Сергей Ушакин - Веселые человечки: культурные герои советского детства

• Название: Веселые человечки: культурные герои советского детства
• Автор: Сергей Ушакин
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Искусство и Дизайн
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-86793-642-6

Сборник статей о персонажах детских книг, кино-, теле- и мультфильмов.

Карлсон и Винни-Пух, Буратино и Электроник, Айболит и Кот Леопольд, Чебурашка и Хрюша — все эти персонажи составляют «пантеон» советского детства, вплоть до настоящего времени никогда не изучавшийся в качестве единого социокультурного явления. Этот сборник статей, написанных специалистами по разным дисциплинам (историками литературы, антропологами, фольклористами, киноведами…), представляет первый опыт такого исследования. Персонажи, которым посвящена эта книга, давно уже вышли за пределы книг, фильмов или телепередач, где появились впервые, и «собрали» вокруг себя множество новых смыслов, став своего рода «иероглифами» культурного сознания современной России. Осмысление истории и сегодняшнего восприятия этих «иероглифов» позволяет увидеть с неожиданных, ранее неизвестных сторон эстетические пристрастия советского и постсоветского общества, дает возможность более глубоко, чем прежде, — «на молекулярном уровне» — описать социально-антропологические и психологические сдвиги, происходившие в истории России в ХХ — ХХI веках.

---

Впрочем, эта версия ничего не добавляет к знакомому с детства мультфильму. Более того, мультфильм отвергает любые попытки наложить на него какую-нибудь новейшую интерпретацию. При всем моем желании, концепции французских постструктуралистов или словенских постлаканианцев оказываются точно так же неуместны в этом контексте, как нью-эйджевские неомифологические построения. Можно, например, назвать Старуху Шапокляк трикстером (старуха и ребенок, обманщица и обманутая и т. д.), однако все-таки неясно, что это нам даст, кроме возможности сказать умное и давно всем надоевшее слово.

Трудность привнесения в мир Крокодила Гены и Чебурашки новых смыслов отчетливо контрастирует с их способностью легко перемещаться в любой иной контекст, блестяще продемонстрированной в цикле Кузнецова. Похоже, дело в том, что герои Успенского-Качанова-Шварцмана полностью самотождественны. Герои мультфильма не могут служить иллюстрациями к чужим теориям — они слишком заняты тем, что «работают собой»: в точности как Гена, работавший в зоопарке крокодилом. Эта самотождественность и позволила им стать настоящими героями поп-культуры. Их мир герметичен и долго не выпускает попавшего в него маленького зрителя, которому, конечно, полностью безразлично, какие следы 70-х находят в этих мультфильмах его родители.

Константин Ключкин Заветный мультфильм: причины популярности «Чебурашки»

1

Главный вопрос, связанный с «Чебурашкой», — это вопрос о том, почему этот мультфильм и его главный персонаж снискали у массового российского зрителя особую популярность. Среди знаменитых мульгероев рубежа 1970-х годов — в их ряду Карлсон, Винни-Пух, Волк и Заяц — Чебурашка занимает особое место и воспринимается, по предположению Сергея Кузнецова, как персонаж, наиболее полно выразивший самоощущение позднесоветского человека. В последние годы самым ярким примером такого восприятия Чебурашки стало его использование в качестве символа национальной российской сборной начиная с Олимпиады-2004.

Такое развитие событий удивило депутатов Государственной думы страны: так, член фракции «Родина» Александр Кругов дважды за последующие два года инициировал депутатские запросы в Олимпийский комитет России о том, «на каких условиях и кем был принят символ-талисман „Чебурашка“ российской олимпийской сборной» [487]. Как выяснилось, это решение было принято компанией, создававшей форму спортсменов и посчитавшей, что Чебурашка может стать наиболее удачным талисманом сборной потому, что он «ассоциируется исключительно с хорошим и добрым» и «пользуется любовью и у детей, и у взрослых» [488]. Хотя обсуждение этой темы продолжается до сего дня, оно не вызывает большого интереса у граждан, которые, похоже, воспринимают выбор Чебурашки как естественный, не задаваясь вопросом о том, «почему этот ушастый зверек» стал и остается символом страны на олимпийских соревнованиях. Такое «автоматическое» восприятие странного как естественного наводит на размышления о значениях, связанных с этим героем в российском культурном сознании. Данная статья обращается к тексту мультфильма в поисках ответов на вопрос депутата Крутова: «Что символизирует этот зверек?» [489]

Предметом нашего обсуждения станет текст самого мультфильма в контексте культурных констант советского и отчасти постсоветского времени. В своей статье о детских анекдотах по мотивам советских мультфильмов Александра Архипова точно отметила, что актуальны для широкого зрителя были именно мультипликационные тексты, а не книги, с которыми они были связаны [490]. Поэтому за рамками обсуждения останутся чрезвычайно увлекательные, но требующие отдельных исследований вопросы о значении книги Эдуарда Успенского «Крокодил Гена и его друзья» (1966) и ее связях с мультфильмом, о коллективном авторстве мультфильма, а также о мнениях отдельных членов авторского коллектива — самого Успенского, соавтора сценария и режиссера Романа Качанова, художника Леонида Шварцмана, композитора Владимира Шайнского и других — о принципах и механизмах их коллегиального творчества. Тем не менее в тех случаях, когда книга или заявления членов съемочной группы помогают эксплицировать значения мульттекста, мы будем обращаться к ним, а также к весьма поучительной обсценной версии «Чебурашки», приписываемой «Гоблину» (Дмитрию Пучкову).

