Елена Никольская - Змей подколодный

• Название: Змей подколодный
• Автор: Елена Никольская
• Жанр: Фэнтези

Вытащить из беды лучшего друга — дело святое. Но стать для этого пятнадцатилетним подростком, сохранив сознание взрослого мужчины, — пожалуй, перебор! Особенно, если приходится учиться у каких-то ненормальных колдунов, причём не заклинаниям, а лингвистике, алгебре и хорошим манерам. Идёт игра — сложная, многоходовая и по чужим правилам. Благо ещё, что на знакомой территории, хотя провинциальный российский городок, пусть и точная копия родного, полон странных сюрпризов. Впрочем, всё это — сущие мелочи по сравнению с проблемами, которые способна создать перепуганная и своенравная барышня…

---

Но не станем утомлять благосклонного читателя предрассветною беседой двоих коллег — да и ничьей другой не станем тоже. Лучше попросим его обратить взор в одну из комнат девичьего интерната, где рыдает в рыжую шёрстку наша измученная героиня.

Горько всхлипывая и шмыгая носом, маленькая ведьма излагала пушистому и ненаглядному события уходящей ночи. Пушистый и ненаглядный сочувственно подвывал, обнимал ведьму лапками и не обращал внимания на промокавшую от слёз шкурку.

На душе у Флюка было погано: он абсолютно искренне полагал себя мерзавцем. Подобное убеждение посетило его впервые в жизни, так что подвывал он на полном серьёзе и почти на нём же подумывал о предательстве. Пушистому и ненаглядному просто брюхо сводило от желания упасть девочке в ноги с чистосердечным признанием. Прекрасно понимая, что добра от признания не будет никакого, полосатый мерзавец стойко держал язык за зубами — себе дороже.

Sur la guerre comme sur la guerre[30], господа хорошие! Куда ж деваться…

Глава 6 (Андрей)

Бегство единорога(спровоцированное связкой ключей, ноябрьской грамматикой и растаявшим шоколадом)

Поселилась ты на плече моём,

Словно ласточка свой слепила дом.

И как ласточка принесла весну -

О, как горд я тем, что тебя несу!

Пусть не замок я, не дворец иль храм -

Закуток в дыре, в конуре, где хлам.

Но внутри меня мелкий пёс сидит.

Хмур, не спит, не ест — всё тебя хранит.

Невеликий пёс — всего с варежку,

Но кормить с руки не отважишься.

В. Ситников

Блокнот: 11 ноября, четверг, ночь

"…четверть века — срок-то изрядный… Сижу вот с чекушкой водки, чокаюсь с портретом Маркеса (надо бы заменить, а то сопьётся дон Габриэль) и мыслю логически. В смысле размышляю. Одна беда: мы, джедаи, — алкоголики, и с логикой у нас скверно. То ли дело — мой мудрый наставник! Он-то нашего обидчика махом вычислил. Ткнул меня, героического, носом в очевидное. Утрись, джедай хренов: сам бы в жизни не допёр!

Ладно. В задницу уязвлённое самолюбие — и думаем дальше.

Ну что — колдунов знакомых у меня и до гимназии хватало, спасибо Алексею Николаевичу. Он их в своё время целый полк напридумывал. Стройсь! Ра-авняйсь! Который тут настоящий — два шага вперёд! Да-да, сударь, вы самый — это ж вы мне руну-косточку отдали? Не лично, но близко к тому. И это, мать вашу, аргумент! Факт, вашу мать!

А дальше так: был, значит, у нас знакомый дяденька-колдун, и мы его лихо киданули. Четверть века назад, в другой реальности и не по правде. Но дядя всё же осерчал и объявил вендетту. И ведь тоже факт! Это — факт!

Бред это, мля. Мля, это — БРЕД!

Сел я, хренов рыцарь, на белую лошадь и ноги в стременах запутал. Наступил мне, одинокому герою, скирдык-кумар по полненькой программе.

Но ведь сходится, шайтан меня задери! Как ни тасуй — всё в масть, хвостом мне по колоде! Нормальный расклад: если есть на свете гимназия, отчего не быть Чёрному Шевалье?

Ох-ха, был бы ещё толк от такого расклада! Шевалье, там, или Великий Мерлин — да хоть Кощей Бессмертный! — что делать-то прикажете, господа хорошие?!

Однозначно — принять предложение Демурова. Собрать всех преподов и нажаловаться — вот бы славно! Да нельзя. Совета спросить — и то нельзя. А ведь наверняка бы ещё нашлось, куда меня, придурка, носом потыкать…

Я — герой! Базара нет! Доспехи — целы, лошадь — не загнана, перо на шлеме — полным торчком…

Я — придурок. По уши в дерьме — и ни одной верёвочки. Так что зря драгоценный мой змеюк на меня рассчитывает, как ни погано это признавать.

А погано. Ох, как мне погано, братец ты мой кролик, величество твоё незабвенное! Ведь не к сахарной миске я сюда рванул! Я ж ведь на всё для тебя готов — ты-то знаешь! Морды бить, поле пахать, сортиры чистить… кстати о дерьме… Ну и где те сортиры?! Да и морд набитых покамест не видать — ежели только посчитать тех вампиров — ежели опять же они имелись в натуре! — а вообще-то, до их морд я, джедай недоделанный, так и не добрался. (Экий пассаж, а?!)

А САМОЕ ПОГАНОЕ, что рванул сюда НЕ Я ОДИН.

Я заплатил бы любую цену за информацию об отношениях господина Гаранина и мадемуазель Заворской.

