Раиса Беньяш - Пелагея Стрепетова

• Название: Пелагея Стрепетова
• Автор: Раиса Беньяш
• Издательство: Искусство
• Жанр: Театр
• Год: 1967

Все в жизни Пелагеи Стрепетовой, словно нарочно, сочинено для романа. Великая трагическая актриса, она и сама шла навстречу трагическим испытаниям. Творческим, человеческим, общественным. Ее биография полна резких и неожиданных столкновений, внезапных конфликтов, таинственных совпадений. Кажется, действительность сама позаботилась о том, чтобы на каждом жизненном перекрестке, с первой минуты появления на свет, подстроить непредвиденные и глубоко драматичные повороты.

---

У Смирнова было нисколько не хуже, чем у других. В чем-то, может быть, даже лучше.

По крайней мере, никто не решался здесь на открытые закулисные дрязги. Никто, кроме, конечно, антрепренера, не мог отнять роль или заставить играть насильно. Но уж зато сам антрепренер властвовал безраздельно. За свои восемнадцать рублей он требовал безоговорочного подчинения. Дерзкое своеволие Стрепетовой нарушало привычные отношения.

Обычно актеры покорялись ему безропотно. Собранные в разных концах России, они знали, что Смирнов, бывший крепостной человек, едва умевший подписать свое имя, при всем самодурстве, никого из них не обманет и маленькое жалованье выплатит до копейки. Потому и мирились с его крутым нравом.

Противоречий он не терпел. Малейшее несогласие со своим мнением приравнивал к прямому нарушению контракта, а творческое беспокойство называл капризом. Труппу Смирнов подбирал по принципу «числом поболее, ценою подешевле» и объяснял это потребностью «благодетельствовать» артистам. Даже первому любовнику в своем театре он платил не больше тридцати пяти рублей в месяц. Зато, в отличие от многих других театральных предпринимателей, условленную сумму выдавал полностью и в назначенные сроки.

В театре Смирнов распоряжался единолично и ничьих советов не признавал. Собственный вкус он считал эталоном и в афишу часто включал любимую свою пьесу «Таньку Ростокинскую», переименованную им для пущего соблазна в «Таньку-разбойницу». Даже привычные к любой дребедени артисты содрогались от текста, который приходилось произносить.

Полный наивной веры в свои возможности, Смирнов сочинял добавления к пьесам, интермедии, бессмысленные куплеты. В Драме Полевого «Уголино», перед убийством Вероники, когда действие достигало высшего накала, на сцену вдруг выбегал хор, окружал графа, замершего с обнаженной шпагой, и пел игривое сочинение своего мэтра:

Синьор, помилуйте, простите!
Вы Веронику пощадите!
За нее мы просим вас,
Это сделайте для нас!

Нетрудно догадаться, как чувствовал себя исполнитель, когда после этой залихватской просьбы ему предстояло броситься с ножом на свою жертву!

Но с антрепренером не спорили, а он был доволен.

Актеров Смирнов тоже обучал сам и обычно одним и тем же способом. Сидя на своем стуле у самой суфлерской будки, он попеременно обращался к исполнителям:

— Послушай, Т-ий, что ты это, братец ты мой?

— А что-с?

— Да ты, братец, совсем не играешь, совсем не то!.. Потому что… потому что да…

— Как же прикажете, Василий Андреевич? — спрашивает подобострастно актер.

— Очень просто… потому что… потому что… кого ты играешь! Это, братец ты мой… это… это… ведь человек… да, да, потому что… это какой человек? Он бедовый! Да!

По ходу репетиции выяснялось, что все герои пьесы должны быть «бедовыми». Дальше этой всеобъемлющей характеристики персонажей дело не шло. Такими запомнились Стрепетовой уроки мастерства, полученные от первого ее хозяина.

В своих служащих Смирнов больше всего ценил почтительность и непротивление его воле. Стрепетова ему казалась несносной. Девочка, служившая на амплуа «все, что понадобится» и получавшая пятнадцать рублей, была неуступчива и не хотела гнуть голову. Она никогда не скрывала того, что думала, и все свои мнения высказывала вслух в самой решительной форме. В ней не было ни подобострастия, ни склонности к компромиссу. Она отличалась резкостью и презирала всякого рода дипломатию.

После успеха «Ребенка» Смирнов прибавил ей три рубля в месяц. Она считала, что заслужила новую прибавку, и заявила об этом со свойственной ей прямотой. С нового сезона она потребовала по двадцать пять рублей в месяц. Смирнов ответил отказом. Считая себя крестным отцом актрисы, он нашел ее просьбу дерзкой. Контракт между ними возобновлен не был.

Патриархальность ярославской труппы Стрепетова оценила, только послужив в других театрах. Первым из них оказался симбирский.

