Юрий Иванов - Острова на горизонте

• Название: Острова на горизонте
• Автор: Юрий Иванов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1984

Книга приключенческих рассказов о далеких, затерянных в океанских просторах, лежащих вдали от проторенных путей, кусочках земли.

Юрий Иванов, автор многих книг, в недалеком прошлом матрос, научный сотрудник поискового судна, помощник капитана, рассказывает непридуманные истории о нелегком, порой опасном, рискованном, но вместе с тем и увлекательном, романтическом труде рыбаков, о том, как раскрываются морские тайны, о людях, с которыми автора сводила судьба вдали от Родины.

---

Гул ветра. Гомон недалеких волн. Шорохи на чердаке, скрип половиц.

Я бродил по скудно освещенному огнем камина помещению, ждал толстяка Джо. Вглядывался в туманные, расплывчатые лица людей на картинах. Кто такие? Кого изображали художники на своих полотнах? Вот женщина с открытой грудью. Синие-пресиние, будто живые, глаза глядели на меня из темного, зеленовато-синего, как морские глубины, полотна. Удивительно — лицо едва ощутимо, чуть приметны полусмытые водой пухлые губы, а вот глаза сохранились. Живут!.. Пейзаж. Лес. Горы. Таинственные, зыбкие, не реальные, словно залито все сине-зеленой водой, расплылась краска в океанских глубинах.

Остановившись у полки с книгами, я взял одну из них и ощутил ладонью приятную шероховатость кожи обложки. Чьи руки, где и когда брали в последний раз эту книгу? Обложка приклеилась к страницам. Я попытался открыть книгу посредине, но страницы будто срослись. И я поставил книгу на место. Может, это те лоции, о которых говорила Рика?.. Тайна.

Хлопнула дверь. Зазвенели стекла в раме. Джо подложил в камин еще сухих смолистых поленьев. Я глядел, как он выкатил щепкой из огня пылающий уголь прямо себе в ладонь и потом, щуря глаза, закурил толстую длинную сигару.

А я подошел к карте погибших возле острова кораблей: «Джоржия» — 1863 год, «Фельмоут», «Лаура», «Эдда Корхум», «Ямайка», «Иоганна», «Сэндер Ника»… Холодок прокатился по моей спине. «Джесси Вуд», «Эфес», «Адонис», «Сириус»… Что-что? Я разгладил ладонью жесткую бумагу. «Сириус»?.. Фу, черт, 1861 год. Вытер испарину, выступившую на лбу, и пошел к огню, сел в кресло, спросил:

— Ну а вы как тут очутились, Джо?

— Из любви к музыке, — усмехнувшись, ответил тот.

Я подождал немного, думая, что он пояснит свои слова, но толстяк Джо глядел в огонь, попыхивал сигарой и молчал. И тогда я нарушил затянувшуюся паузу:

— Джо, а кто это придумал Рике такое длиннющее имя?

— Да она сама. — Джо вынул сигару изо рта, снял корявым черным пальцем табачинку с оттопыренной губы. И вновь потянул в себя дым. Выдохнул синее облако в камин. — Для меня она — Вика, для Фернандо — Катрин. Понимаете? Она будто одна, и будто у каждого из нас по дочери. И для нас и для тех спасателей, которые обитают на другом краю острова. — Он шумно вздохнул. — Через месяц Рика уйдет на станцию Уэст-Ривер и будет жить там. Потом она переберется на другую станцию, к отцам Рене и Максу. Если бы не шторм, они бы приехали сегодня сюда. Так вот, а потом опять вернется. — Он помолчал, улыбнулся: — Мы все ее очень любим, док. Да что любим! Она как… — Джо поразмышлял, — Она как солнечный лучик… Вот уйдет Рика, и я буду каждый день считать: когда же она вернется? И буду, как мальчишка, раз или два в неделю бегать за шесть миль к ней на станцию Уэст-Пойнт, а отец Бен станет ревновать ее ко мне и погонит меня назад. А потом он будет прибегать сюда, проверять, как она учит французский. — Джо грузно встал, повернулся, и кресло сокрушенно закряхтело под его могучим телом.

Толстяк Джо поворошил кочергой, и столб искр унесся в дымоход. Он улыбнулся. Кому? Огню, греющему нас? Девочке, о которой рассказывал? Но вот помрачнел, нахмурился:

— А осенью мы отвозим ее в Галифакс. Она учится там в гимназии Альбрехта. Невозможно пережить эти длинные штормовые и холодные зимние месяцы, эти месяцы без нее.

— Как она попала-то на остров? Тут какая-то тайна?

— Да, док, — немного помедлив и понизив голос, сказал Джо. Оглянулся. И я тоже осмотрелся. Две наши громадные черные тени шевельнулись на стенах и потолке. — По закону она лишь моя, понимаете, моя дочь! Ведь это я нашел ее на моем, понимаете, моем участке!..

— Прости, старина, а что это за участок?

— Тут все просто, док. Весь остров, а точнее, все побережье острова разделено на двенадцать секторов. Понимаете? И каждый сектор принадлежит кому-либо из нас. И вот после шторма мы садимся на лошадей и объезжаем весь остров, смотрим, не вынесло ли кого или что-нибудь из моря-океана: после шторма океан обязательно что-нибудь выкидывает на песок. Всякий мусор, хлам, а то, глядишь, монета, а там — труба подзорная, а там — книга старинная или еще что-нибудь. Понимаете?

— Понимаю. Все понимаю.

