Збигнев Войцеховский - Иван Поддубный. Одолеть его могли только женщины

• Название: Иван Поддубный. Одолеть его могли только женщины
• Автор: Збигнев Войцеховский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-62966-4

Его называли чемпионом чемпионов. Неправдоподобно сильный, кристально честный, несгибаемо волевой и в то же время по-юношески влюбчивый и ревнивый, таким был едва ли не самый сильный человек планеты, потомственный казак Иван Поддубный. В начале XX века, когда вся Европа фанатично поклонялась «королеве спорта» – борьбе, слава о феноменальных способностях «русского медведя» Поддубного прогремела на весь мир. Он с легкостью кидал на лопатки сильнейших борцов планеты, он развенчивал мифы о непобедимости именитых европейских и американских атлетов, с честью демонстрируя всему миру богатырскую силу русского человека.

---

Посредине импровизированного сельского манежа разместились те, кто собрался померяться силой. Были среди них и мужчины в возрасте, и молодые парни, решившие блеснуть перед своими избранницами.

Максим Иванович возвышался над всеми, только сын Иван был почти под стать отцу ростом и телосложением. Мужчины, решившие посоревноваться в ловкости, стояли скинув сорочки, подставляя солнцу загорелые плечи.

– Ну, кто померяется со мной силою? – поинтересовался Поддубный-старший.

– С тобой-то мериться боязно. Проиграю, – отвечал коренастый казак, накручивая на руку широкий пояс.

– Ты, Максим Иванович, лучше сам себе противника выбери. Чтоб потом обидно не было.

– Сам – так сам.

Максим Иванович неторопливо прошелся мимо мужчин, окидывая каждого взглядом, словно мысленно укладывал на лопатки. Сделав круг, пошел по второму. Сельчане шептались. Говорить громко опасались, словно не на площади собрались, а на службе в церкви. Наконец Максим Иванович остановился напротив сына.

– А не хочешь ли ты со мной силами помериться, Иванко? Время-то твое уже пришло.

Честно говоря, вот этого, и особенно сейчас, Ивану совсем не хотелось. Ведь на него смотрела Аленка, стоявшая под самым плетнем отдельно от подружек. У других выиграл бы. А отцу проиграешь – опозоришься. А как тут выиграть? Сильнее отца мужчин в деревне нет.

– Как скажете, тата, – смирился Иван.

– Не хочешь – не будем мериться.

Но отказаться от поединка было бы еще большим позором, чем проиграть его. Публика оживилась. Аленка Витяк, раскрасневшаяся то ли от вечернего солнца, то ли от волнения, подошла поближе, смотрела издалека на парня, склонив голову набок.

– Будем меряться.

– Смотри, не проиграй.

Отец и сын размотали кушаки, сложили их пополам, забросили друг другу за спины, натянули. Некоторое время они топтались по кругу, примериваясь один к одному. Иван старался передвигаться, не отрывая ног от земли, так сложнее будет его опрокинуть. Максим Иванович не спешил, хоть его и подбадривали криками:

– Давай, Максим Иванович, давай!

Первым рванул Иван, попытавшись поднять отца в воздух, но тот словно прирос к земле, даже пятки не приподнялись. В рывок Иван вложил много сил, и теперь ему оставалось только ждать, когда в наступление перейдет отец.

Зрители загудели, предчувствуя победу старшего Поддубного.

«Ну, чего он тянет? – думал про себя Иван. – Бросил бы меня на землю. Пять минут позора – и все».

Но Максим Иванович, как и в работе, был рассудительным, ждал нужного момента. Именно этому он учил и сына: «Если чувствуешь, что не можешь одолеть противника сразу, то выматывай его, а сам экономь силы».

Отец рванул кушак на себя. На мгновение ноги Ивана оторвались от земли, он абсолютно точно почувствовал, что с ним сейчас могут сделать что угодно. Он бросил взгляд на Аленку, та кусала губы, явно переживая за него. Но тут же ступни Ивана чудесным образом вновь коснулись пыльной земли. Однако никто этого чуда не заметил, всем казалось, что благодаря своему умению Иван сумел избежать неминуемого поражения. Сын перехватил взгляд отца, тот тоже смотрел на дочку Витяка – в его глазах заблестел озорной огонек, будто он все понял и задумал что-то чрезвычайно веселое. И тут Иван сообразил, что отец просто решил поддаться ему сегодня в борьбе, но сделает это не сразу. Во-первых, не хочет портить людям праздник быстрым поражением, а во-вторых, держит марку и тем самым поднимает в цене будущую победу Ивана.

Сперва в душе парня поднялась обида. Ведь сам же отец всегда учил его, что жульничать нельзя, но потом он поставил себя на его место и понял, что сделал бы для сына то же самое. Для вида боролись долго. То один, то другой оказывались на грани поражения. Вот только никто из зрителей так и не понял, что их разыгрывают. Публика уже завелась. Люди в возрасте переживали за Максима Ивановича, а вот молодежь уже неприкрыто выкрикивала:

– Иван! Иван! Покажи силу!

И Ивану казалось, что он различает в гуле голосов тихий шепот Аленки, это придавало силы. Когда оба борца уже были мокрые от пота, когда сил оставалось совсем мало, Иван дернул за кушак, приподнял отца и ощутил, как тот сам заваливается на спину.

Победа была очевидной. Люди окружили боровшихся.

