, из которого он выходит нравственно обновленным.

---

10. ВАЛЕРКУ НАДО СПАСАТЬ

«Дорогой товарищ Дубровин! Помните: два года назад я впервые появился у вас? Вы звонили на завод и просили устроить меня на работу. А ведь я бродяга. Да еще освободился из колонии.

На заводе я встретился с хорошими людьми. Мастер цеха, сам директор завода, Зина из заводской газеты, ребята из комитета комсомола, даже старенькая секретарша директора, все заботились обо мне. Они даже не верили тому, что я был вор, совершал преступления. Они думали: «Молодой, ошибался…».

Константин Петрович! Вам все это привычно. Но для меня в то время словно открылся новый мир. Подумайте только — люди, которым я до сих пор делал лишь зло, окружили меня доверием и заботой.

Токарь второго механического цеха Петя Филиппов, догадавшись, что мне трудно на первых порах работать на громоздком станке, предложил перейти на свой новенький. А ведь он на нем хорошо зарабатывал. Рядом со мной была жизнь, в сравнении с которой еще никчемнее выглядело мое прошлое. Как хорошо, что, кроме прошлого, есть еще будущее…»

Дубровин аккуратно сложил потертое письмо и открыл дверцу рыжего сейфа. В нижнем отделении, где лежало несколько самодельных пистолетов, кастетов и финок, отобранных у преступников, в самом дальнем углу виднелись две толстых тетради и целая гора конвертов. Это письма от тех, кто ушел из уголовного мира, «завязал». Благодарственные строки. Вот Валерка Сазанков… Сколько пришлось повозиться с ним — на завод устроили. Осознал парень: «И как хорошо, что, кроме прошлого, есть еще будущее…». Осознал, да, видно, не совсем. Контроль да контроль за такими нужен. Поди ты, пойми их душу.

Дубровин снял телефонную трубку и позвонил в больницу.

— Алло, скажите, пожалуйста, как там у вас Сазанков поживает? Как звать, спрашиваете? Валерий.

Трубка долго не отвечала. Сестра спросила номер палаты и сказала, что сейчас узнает. А когда она начала говорить, Дубровин нахмурился — больной Валерий Сазанков два дня как убежал из больницы в одном нательном белье.

«Так-так — а ведь они с Глухарем дружили когда-то», — подумал капитан и заспешил к Мартынову.

…Валерка Сазанков, светловолосый хиленький парень с худыми руками и бледно-зеленым лицом сидел на мокрой скамейке в парке у Аларского моста и дрожал от холода.

В своей больничной одежде, испачканной в пыли и в мусоре, Валерий побоялся утром выйти на дорогу, тем более, никаких документов у него не было. Впрочем, он знал, что его вряд ли будут разыскивать, но милиции боялся. Он появился в парке только с наступлением темноты. Выклянчил у чайханщика кусок лепешки и чайник зеленого чаю. Чайханщик долго осматривал странную одежду незнакомца. У Валерки дрожали руки и слезились глаза, он сказал, что только выписался из больницы и у него нет денег.

Он сидел на мокрой скамейке, давился сухой лепешкой и пил обжигающий чай. И думал о морфии, без которого он теперь не мог жить. Потому-то он и убежал из больницы.

Иногда у Валерки наступали просветления, и тогда он ненавидел себя изо всей мочи, ненавидел Глухаря, который когда-то пристрастил его к наркотикам, презирал себя за то, что обманул, так подло обманул Константина Петровича Дубровина. А ведь капитан его устроил на завод, началась совсем другая жизнь. И все было бы хорошо, если б не этот нелепый случай…

…Заканчивался первый месяц Валеркиной жизни на заводе. Он познакомился с девушкой, она работала и училась. Валерка и сам стал подумывать об учебе.

В начале второго месяца в общежитие, где жил Валерка, неожиданно пришла телеграмма из-под Киева. Кто-то неизвестный писал:

«Срочно выезжайте, трагически погиб брат Александр».

Брат у Валерки был один, а больше из родных никого — и этим все сказано. Лететь в Киев. Нужны были деньги.

Деньги были вокруг. Они лежали в карманах и в квартирах людей, быть может, не очень нужные им сегодня, но как воздух необходимые сейчас Валерке. Если бы ненадолго люди доверили ему свои деньги! Потом он вернул бы их им!

Раньше, до встречи с капитаном Дубровиным, он украл бы не задумываясь, но сейчас он знал твердо — не только на похороны, но и во имя спасения жизни не пойдет больше на преступление.

Валерка позвонил Дубровину в угрозыск. Ему поверили, и через два часа у него в кармане лежали деньги. Это были деньги из кассы взаимопомощи завода и угрозыска, личные деньги мастера цеха, Дубровина, директора завода и их знакомых. Когда давали Валерке эти деньги, он заглядывал людям в глаза, ему хотелось, чтобы они верили — он вернет эти деньги обратно.