За какие такие радости звезда моя икру здесь мечет?!

Из каких таких соображений Лёха её-то сюда вызвал?!

Душа не на месте, судари мои! И страшно, и грустно, и некому морду набить… И ревность кроет — чего уж там греха таить. Вроде бы и нет у меня повода в барышне сомневаться — но поди ты найди ей другую причину коней на скаку тормозить! А если так — для чего ж Лёха мне ключи от квартиры презентовал?! Что мне в ней делать-то — кроме как баб водить?! Разве что там и запереть… Ибо тридцать четвёртый квартал — век пива не видать! — есть для меня, любимого, самое безопасное в этом мире место.

Вот баб мы с Алексеем Николаичем ни разу не делили. Сопливы были — баб делить. А может — прецедента не случилось. Но что касается Ольги — тут ни дружба приснопамятная, ни сопливость в расчёт не идут. Делиться я не намерен — ни с другом милым, ни с чёртом лысым. Костями лягу, в клочки порву.

Ага. Если сумею.

Твою ж дивизию, если б ничего этого не было! Нет, гимназия пусть останется! Учился бы я спокойненько, нирванил, кумарил и в ус не дул… Или уж послали бы золотое руно добывать. Плыл бы сейчас за тридевять земель в тёплой компании с греческими амфорами — лепота!.. А предварительно лишил бы барышню невинности — во избежание сцеживания крови.

Ну да — трахнуть и запереть!

Злой я, судари мои. Лютый и озабоченный — влюблённый. (Ну, тоже ничего себе пассаж…)

Я, собственно, решился — то есть, насчёт невинности. Да и звезда моя, сколько вижу, не против. Темперамент у барышни — тот ещё! Ходим друг подле друга, как парочка мартовских котов, — при ноябре-то на дворе…

Но черноморский климат — что вы хотите! Мечта! Впрочем, не уверен, что правильно помню детали черноморского климата.

Кстати сказать, ноябрь на погоду всегда был месяц капризный и странный — а уж здесь и вовсе с цепи сорвался! Но я его люблю. Всегда любил.

В детстве я думал, что в ноябре заперт снег — где-то вот в небе, между средой и субботой, но где-то там…"

1

Ноябрь, последыш осени, странный месяц…

Дрожащий листвой под вечер, ты скован инеем в сумерках утра. Ты вешаешь серые гардины на день и срываешь их ночью. Твоё прошлое — град, бьющий по лету, твоё будущее — оттепель, которая топит зиму. Твоя грамматика безумна и вывернута — продолженное вчера, уходящее завтра… Тебе ненавистна частица "бы", ты лишён конъюнктива[31] — но не терпишь констант и догматов. Зачатый ведьмами за час до Хэллоуина, рождённый всеми святыми, ты не любим никем, кроме инквизиторов и лингвистов. Тайный советник тьмы, тайный тюремщик снега, ты равнодушен к мёрзнущим и неподвижным. Но те, кто подобен тебе… Задумавшие убийство проклятой частицы… О, как же ты нежен с ними, месяц ноябрь!

Ты добр к мужчине, которому тридцать пять лет, ты опекаешь мальчика, которому нет и шестнадцати. Ты помог им заблудиться в прошлом и в будущем, ты переплёл их сумасшедшей грамматикой — мужчину и мальчика, в одном теле, в одной голове, в одной душе. Измученной душе, уж это точно! Счастливой душе — точно и это! Душе, в дверь которой стучит копытом делирий[32] белой горячки. Или уже достучался, кто знает!..

Андрей Карцев не знает.

Андрей Карцев, бывший журналист и будущий маг, смирился с ноябрьской грамматикой. Андрей Карцев, пират с лёгкой руки лучшего друга и личный рыцарь маленькой ведьмы, не чувствует времени. Андрей Карцев, наследник джедаев, учит уроки. Он учит завтрашнюю математику — вчера. Он учит вчерашнюю физику — завтра. В сумерках утра он учит историю Римской империи, давно погибшей, живее всех живых. В задержавшейся полуночи он засыпает, но когорты легионеров шагают по его подушке и по упавшему на пол учебнику, они говорят на латыни — в продолженном вчера и в уходящем завтра. О ноябрь, безумный лингвист!..

Но и сам ноябрь отшатнётся, заглянув в глаза своему протеже. Чего только нет в этих тёмных испанских глазищах, исчерченных прожилками недосыпа! В них толпятся графики, формулы и морфемы (о магия, наука тебе имя?!). В них завис, обвивая рукоять меча, зелёный бантик (паззл, сложившийся паззл). В них тревожно вертится маленькая ведьма ("назло, всем назло!"). В них скачет белая лошадь ("делириум тременс, кобылка моя!"). В них качается маятником связка ключей (два от квартиры, один от почтового ящика).

Ключи достают особенно.

Ключи мешают каяться и клясться, когда Андрея вызывают на ковёр к директору гимназии. Ключи мешают сосредоточиться на параграфе, и Никита Делик читает параграф вслух — безрезультатно! Даже во время уроков ключи звенят в голове, даже мадам Окстри теряет терпение: "Вернитесь к нам, сударь!"

На свиданиях с барышней ключи орут в голос. "Придурок, — орут они, — почему в субботу?! Сегодня! Сейчас!" И Андрей, всё решивший, всё рассчитавший, не может, уже не может держать себя в руках, а барышне словно того и нужно. Барышня льнёт к его напряжённому телу и позволяет немыслимые вольности. Барышня нарушает установленные ей же временные ограничения.