– От сына и поражение получить не зазорно, – сочувствовали Максиму Ивановичу.

– Настоящего казака вырастил!

Поддубный-старший только улыбался и еле приметно подмигивал сыну, который вмиг стал самым видным парнем на селе.

Схватки на кушаках продолжились, но Иван в них уже не участвовал. Он исподволь посматривал на Аленку, любовался ею. Девушка пару раз бросила на него быстрый взгляд. Но тут же, заметив, что за ней наблюдают, отводила глаза, опускала голову. А затем засобиралась, заспешила по опустевшей улице.

Иван знал, как бороться на кушаках, как пахать землю и сеять пшеницу. Он мог подбрасывать тяжеленные мешки с зерном, но он не знал, как подойти к девушке и сказать ей самые простые слова. Несколько раз глубоко вздохнув, он выбрался из толпы зрителей, окруживших импровизированный манеж. Ему казалось, что все сейчас смотрят на него, понимают, куда и зачем он идет. Хотя на самом деле все были увлечены борьбой.

Аленка торопливо шагала к своему дому. Длинный подол прикрывал ноги, и Ивану казалось, что дивчина невесомо плывет над улицей. До дома Витяков оставалось всего две хаты. А Иван пока еще не решился приблизиться к Аленке, хоть та пару раз и обернулась.

– Постой, – наконец-то вырвалось у него.

– Чего тебе? – обернувшись, спросила девушка и остановилась.

Все заранее приготовленные слова мигом вылетели у Ивана из головы, он просто стоял перед Аленкой и молчал, глядя на нее и вновь представляя с распущенными волосами.

– Так чего тебе? – донеслось до него словно издалека.

– Приходи, как стемнеет, к Шведским могилам, – внезапно вырвалось у него само собой.

Сказав это, Иван повернулся и побежал по улице так быстро, что ему даже не удалось расслышать тихое:

– Может, и приду. А может, и нет.

Иван добежал до луга и упал на землю. Он лежал в траве, раскинув руки, и смотрел на солнце, клонившееся к западу. Хотя ему казалось, что оно застыло на месте и никогда не опустится за горизонт. Пахло сеном, гудели пчелы, мешались мысли в голове, мышцы еще немного ныли после борьбы, но все это казалось ощущением полета.

Наконец небо окрасилось розовым, потом багрянцем. Иван поднялся и пошел прочь от села – туда, где на фоне подсвеченного заходящим светилом горизонта высились три больших кургана. Именно их и называли в Красеновке Шведскими могилами. Разумеется, на самом деле к шведам они не имели никакого отношения – насыпали их жившие здесь в прежние времена сарматы. Но старые дела забываются, и появление курганов местное население прочно связало в сознании со шведами, потерпевшими в восемнадцатом веке поражение под Полтавой от войск Петра I. Будто бы оставшиеся в живых сносили сюда погибших на чужой земле товарищей, а потом засыпали их, таская землю в шляпах. Зачем шведским солдатам понадобилось носить грунт именно шляпами, и не проще ли было соорудить носилки, никто таким вопросом не задавался. Мол, именно так старые люди рассказывали, а им можно верить, они от своих дедов слышали, а те своими глазами видели.

Была еще легенда, что закопали шведы в одном из курганов золотую карету Карла XII. В это тоже свято верили, но никто откопать ее не решался. Нельзя тревожить покой мертвых. Рассказывали, будто эта карета раз в год выезжает из кургана «для просушки» в лунном свете. И тому, кто увидит ее, будет в этой жизни счастье. С одной стороны, Шведские могилы считались местом проклятым, заколдованным, с другой – сюда любили приходить влюбленные. Ведь тут всегда было тихо, никто из отцов и матерей сюда не заглядывал, даже траву возле них никогда не косили, считалось, что, поев ее, скотина сдохнет. Да и напуганную страшными историями девушку проще обнять.

Иван сел у подножия кургана и смотрел на село. В окнах загорались огоньки лучин, сальных свечей, а в домах побогаче – керосиновых ламп. Вскоре темнота опустилась на землю, и Красеновка с ее огоньками стала казаться догорающими в потухшей печке угольками. Похолодало. Легкий ветер колыхал нескошенные травы. До боли в глазах всматривался Иван в темноту, пока наконец не различил приближающуюся белую фигурку, казавшуюся ему привидением. Она бесшумно плыла среди высокой, ложащейся волнами под ветром травы. Девушка замерла, огляделась, словно раздумывала – а не вернуться ли ей назад.

– Аленка, – позвал Иван и заспешил навстречу.

Он подошел и остановился. Витяк казалась ему хрупкой и почти бестелесной, хотя и была обыкновенной сельской девушкой, проводившей целые дни в работе.

– Ну, здравствуй, Иван, – выдохнула она. – Сказать чего хочешь?..

Она говорила, и было все равно, что именно она говорит. Главное – слышать ее голос, подобный песне жаворонка в небе. Иван сам толком не помнил, как взял ее за руку, повел за собой к кургану, как усадил. Опомнился, когда уже сидел рядом, так и не выпустив ее руку из своих могучих ладоней. Иван тоже говорил что-то несуразное о том, какие виды в этом году на урожай пшеницы, сколько сена они заготовили с отцом и братьями. И ни слова о том, что у него творится на душе. Он чувствовал, как иногда Аленка сжимает пальцы, словно отвечает его невысказанным словам.