Тогда Валерка еще не знал… Тогда он засмеялся бы над человеком, который бы сказал, что этих денег он не вернет ни через месяц, ни через год, ни через три года…

Он вернулся через месяц — не рассчитал. Денег на обратную дорогу не хватило. Пришлось три недели проработать на угольном складе. Хотел написать на завод, но стыдно было, еще подумают, что снова денег просит. Решил — заработаю сам на дорогу и сам вернусь, без чьей-либо помощи. И так слишком много помогали ему.

И вот он вернулся. Ликующе стучало сердце, когда переступил порог общежития. Небось думали, что сбежал. Его встретила хмурая комендантша Анастасия Кирилловна:

— Где шатался? Уж две недели как тебя с милицией ищут. Дубровин приходил из угрозыска. Обманул, значит, всех? Фальшивую телеграмму написал. Не-е-е, горбатого могила исправит.

— Анастасия Кирилловна!!!

— Что «Анастасия Кирилловна!» С завода уволен, койку твою заняли, иди откуда пришел!

Потом Валерка узнал: милиция его не искала, но Дубровин интересовался — это уж точно. И ругался, говорят, здорово. Когда узнал Валерка об этом, ему стало совсем плохо. Валерка позвонил Дубровину в угрозыск, ему ответили, что Константин Петрович уехал в отпуск и вернется месяца через полтора. И у Валерки невыносимо заныло сердце. Напиться, что ли? Ведь у него сегодня тройные похороны…

Он сидел на скамейке. В сумерках подошел какой-то человек, присел рядом.

Молчали. Валерка думал. Незнакомец глядел на него.

— Что загрустил? — наконец тихо спросил тот.

— Думаю, — сказал Валерка. — Знаю одного человека. Он много нашел и сразу все потерял.

— У тебя что, денег нет?

— Ни копейки…

— Тяжело… Идем со мной.

Это был Глухарь, вор-наркоман. В тот тоскливый вечер Валерка узнал, что такое смешанный с кокаином морфий.

Когда Глухаря посадили, у Валерки остался его шприц. Теперь Валерка проклинал Глухаря. Он ругал его самыми последними словами, какие только приходили ему на память, но от морфия уже не мог отказаться.

Шли недели… Он перестал следить за собой: не умывался, забывал есть, обтрепался. Ничто больше не интересовало его. Ежедневная доза морфия медленно, во катастрофически нарастала. В погоне за наркотиком проходили дни.

Но тогда он еще боролся с собой. Пытался уменьшить дозу, отказывался от нее совсем. По два, по три дня сидел у себя в конуре, водкой заливал тоску и боль. От водки тошнило, она не помогала.

В те дни еще раз, уже совсем по-новому, Валерка смог оценить и проклясть свое прошлое — оно не научило его бороться. Организм был бессилен. Теперь прошлые печали казались игрушечными. Игрушечные трудности, игрушечные слезы. А вот пришла настоящая беда. Плачь!

Но и тогда, на краю бездны, завод еще жил у него в памяти отдельно от всего остального, как островок, населенный добрыми и умными людьми. Но на завод он идти боялся. Оставался Дубровин. Он, наверное, вернулся из отпуска. «Пусть стыдно. Пусть будут смеяться и презирать. Но только пусть спасут».

Телефонную трубку взял сам Дубровин, и у Валерки перехватило дыхание. «Вернулся из отпуска». Дубровин слушал долго, внимательно, не задавал никаких вопросов. А потом сказал: «Приходи».

Когда Валерка появился в угрозыске, капитан был один в кабинете. Ему изменила его обычная выдержка, он закричал:

— Дур-рак! Почему не дал телеграмму из-под Киева?!

И странное дело — чем больше ругался Дубровин, тем легче становилось у Валерки на душе, в горле щипало от слез и он стискивал зубы, чтобы удержать готовый вырваться вопль.

Дубровин звонил в больницу, кричал в трубку: «Человек делает себе инъекцию, грамм морфия в день… Фамилия?.. Молодой еще… Занимается этим шесть месяцев… Да… Я так и знал…».

Посмотрел на Валерку:

— Врач сказал: будешь продолжать — умрешь через год. Будешь лечиться? Будешь или нет?!

— Буду.

Из больницы Валерка убежал. И Дубровин снова устраивал его на работу, давал денег.

«Подлец ты, — говорили глаза Дубровина. — Но не умирать же тебе. Попробуем еще раз».

…Валерка поежился на холодном ветру. Даже горячий чай никак не мог согреть его. Он думал о том, что же делать дальше. И вдруг глаза его загорелись лютой ненавистью, а слабые пальцы сжались в дрожащий кулак — он знал теперь, кто виноват во всех его бедах — Глухарь. Встретиться бы с ним один на один на кривой тропке. Но Глухарь далеко в пустыне. В колонии особого режима. И вернется не скоро.