Джон Барт - Всяко третье размышленье

• Название: Всяко третье размышленье
• Автор: Джон Барт
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-02988-0

Впервые на русском — новейший роман классика американского постмодернизма, автора, стоявшего, наряду с К. Воннегутом, Дж. Хеллером и Т. Пинчоном, у истоков традиции «черного юмора». «Всяко третье размышленье» (заглавие книги отсылает к словам кудесника Просперо в финале шекспировской «Бури») начинается с торнадо, разорившего благополучный мэрилендский поселок Бухта Цапель в 77-ю годовщину Биржевого краха 1929 года. И, словно повинуясь зову стихии, писатель Джордж Ньюитт и поэтесса Аманда Тодд, профессора литературы, отправляются в путешествие из американского Стратфорда в Стратфорд английский, что на Эйвоне, где на ступеньках дома-музея Шекспира с Джорджем случается не столь масштабная, но все же катастрофа — в его 77-й день рождения. Как будто этих совпадений было мало, далее следуют несколько эпизодов, обозначенных как «видение/греза/морок/умопомрачение/глюк/все что угодно», по одному на каждое время года; в этих видениях Джордж вспоминает друга своего детства и юности Неда Проспера, с которым они пережили немало общих увлечений, от литературных до любовных…

---

И наконец (в-третьих и в-последних), отставной СПП-Профессор Ньюитт вспоминает о предрасположении его приятеля Проспера, даже в те времена, к фразочкам о «последних вещах»[34], обратившемся в студенческие его годы едва ли не в манию:

— Ты в последний раз видишь меня в идиотских вельветовых бриджах и чулках до колена! Отныне либо брюки, либо голая задница!

— Последняя поездка на дурацких детских велосипедах: сгоняем до моста, Джи!

— Последний день в пятом классе мисс Бринсли. Гип-гип-ура!

— Последняя неделя каникул, надо бы выжать из нее все возможное!

— Последний год второго срока президента Рузвельта!

— Последний день девятьсот тридцатых!

— Последний день рождения детства. Имеем полное право повалять дурака!

— Надо бы покататься на санках, пока не поздно: скоро последний день зимы!

Действительно. И почти семьдесят лет спустя, пока сенаторы Хиллари Клинтон из Нью-Йорка и Барак Обама из Иллинойса вели друг с дружкой изнурительную борьбу за право стать либо первой женщиной, либо первым афроамериканцем, выдвинутыми в кандидаты на президентский пост, а зима 2007/08 года НЭ следовала ее неспешным, неотвратимым курсом, по меньшей мере двое обитателей планеты Земля начали гадать, вглядываясь в зачаточное сочинение Дж. И. Ньюитта: «Что это, спрашивается, за херотень?»

Как раз такой вопрос и задал один из них, Поэт/Профессор Аманда Тодд, другому, ее немедля поднявшему перед собой обе ладони мужу, попросившему, что он делал нечасто, подругу его жизни просмотреть скрепленные вместе страницы, которые она теперь бросила ему на колени. На что он ответил:

— Я надеялся, что ты поможешь мне это понять.

— Ну, для начала, что ты задумал — роман, воспоминания, что? И многое ли из этой белиберды происходило на самом деле?

— Меня не спрашивай; я здесь всего лишь работаю. — Он пожимает плечами. — Всяко бывает. Кстати, хорошо, что вспомнил: я напрочь забыл включить в список Последних Первую из них, более чем достойную упоминания. А именно то, что в вышеупомянутый Последний День учебы в Пятом Классе Бриджтаунской начальной состоялся литературный дебют Творчески Вашего Джорджа Ирвинга Ньюитта, принявший форму грязного стишка об их строгой, толстой, грудастой учительнице. Дебют, начертанный, пока мисс Бринсли, стоя у большой настенной карты, распространялась о временных поясах и обращении времен года в Северном и Южном полушариях, карандашом «Диксон Тикондерога № 2» на листке, вырванном из толстой, разлинованной синим тетради, был отправлен через класс для украдчивой передачи Неду П., но замечен и захвачен его (дебюта) зоркой героиней еще до того, как получатель успел дочитать посланное ему — катрен (схема рифмовки aabb), переработанный Джи из другого, автор неизвестен, устно передававшегося друг другу на переменах пяти-шестиклассниками, которые находили его забавным. Итак, оригинал:

Дряхлый Генри в бурлеск заскочил, на беду,
И уселся там в самом первом ряду,
И, как только девицы затанцевали,
Со штанов его пуговицы поотлетали.

Рукописный вариант Джи:

Прошмыгнула мисс Бринсли в бурлеск, на беду,
И уселась там в самом последнем ряду,
Но, как только на сцене пацаны заплясали,
С ее лифчика кнопки поотлетали.

— Разреши мне задать прямой вопрос, — попросила, выслушав и то и другое, Аманда Тодд. — Ты хочешь уверить меня в том, что еще и в тысяча девятьсот сорок первом году некоторые, по крайней мере пятиклассники Бриджтауна, штат Мэриленд, полагали, будто сексуальное возбуждение сопровождается у женщины приливом крови к грудям?

— Некоторые — наверняка. Да и что мы могли знать?