Четыре серии мультфильма выходили на телеэкраны соответственно в 1969-м, 1971-м и 1974-м и 1984 годах. Если первые три вышли одна за другой и принадлежат одному периоду, то четвертая относится уже к другому. Эта последняя серия, продукт кризисной эпохи, была вдвое короче предыдущих и производила впечатление недоделанной, как будто на нее не хватило бюджетных средств. Если первые три серии позволяют героям решить поставленные перед ними задачи, то четвертая обрывается до их решения — школа остается на ремонте, а Чебурашка в нее так и не попадает и не успевает ничему научиться. Несмотря на эти различия, незавершенность последней серии можно рассматривать не только как знак кризиса начала 1980-х годов, но и как довольно логичное, хотя и утрированное, развитие основных тем всего мультфильма.

2

Проясняя символическое содержание «Чебурашки», Сергей Кузнецов указывает на сравнительно «самотождественный», оригинальный характер мультфильма, на его несводимость к иностранным художественным моделям, чужим культурным источникам или теоретическим схемам. Хотя это замечание и представляется убедительным, оно не вполне объясняет механизмы рецепции текста и его героя. Для того чтобы заслужить неординарную популярность, мультфильм должен был вызвать у зрителя ассоциации с широким набором близко знакомых и эмоционально окрашенных, хотя, может быть, и неосознанных значений. Отсутствие осознания при острой эмоциональной реакции, которое можно наблюдать в рецепции Чебурашки, говорит о том, что этот мультфильм задействовал культурные значения, настолько повседневные и одновременно заветные для зрителя, что они им даже и не замечаются.

Поиск символических значений мультфильма естественно начать с обсуждения главного героя. Его имя, как сразу поясняет текст, происходит от глагола «чебурахнуться», означающего «упасть». Этимологическая справка сообщает, что этот редкий глагол используется в нижневолжских диалектах, а производное от него именное существительное соответствует широко всем знакомому ваньке-встаньке [491]. В отличие от ваньки-встаньки, Чебурашка, по своему глагольному значению, падает больше, чем встает, — и, как показывает общая эмоциональная тональность мультфильма, о которой речь пойдет ниже, именно мотивы падения, грусти, разочарования характерны и для персонажа, и для текста в целом.

Внешность Чебурашки, как и его имя, ассоциируется с глубинными для русской культуры мифологическими комплексами. Этот «неизвестный науке зверь» понимается «и детьми, и взрослыми» как помесь обезьянки с медвежонком. Медведь ярко представлен в качестве тотемного животного в фольклоре восточных славян [492]. В связи с фигурой ваньки-встаньки реализуется сакральный смысл медведя как подобного человеку существа, а также как героя, наделенного божественной способностью умирать и возрождаться [493]. Сакральными аспектами значения медведя опосредованы и популярность Чебурашки, и, возвращаясь к олимпийской теме, выбор именно мишки как символа Олимпиады-80. Родство между Чебурашкой и олимпийским мишкой отчасти объясняет и выбор первого в качестве символа олимпийской сборной последних лет. И «медвежонок» Чебурашка, и олимпийский мишка одомашнены и лингвистически — посредством уменьшительно-ласкательных суффиксальных форм, и визуально — с помощью выразительных глаз и маленьких, «детских» масштабов изображения. Таким образом они приближены к повседневным аспектам человеческого опыта [494]. Вне зависимости от степени зрительской рефлексии сакральное значение медведя и фольклорные ассоциации с ванькой-встанькой ощущаются российской аудиторией как инстинктивно «родной» смысловой субстрат мультипликационного персонажа.

Но кроме семантического поля «сакрального» и «родного» Чебурашка и сам по себе, и в связи с его партнером Крокодилом Геной ассоциируется с чуждостью и экзотичностью. Реализуя обезьяний аспект своей внешности, Чебурашка прибывает в российское пространство в ящике из-под тропических апельсинов, а Гена «работает в зоопарке» диковинным зверем. Связь «чужого» с «родным» организует внутреннюю структуру основных персонажей мультфильма — и, более того, всего мультипликационного текста. В переводе на зрительские переживания эта двойственная структура реализует самоощущение человека как «своего», принадлежащего своему отечеству, и одновременно отчужденного и от себя, и от родного мира. Хотя такое двойственное самоощущение, возможно, характерно для человека вообще, в мультфильме оно реализовано в языке, характерном для позднесоветской и, как показывает продолжающаяся популярность мультфильма, постсоветской культуры [495]. Представляется, что именно эта структурная двойственность, выраженная богатым набором отсылок к актуальным культурным константам, и объясняет популярность «Чебурашки».