Александр Волков - Владигор. Князь-призрак

• Название: Владигор. Князь-призрак
• Автор: Александр Волков
• Издательство: Азбука, ACT
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-01527-1, 5-7684-0664-6

Свергнув Климогу, Владигор по праву занял синегорский престол. Но начало его царствования не было безмятежным, над страной реяла черная тень предыдущего правителя…

Не пристало князю править, не выходя за порог дворца, узнавать о нуждах подданных из уст лукавых царедворцев. Владигор решает под видом бродяги на себе испытать, каково живется простому человеку. Между тем злодеи-самозванцы только и ждут случая, чтобы воспользоваться его отсутствием…

---

— В каждом из нас частичка этой силы бродит, — сказал мальчишка, бросив в полыхающий камин трупик мышонка, — а откуда она, никто не знает. Старики молчат или такими дурнями прикидываются, что хоть колья у них на головах теши — глазом не моргнут. Моя прабабка тоже вроде как заговариваться стала под конец жизни, а как Косая встала в изголовье, так откуда-то и ум у старухи взялся, и силы: поднялась с одра, в сундук залезла, мешочек этот со дна достала и говорит: «Дикость ваша не от природы, это кровь в вас гуляет заговоренная, и снять заговор только тот сможет, кто рукоятку от этого клинка найдет, к разлому приставит и весь чин от начала до конца три раза прочтет». Сказала, клинок отдала, легла на одр свой и преставилась.

— Откуда ж такой чародей в этой глуши явится? — прошептала Любава, глядя в широко раскрытые глаза мальчишки.

— Явится, княжна! Не знаю откуда, но непременно явится! Недолго ждать осталось! — убежденно сказал мальчишка. — Идет Князь Света поразить Тьму, и не устоят против него воины Чернобога, бесы поганые, в крови по колено гуляющие!

Мальчишка упал на колени, протянул к камину тонкую бледную руку с зажатой в пальцах пластинкой, рухнул лбом в ковер и замер в этой напряженной позе.

— А как хоть звать твоего князя? — спросила Любава, чутко слушая тишину за окном.

— Как звать — нам не велено знать! — глухо прогудел мальчишка, не поднимая головы. — Но ему, светловзору, все пути знаемы: волком мелькнет, щукой плеснет, соколом прянет, да о земь — хлоп!

— Шел бы ты спать, малой, — сказала Любава, проводя рукой по спутанным волосам мальчишки. — Ты спишь, а князь идет! Воспрянешь утром — глядь, а он уж здесь, светловзор твой!

— Мед бы твоими устами пить, краса ты наша ненаглядная! — прошептал мальчишка, поднимая на Любаву сверкающие диким восторгом глаза. — Устали мы от непотребства нашего, ждем не дождемся избавителя своего!

В этот миг за окном послышался шелест. Любава вздрогнула и невольно приложила палец к пухлым губам мальчишки. Но тот тоже услышал приближающиеся звуки и замер, чуть повернув голову к окну.

— Летит! Летит наш князь! — прошептал он, глядя на княжну слезящимися от восторга глазами. — Филином обернулся, ясновидцем ночным, чей взор лучистый тьму насквозь пронзает!

— Ошибся ты, то нетопырь залетный! Вампир ночной, до конской крови падкий! — глухо забормотала Любава, упершись в огромные зрачки мальчишки тяжелым, неподвижным взглядом.

— Нет, нет, я слышу шелест перьев шелковистых, а нетопырь, княжна, летит бесшумно, — упорствовал мальчишка.

— То дождь шуршит в его объятьях мягких, — продолжала княжна, медленно стягивая с пальца перстень и переводя взгляд мальчишки на граненый голубой топаз, заключенный в его тонкой оправе.

— Дождь не шуршит, а только мочит шерстку… — Голос мальчишки внезапно пресекся, глаза затуманились, веки опустились, длинные ресницы коснулись загорелых щек.

Любава встала со скамейки, провела ладонью по его лицу, потом подошла к окну и распахнула створки. Филька висел, схватившись когтями за оконный косяк и широко раскинув тяжелые от влаги крылья. Когда княжна выставила руку в окно, филин вцепился загнутым клювом в широкий рукав ее мантии, подтянулся и вскарабкался на подоконник.

— Чуть не сшибла, егоза! — пробурчал он, встряхнул обвисшими крыльями и неловко, боком, соскочил на пол опочивальни.

Любава прикрыла створки, отступила от окна и отвернулась, чтобы не видеть, как птица превращается в человека. Мальчишка-беренд неподвижно сидел напротив затухающего камина, спиной к ним. Когда княжна подошла и положила руку ему на плечо, он медленно встал и пошел к двери.

— Стой! — тихо приказала княжна, глядя ему в затылок.

Мальчишка остановился и замер на месте, безвольно опустив руки вдоль тела.

— Спать! Спать! Спать! — монотонно забормотала Любава, не отводя взгляда от его плоской макушки.

Мальчишка немного постоял, потом покорно направился в угол, где стоял широкий низкий ларь, покрытый узорчатым ворсистым ковром.