Сам Рассказчик узнал со всей определенностью и теперь сообщает следующее: сочиненный им стишок устрашающую мисс Бринсли не позабавил. Храня на лице непроницаемое выражение, она смяла манускрипт и швырнула его в стоявшую у доски мусорную корзину (из коей автор затем извлек его, поскольку по окончании того учебного дня был оставлен, в виде дополнительного наказания, в школе — вытирать доски и выносить мусор), а затем сурово велела сочинителю выйти к доске, обвинила оного в непристойном поведении и незаконной рассылке записок, приказала ему согнуться над учительским столом, а первому, несостоявшемуся впрочем, читателю стихотворения нанести пять жестоких ударов по гузну поэта — большой деревянной палкой, выставленной для устрашения бедокуров в красном углу класса. Почему пять? В ходе последующего обсуждения этого происшествия на спортивной площадке школы мнения на сей счет разделились: одни полагали, что поэт получил по удару за каждый год, проведенный им в школе, другие — что первые четыре отвечали числу строк в его катрене, а пятый был добавлен для круглого счета, а еще другие — соотносили их с числом кнопок-крючков на лифчике мисс Бринсли (столько не бывает, сообщила нам впоследствии Рут Проспер, обладавшая более глубокими познаниями в этой эзотерической области, — но, с другой стороны, не следует забывать и о размере… э-э… буферов мисс Б.!). Автор получил причитавшееся ему наказание от исполнительного Читателя, затем Персонажи поменялись местами, и теперь уже Охальный Отправитель записки трижды угостил палкой ее Приязненного Получателя, после чего мисс Бринсли объяснила им и всему классу, что соучастники любого злодеяния, пусть вина их и меньше, чем вина его совершителя, должны нести свою долю ответственности.

— Сдается мне, — умозаключила Манди, имитируя неторопливый выговор обитателей Восточного побережья, — твоя старушка мисс Би была училкой что надо.

Была, хоть ее и не шибко любили: она объяснила нам даже тонкое различие между соучастниками До и После содеянного. Так что мы получили наши Тропики Рака и Козерога задолго до того, как открыли для себя — в студенческие уже годы — рискованные романы Генри Миллера.

— Каковые, сколько я знаю, впервые увидели свет во Франции и примерно в то время, о котором ты рассказываешь. И что же извлекли из этого испытания Будущие Беллетристы Проспер и Ньюитт — помимо побитых derrière[35]?

Не так уж им и сильно досталось, гораздо сильнее язвила душу Дж. И. Ньюитта мысль о том, в каком глубоком дерьме он окажется, когда весть о случившемся достигнет его дома, — в отличие от Неда П., родители коего, и сами бывшие педагогами, как правило, относились к Школьным Шалостям сына с гораздо большим пониманием. Однако, к удивлению участников этой истории, других неприятных последствий она не имела. По какой-то причине мисс Бринсли предпочла не сообщать о происшедшем ни тем родителям, ни другим, да и в классе никогда о нем не вспоминала. Как не настучала на них и сестра Неда, быстро получившая все подробности по внеклассной линии связи, что тянулась от Бриджтаунской начальной до Стратфордской младшей средней, в восьмом классе которой она училась. Рут лишь неодобрительно покачала головой и пообещала, что всякого, кто посмеет написать такое дерьмо о ней, будет ждать возмездие куда более суровое, чем пара-тройка шлепков по мягкому месту, — и добавила к обещанию упомянутую выше поправку касательно предположительного числа крючков на лифчике.

— Тебе виднее, — язвительно согласился один из нас — Джи, полагает Дж., поскольку Нед уже успел отметить, что «пара-тройка» — это точное число полученных первым ударов.

— Только не думай, что и ты их увидишь, — ответила надменная Рутти, зачаточный бюст которой еще не требовал, насколько мог судить Джи, поддержки бюстгальтера. — Времена стриптиза миновали и теперь пылятся на чердаке.

— По зрелом размышлении, — заявил Нед недолгое время спустя, когда он, Джи и пара-тройка их партнеров по игре в вышибалы обсуждали на спортивной площадке то, что уже получило название «БББ-стишок» (Бринсли/Бурлеск/Беда), — вместо «Но как только на сцене пацаны заплясали» там должно стоять «БАЦ как только на сцене» и так далее.

Не только потому, что «бац» добавляет а стишок еще одно «б», пояснил он, но и потому, что «бац» («лишнее „б“ не помешает, понимаете?») лучше описывает ситуацию: она «прошмыгнула» в зал; она «уселась там в самом последнем ряду», чтобы ее не заметили, и тут — бац! кнопки летят — она засветилась.

— Конечно, это не точные его слова, — сказал теперешний Дж. — Нам с ним было всего по одиннадцать лет, а в сорок первом никто еще «засветиться» не говорил, но как теперь вспомнить точные? Что я помню, так это сам разговор по поводу «но/бац» и то, что все согласились: насчет смысла этой строки и аллитерации вообще (хотя и этого термина мы тоже не знали) Нед попал в самую точку, — впрочем, по-моему, и такого оборота тогда еще не было.

— Короче говоря, — произносит его всегда готовая к услугам супруга, — у Неоперившегося Писателя и Неоперившегося Критика прорезались первые перышки. Жаль, что у меня не было в пятом классе таких однокашников.