— И вот иду я и вижу — небольшой надувной плотик лежит. А в нем… — Джо продолжил вдруг охрипшим голосом: — А в нем, в воде — вода и в плотик налилась — девочка в одной нижней рубашонке… Подбежал, думал, мертвая, а она дышит! Схватил я ребенка, прижал к себе, закутал в куртку и помчался. Почти три мили бежал, док, три мили! И все приговаривал: «Пускай она не умрет, пускай выживет!» Мне казалось, что сердце мое взорвется, а вены лопнут и кровь фонтанами хлынет из ушей и ноздрей. Принес. Растер шерстяным шарфом, потом спиртом, напоил ее грогом. Она открыла глаза. Улыбнулась. И заснула. Сутки спала, док, сутки! А я сидел рядом… Собрались мы все, со всего острова. Открывает она глаза и говорит по-английски: «Где я?» — «А ты откуда? — спрашиваю я. — Как звать?» Она думала, думала, вспоминала, вспоминала, а потом говорит: «А я не знаю, откуда я. Звать? Не знаю, как меня звать».

Джо поднялся из кресла, прошелся по комнате, и доски пола прогнулись под ним, заскрипели.

— У нее отшибло память, док. Такое ведь бывает?

— Бывает. От страшного потрясения. Шок памяти называется это.

— Она ничего не помнит, док, ну абсолютно ничего! Сообщили мы в Галифакс: мол, нашли девочку, лет примерно восемь-девять, имени своего и фамилии не помнит, попытайтесь разыскать родственников. Искали, искали — не нашли. И тогда мы решили, док, удочерить ее. Все вместе, все двенадцать. Вот так и появились у девочки двенадцать отцов. Для меня она — Вика, для Фернандо — Катрин… Понимаете? Для каждого из нас свое имя, все тут очень просто.

Вдруг хлопнула дверь, и на пороге дома показалась Рика. Она была босиком и закутана в клетчатый плед. Сведя брови, девочка мотнула головой, забрасывая на спину спутанные ветром волосы, и сказала:

— Нат! Я тебя жду, жду, а ты?..

— Иду, иду, — поспешно сказал я и поднялся.

— Вы не очень-то засиживайтесь, — ревниво пробурчал Джо.

Вспыхивал и гас маяк, и его яркий свет вырывал на мгновение из темноты крыши домов, ближайшие дюны и серо-зеленые валы, выкатывающиеся на берег. Ветер несся над водой и сушей, кажется, с той же силой, но не резкими нарастающими порывами, а ровно, и в этой ровности движения воздушных масс ощущалась усталость. Наверняка к утру сила ветра пойдет на убыль. Тем не менее я с трудом открыл дверь в дом, а когда мы вошли с Рикой в прихожую, она громко захлопнулась.

В большой комнате, где лежал капитан Френсис, неярко горела настольная лампа. Я взял ее, подошел к постели. Раскинув руки, капитан спал. Одеяло, обнажая широкую грудь и повязку, сползло на пол. От света лампы тускло сверкнул медальон на тоненькой золотой цепочке. Он был открыт. Может, капитан просыпался и смотрел на то, что находится в нем? Я потрогал лоб спящего, температура была нормальной. Рика стояла рядом, я слышал ее дыхание.

— Хочу поглядеть. — Рика протянула руку к медальону. — Он никому, никогда не показывал.

Она положила медальон на ладонь, а я приблизил лампу. Там, внутри, было две маленькие фотографии: на одной улыбающаяся женщина и очень серьезный глазастый мальчик. Жена и сын, наверное, а на другой фотографии — пароход.

— Это его пароход. «Марта Гросс», — сказала Рика и закрыла крышку медальона. — Пойдем, я замерзла. Ты посиди возле меня, ладно? Расскажи о себе, хорошо? Мне отчего-то сегодня грустно.

— Хорошо. Мне тоже что-то не очень весело. А где моя койка?

— Бери лампу.

Я накрыл капитана одеялом. Поправил подушку.

Свет скользнул по стенам, картинам, модели корабля.

Скрипнули петли двери. Еще одна большая комната, заставленная койками с одинаковыми одеялами. Я взглянул на Рику.

— Это помещение для пострадавших, — сказала она. — А вот это моя комната. А рядом — твоя. Зайдем.

Она потянула ручку. Я поднял лампу и увидел небольшую комнатушку с окном на океан. Стол. Шкаф. Деревянная кровать у стены, мой саквояж на столе.

— Спокойной ночи, да? — спросил я девочку.

— Я, наверно, сегодня не засну, — ответила она.

— Ну вот еще, «не засну»… Послушай-ка, хочешь, я тебе что-нибудь подарю? На память, — сказал я и, подойдя к столу, открыл саквояж.

В одном из его отделений лежала небольшая, но очень красивая раковина каури. Несколько лет назад мне довелось побывать на вулканическом острове Реюньон, и я нашел ее там, на пустынном, каменистом берегу. Протянул раковину Рике:

— Держи.

— Ой, какая она блестящая! — сказала Рика, внимательно разглядывая раковинку, и приложила ее к уху. Прислушалась. Снова принялась разглядывать, сказала удивленно: — Где-то я такую видела, а где — не помню. Или мне кажется так? Проводи меня и посиди со мной, а?

Ее комната была еще меньше, чем моя. Рика нырнула под одеяло, а я сел на край кровати. Ветер стихал. Черные тучи лопнули, расползлись, как старая гнилая материя, показались звезды и луна. В комнате уютно стрекотал сверчок, пахло керосиновым теплом и пряными сухими травами.