Ирина Голицына - Воспоминания о России (1900-1932)

• Название: Воспоминания о России (1900-1932)
• Автор: Ирина Голицына
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8112-3550-6

Воспоминания княгини Ирины Дмитриевны Голицыной, принадлежавшей по рождению к высшей аристократической элите России, отражают и время высочайшего расцвета Империи, и трагические события революционной ломки исторически сложившегося уклада жизни после 1917 г.

Эти мемуары — редкий по проникновенности человеческий документ, в котором как в капле воды отразилась трагическая судьба всей русской аристократии, ставшей неугодной новым правителям страны. Лишение собственности и прав, изгнание излома, национализация усадьбы, откровенные грабежи и необоснованные преследования, неоднократные тюремные заключения и, наконец, ссылка в Пермь — вот неполный перечень злоключений, через которые пришлось пройти молодой девушке, готовившей себя к совершенно иной жизни. Однако вера в Бога, стойкость, высота духа и нежелание осквернить себя сотрудничеством с ненавистниками национальной России были вознаграждены счастливым замужеством с князем Николаем Голицыным и отъездом в 1932 г. за границу.

Мемуары впервые были изданы в Лондоне в 1976 г. Перевод на русский язык выполнен внучкой автора. Второе русское издание является исправленным и дополненным.

---

Я проходила мимо него, краснея и стараясь как можно скорее скрыться из виду. Мы с Икой поднимались вверх по лестнице, покрытой ковром, и встречались с другой величественной персоной, чьей обязанностью было взять наши пальто. Эта процедура была для меня тяжелее всего. Я чувствовала, как он презирал меня, но выхода не было, он помогал мне снять пальто, встряхивал его, прежде чем повесить, и все это время я ощущала себя униженной. После того как он вешал наши пальто, он величественно распахивал перед нами дверь, и опять его взгляд, преисполненный чувства собственного достоинства, давал мне понять, как я мала и незначительна на фоне этого великолепия. Когда мы, наконец, скрывались из виду этих двух нолей, я вздыхала с облегчением.

Мы шли по комнатам, застеленным коврами, сначала через столовую и телефонную комнату, потом через самую большую гостиную, какую я только видела, затем мы попадали в другую, где обычно и находили бабушку, окруженную прекрасными цветами и последними фотографиями Царской Семьи. Она спрашивала, как мамино здоровье, и обещала вскоре навестить нас. Затем мы сидели и беседовали о наших собственных делах. Появлялся дворецкий с чаем, потом мы поднимались. И снова начинались мои мучения, когда мне помогали надеть мое скромное пальто и когда мы выходили из дверей дворца под взглядами величественного швейцара. Приезд в Петроград столкнул меня с новыми сторонами жизни, и она уже никогда не была такой беззаботной, как в Ярославле.

Через некоторое время здоровье мамы поправилось, и она стала выезжать в экипаже, — автомобилей она не любила. Мы ехали вдоль Невского, смотрели на витрины роскошных магазинов, проезжали мимо Летнего сада с маленьким домиком Петра Великого и почти всегда останавливались у подъезда Зимнего дворца. С матерью рядом это было не так страшно, встреча с двумя величественными персонами угнетала меня меньше, и я даже начала получать удовольствие от этих визитов.

Лето 1916 года мы провели в Ворганове. Теперь, когда имение принадлежало отцу, мы переехали в большой дом. Отец был полон энергии и наметил ряд улучшений. Он всегда любил английский стиль жизни в деревне и мечтал, что в будущем к нам будут приезжать гости и оставаться на некоторое время, и планировал разные развлечения и приемы. Начал он с того, что купил небольшой табун ярославских лошадей, высоких и абсолютно диких. У конюхов было много трудностей при их объездке. И даже тогда, когда мы думали, что с ними уже все в порядке, то получали такие сюрпризы, что и сейчас я испытываю некоторый страх, приближаясь к лошади, которую плохо знаю. Ика ездила хорошо и получила красивую вороную лошадь, на которой совершала далекие прогулки в сопровождении жандарма для безопасности. Мне не разрешили ездить. Отец сказал, что я начну учиться, когда мне исполнится восемнадцать.

Мисс Матсон, моя новая английская гувернантка, научила нас играть в хоккей. Отец привез из Петрограда клюшки. У нас гостил наш двоюродный брат Кирилл, так что нас было пятеро. Обычно мисс Матсон, Ика и Кот играли на одной стороне, а я с Кириллом на другой. Кирилл был крепкий молодой человек девятнадцати лет и бегал довольно быстро, а я была голкипером. Кроме того, у нас была площадка с утрамбованной землей, как раз для крикета, и теннисный корт, но он был не очень хорош, несмотря на старания наших работников.

Иногда я брала двух наших собак — немецкую овчарку по кличке Джек и маленького добермана-пинчера Леди — и спускалась к реке. Я отвязывала плот, и мы, с моими двумя собаками, начинали сплавляться вниз по течению. Я любила всё это: сияющее ярко солнце, тишину, наше уединение втроем, рябь на воде и чудный воздух. Порой я привязывала плот к дереву на другом берегу реки, и мы бегали по полям, потом возвращались и продолжали путешествие.