Антрепренер Иванов сразу согласился платить начинающей актрисе названную ею сумму. Ему это было нетрудно. Он выдавал жалованье по частям, чаще всего рублями, а недоданное записывал в свой долг. К концу сезона он, жалуясь на убытки, объявлял себя несостоятельным и на этом основании расставался со своими бесправными кредиторами, не заплатив им заработанных денег. Деньги чаще всего пропадали. Пропали они и у Стрепетовой. Но не это было самое страшное зло симбирского сезона. Здесь впервые так явно столкнулась молодая актриса с ядовитым болотом театральной провинции.

Театр, выкрашенный когда-то давно сумрачной темно-малиновой краской, напоминал сарай. Две двери из трех были забиты ржавыми костылями. Открытая средняя дверь держалась на обрывке толстой засаленной веревки. Помещение почти не проветривалось, и затхлый воздух ударял в нос. Сцена убиралась редко. На декорациях, тусклых и местами прорванных, лежал густой слой пыли. Скудная мебель переходила из пьесы в пьесу, совершенно независимо от ее соответствия эпохе и обстоятельствам изображаемой жизни.

Уровень исполнения не поднимался над качеством аксессуаров и обстановки.

Активной была только мелкая и злобная закулисная борьба. Стрепетова хлебнула ее сполна.

Враждебные силы сосредоточились в дочери антрепренера актрисе Бельской.

Красивая, понимавшая толк в туалетах, Екатерина Бельская была не только сносной, но и одаренной исполнительницей комедийных ролей. Но чувствуя себя хозяйкой труппы, она играла роли всех жанров, лишь бы они были главными. Атмосфера заискивания, угодничества, грубой лести исключала возможность критики в адрес всесильной дочери антрепренера. Тот же во всем следовал воле своей любимицы.

Стоит симбирской публике проявить повышенный интерес к дебюту новой молодой актрисы в «Ребенке», чтобы пьеса исчезла с афиши. Чем больше растет успех Стрепетовой, тем меньше она получает ролей. Вскоре от нее отнимают все роли ее репертуара, но взамен рьяно занимают на выходах, либо в ролях комедийных, характерных, не только случайных, но и прямо ей противопоказанных.

Юная актриса месяцами играет преимущественно пожилых служанок, а то и просто выходит в толпе. На репетициях премьерша с группой актеров, составляющих ее согласную свиту, громко издевается над Стрепетовой. Ее снимают со всех ролей, но заставляют с больной ногой участвовать в народных сценах. Когда же бенефициант Глушковский, вопреки воле хозяина, отдает Стрепетовой роль Сашеньки в «Светских ширмах», ей устраивают закулисную обструкцию.

Приходится привыкать ко всему. Соперницы не выбирают средств. Через год, в Новгороде, жена антрепренера Докучаева-Алинская, не стерпев восторженного приема Стрепетовой в «Кошке-мышке», пьесе, которую примадонна считала одной из своих коронных, пыталась сорвать успех соперницы заранее задуманной комбинацией. Войдя в уборную, она умудрилась перед решающей сценой прикрепить диадему к искусственному шиньону. Не зная об этом, Стрепетова в разгар драматической сцены, сорвав диадему, кинула ее к ногам партнера вместе с париком.

Расчет Докучаевой не оправдался. Сцена велась на таком подъеме чувства, что зрители не обратили внимания на случившуюся аварию. Не охладила она и исполнительницу. И только бессонную ночь после нервного потрясения вызвала закулисная интрига.

Интриг было достаточно. В Новгороде их плела жена антрепренера. В Муроме сама антрепренерша — Гумилевская. В Симбирске — хозяйская дочка. Суть от этого не менялась. Везде приходилось бороться с противодействием, все начинать сызнова, завоевывать то, что казалось уже несомненным, отстаивать себя и свое искусство.

Оно было дороже всего на свете.

Бытовых трудностей Стрепетова никогда не страшилась.

Когда из-за болезни Антипа Григорьевича уехала домой мать и оставила вместо себя ограниченную ворчливую тетку, Стрепетова страдала от ее докучливого гнета, но считала заботу о ней своей обязанностью. Как ни мало она зарабатывала, она умудрялась посылать деньги родителям. Она шла на любые неудобства, чтобы поселить в своей жалкой квартирке двоюродную сестру Лизу и воспитанника Стрепетовых, помощника театрального парикмахера Ваню.

Стрепетова умела ограничить себя немногим. Как только у нее появились три шелковых платья, она сочла свою театральную экипировку законченной. Когда осенью пришлось переезжать из Симбирска в Самару, она с готовностью пошла на путешествие, которое едва не стоило жизни.

Путешествие началось с переправы на другой берег.

Волга примерзла раньше обычного. До середины кое-как, едва не погрузившись на дно, добрались на затопленных водой лодках. Дальше тонкий слой льда преградил дорогу, и путешественники вынуждены были продолжать путь пешком.