— Теперь ложись и спи! — быстро прошептала княжна.

Колени мальчишки подогнулись, сам он наклонился вперед, упал на ларь, свернулся, как кот на взбитой перине, и, натянув на себя свисающую полость ковра, тихонько засопел носом.

— А это кто такой? — раздался за спиной княжны уже вполне человеческий голос Филимона.

— Не знаю, — пожала плечами Любава. — Беренды приставили. Камин топить, полы мести, охранять…

— Топить и мести, может, и сгодится, — сказал Филимон, подходя к спящему и вглядываясь в его лицо, — а вот чтобы охранять, сомневаюсь… Мал еще, горяч. В охране не столько сила и ловкость нужна, сколько выдержка и опыт.

— От кого меня охранять, Филя? — спросила княжна. — Волк и медведь сюда не сунутся, лихой человек без нужды не полезет — какая ему во мне корысть? Разве что перстенек этот, да и с ним особенно не пофорсишь, знак княжеский у него в камне, который в Синегорье каждый знает, от боярина до золоторотца последнего.

— Перстень продать можно, — рассеянно прервал ее Филимон. — Купцы нынче пошли такие, что ничем не побрезгуют, лишь бы руки нагреть.

— Оставь, Филя, пустое все это, — перебила княжна, приглядываясь к его правой руке, перехваченной поверх локтя широкой белой повязкой с продолговатым темным пятном. Заметив ее взгляд, Филька повернулся левым боком, подошел к камину и сел на низкую скамейку против затухающего огня.

— Что у тебя с рукой? — спросила княжна, когда Филимон левой рукой взял с пола полено и бросил его на угли, по которым перебегал неверный переливчатый жар.

— С какой? С этой? Ничего! — бодро сказал Филька, протягивая опять-таки левую руку за кочергой. Кованая стойка с каминными щипцами, совком и кочергой помещалась справа от широкого каминного зева, и потому, чтобы дотянуться до нее, Фильке пришлось не только извернуться на скамейке, но даже слегка привстать.

— Правой возьми, недотепа, а то, не ровен час, переломишься, — сказала княжна, пристально следя за его неверными движениями.

— И то верно! — воскликнул Филимон. — Обратиться-то обратился, да, видать, мозги за телом не поспели. Как были птичьи, так и остались!

За этой болтовней он как бы невзначай подтолкнул скамью к стойке, привстал и уже из такого положения ухватился правой ладонью за торчащую рукоятку кочерги; но когда пошевелил плечом, пытаясь выдернуть ее из кованого кольца, тяжелая стойка накренилась и с грохотом рухнула на железный лист перед камином.

— Проклятое крыло, бес его задери! — простонал Филька. — Превратилось, а брать по-людски не приучилось! Пальцы, как перья, скользят!

Он взглянул на спящего мальчишку и, убедившись, что не разбудил его, повернулся к Любаве.

— Не серчай, пресветлая княжна, — сказал Филька, стараясь не встречаться с ней взглядом, — погодка нынче такая, что никак мне в людском облике не обжиться.

— Оставь, Филимон, не время шутки шутить! — строго сказала Любава. — Давай свою руку!

— Сейчас, сейчас, сердечко мое! — забормотал Филька. — Железки соберу, огонек вздую…

— Без твоих хлопот обойдусь! Делай, что я сказала! — воскликнула Любава, гневно стрельнув глазами по завалившейся стойке и дымящемуся на углях полену. Железки тихонько зацокали по железному листу, заползая в чугунное кольцо. Когда они устроились в своих гнездах, стойка выпрямилась и вернулась на место, косо переставляя три ножки, отлитые в форме птичьих лап. Пепельные угли под поленом вдруг сами собой налились малиновым жаром и выбросили алые язычки пламени, которые стали бегло облизывать сухое дерево.

— Иду, краса моя ненаглядная! — усмехнулся Филька, оглядываясь на горящее полено. — А рука — пустяк! Крылом в темноте на еловый сучок напоролся, вот ранка и осталась…

Когда он сел на скамью, Любава ловкими движениями размотала заскорузлую от крови повязку, добралась до дырки в рукаве, запустила в нее ногти и, разодрав ткань по кругу, осторожно скатала ее до Филькиного запястья.

— Скажи мне, Филя, с каких это пор на еловых сучках стальные наконечники расти стали? — сказала Любава, смыв мокрым платком запекшуюся по краям раны кровь и внимательно осмотрев круглое отверстие в мускулистой руке.

— Бог с тобой, Любушка моя, какие наконечники! — воскликнул Филька. — Сучки еловые знаешь какие крепкие бывают? Как стрелка каленая! Даром, что ли, твои беренды капканы-саморезы из них гнут!

— Это не твой случай, Филя, — сказала Любава, осторожно ощупывая пальцами твердый бугорок в глубине эластичной мышцы. — Меру всегда знать надо, даже когда врешь…

Говоря это, княжна вдруг резко сжала в руках мощное Филькино предплечье и, подставив ладонь, на лету подхватила железный наконечник стрелы, выскочивший из раскрывшейся ранки.