Кирилл был веселым, и у нас с ним было много развлечений. Он любил пофлиртовать, и ему нравилась мисс Матсон (я это замечала, когда мы бывали вместе), а мне он нравился самой. В это время мне было почти шестнадцать, но я выглядела еще очень по-детски. Однажды Кирилл решил встать рано утром и отправиться на длительную прогулку. Он сказал мне, что это позор проводить прекрасные утренние часы в постели, в то время как можно радоваться красотам природы и прелести пейзажей. Я попросила у мамы разрешения пойти с ним. Моя мама разрешила, и на следующий день мисс Матсон разбудила меня в 4 часа утра. Не могу сказать, что мне понравилось такое раннее вставанье, но я поднялась, и мы отправились. Мы прошли довольно далеко в направлении леса, воздух был свежим, а трава в росе, полевые цветы, покрывавшие поля и леса, выглядели свежими в прохладе утра. Это была прекрасная прогулка, но довольно утомительная для меня.

Однажды все они — Кот, Ика, Кирилл и мисс Матсон — решили отправиться действительно далеко, опять встав в 4 утра. Они хотели пойти в Бородино, находившееся на расстоянии 40 верст от нас.

Помимо знаменитого поля битвы, там был монастырь, который привлекал нас историей своего основания. Случилось, что в 1812 году, когда французы двигались к Москве, молодой жене русского офицера, ожидавшей первого ребенка, приснилось, что она кого-то ищет с фонарем среди мертвых и раненых, лежащих на большом поле. Несколько дней спустя известие о Бородинской битве достигло ее. Она поспешила туда и, так же как во сне, искала мужа и нашла его мертвым. Несколько лет спустя ее сын, родившийся через несколько месяцев после битвы, умер от скарлатины. Она решила вернуться в Бородино, где построила монастырь и стала монахиней. Ее девичья фамилия была Нарышкина, но она была из другой ветви этого рода, нежели мы.

Как только я услышала от Кота о планах похода на Бородино, я попросилась присоединиться к ним, но он не хотел и слышать об этом:

— Что нам делать с тобой, если ты быстро устанешь и испортишь нам все путешествие?

Я старалась, как могла, убедить его, что я не слабенькая, и, наконец, вмешалась мама и сказала, что я часть дороги проеду в экипаже. Экипаж вернется, и я смогу остаток пути пройти со всеми. Повару было приказано приготовить для путешественников большую корзину с холодными закусками из курятины, мяса, вареных яиц, напитков и тому подобного. Я должна была выехать днем с Натальей, так чтобы присоединиться к ним в 4 часа в местечке, называвшемся Колочь.

Всё прошло очень гладко, мы все встретились в Колочи, остальные 12 верст прошли вместе и прибыли в Бородино вечером. Первое, что мы сделали, — нашли комнаты в доме для гостей при монастыре. А после того как перекусили, пошли осмотреться. Мы слышали, что в монастыре живет затворница. Всё время она проводит в молитве и почти не спит. Ей приносят в день только кусочек хлеба и воду. Мне очень хотелось увидеть ее. Нам сказали, что к вечерне она обычно выходит из своей кельи и следует в церковь. Мы ждали у церкви, чтобы только взглянуть на нее, видели проходящих монахинь и, наконец, увидели ее. Она медленно шла, погруженная в молитву, глядя прямо перед собой. Одета она была в черное, как и остальные монахини, но спереди на ее одеянии белым были нарисованы черепа.

Становилось темно, и мы решили вернуться в свои комнаты в доме для гостей. Обследовать знаменитое поле было уже бесполезно, да мы и слишком устали для этого.

Мы слышали легенду, что каждую ночь, когда на колокольне отбивают полночь, у стен монастыря на белых конях появляются храбрые генералы, павшие на поле боя. Проехав по полю, они в молчании огибают стены монастыря и исчезают в неизвестности. Нам хотелось увидеть это, особенно мальчикам, и мы решили не ложиться до двенадцати. Часы отбивали каждые четверть часа. Когда пришло время, мы молча пошли к стенам монастыря, откуда было бы всё видно, и стояли, ожидая.

Не могу сказать точно, что я чувствовала, но, пожалуй, главной моей мыслью было — не помешать, а молча ждать вместе с другими. Вокруг было так тихо, не слышно ни звука, весь монастырь объят глубоким сном. Потом начался полуночный перезвон. Мисс Матсон, державшая мою руку, сказала, что она отведет меня обратно в гостиницу.

— Рука у нее холодная и дрожит, — сказала она, — ей надо быть в постели, а не стоять здесь после этого путешествия. Можете делать, что хотите, а я отведу ее обратно.

Тогда все решили вернуться, так и не увидев генералов на белых лошадях.

На следующее утро мы отправились обследовать поле битвы, которое сохранялось в том виде, как оно было. Мы читали названия редутов, могли видеть своими глазами, где стояли французы и где русские. Проходя по полям, я представляла себе, как много пролилось слез и каких душевных и физических страданий стоила эта битва. Потом мы посетил и домик, где жила первая игуменья. Рядом с ее кельей была маленькая комната, где до сих пор хранились игрушки ее маленького сына. Потом, пройдясь по окрестностям еще немного, мы решили, что пора возвращаться домой, но на этот раз не пешком.