Карл Тиллер - Замыкая круг

• Название: Замыкая круг
• Автор: Карл Тиллер
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-271-45445-5

Давид не помнит, кто он. Объявление, которое он помещает в газете, призывает друзей и знакомых описать его жизнь, чтобы запустить процесс воспоминаний. Три человека откликаются на просьбу, но за давностью лет фокус расплывается, и свидетельства превращаются в сказки чужой и собственной жизни. Виртуозно владея странной манерой рассказа, зыбкой, подобно песку в пустыне, Тиллер так пишет о разобщенности людей и о неспособности понимать другого, что невольно вспоминаются Ибсен и Чехов. Роман получил, среди прочих, обе самые престижные литературные награды Норвегии — премии Союза критиков и Союза книготорговцев, что случается крайне редко: первая традиционно отдается рафинированной высокохудожественной литературе и рассчитана на искушенных в чтении интеллектуалов, вторая же говорит о популярности книги у массового читателя. Но совпадение в выборе обоих жюри неслучайно — в этом романе современного классика каждый найдет свое. «Замыкая круг» переведен на множество языков, номинирован на премию Северного Совета и в 2009 году обеспечил Тиллеру Европейскую премию по литературе.

---

Короткая пауза.

— У нее все хорошо, — говорит мама, продолжая дымить.

— Ага, — отзываюсь я, на вдохе.

Пауза.

— По-моему, мы не меньше получаса разговаривали! — продолжает мама, смотрит на меня, улыбается. — Так было приятно, — добавляет она, снова на миг умолкает в ожидании, потом говорит: — Между прочим, она спрашивала о тебе!

Я поднимаю на нее глаза, чувствую, как закипает раздражение. Открываю рот, собираюсь огрызнуться, но обрываю себя, гляжу на стол, секунду выжидаю. Снова смотрю на нее.

— Ты можешь сколько угодно гнуть свое, мама. — Я изо всех сил стараюсь говорить спокойно, даже улыбку выдавливаю. — Все равно мы с Венке снова не сойдемся.

— Так ведь я… никогда об этом и не заикалась, Юн, — говорит она, озадаченно и чуть обиженно, как бы прикидывается наивной простушкой, но я-то хорошо знаю, она норовит внушить мне чувство вины за то, что я бросил Венке, оставил работу и примкнул к рок-группе, только не подает виду, грустно глядит на меня.

— О’кей, — коротко, резковато говорю я. — Отлично.

Она опускает взгляд, вздыхает и едва заметно покачивает головой, сидит нога на ногу, с дымящейся самокруткой в руке, невеселая такая.

— Что бы я ни сказала, что бы ни сделала, все не так!

Тишина. Я смотрю на нее, знаю, она просто хочет, чтобы я ее разубедил, но молчу.

— Я ведь просто хочу… — говорит она и умолкает, со вздохом глядит на стол и опять едва заметно покачивает головой. — Ничегошеньки-то я не знаю, — бормочет она, снова затягиваясь сигаретой.

Тишина.

Я смотрю на нее, на узкие плечи, на худенькое, скособоченное тело, изуродованное долгими годами тяжелого труда и болезни. Она не так уж и стара, а выглядит старой, измученной. Проходит несколько секунд, и я опять чувствую угрызения совести, не хочу этих угрызений, но все равно чувствую. Смотрю в сторону. Набираю побольше воздуху и снова выпускаю, беззвучно, вздыхаю без звука, опять поворачиваюсь к маме, надо переступить через ее жалость к себе, задавить собственную досаду и дать ей утешение, которого она просит, надо проявить хоть немного великодушия. Проходит секунда. Я открываю рот, вот сейчас попрошу прощения, но молчу, не могу себя пересилить, не могу позволить ей продолжать в таком духе, это же, черт побери, несправедливо, я сто раз твердил себе это, и теперь, черт побери, должен взять себя в руки и не уступать.

Тишина.

— Я тут подумал, не постричь ли тебе лужайку, — неожиданно вырывается у меня.

Она ничего не отвечает, только кивает, с видом раненого зверька.

— Бензин для косилки есть, а? — спрашиваю.

— Канистра в сарае, — говорит она и даже не глядит на меня.

Я смотрю на нее, чувствую, как усиливаются угрызения совести, меня одновременно переполняют досада и угрызения совести, и я вообще не знаю, что сказать.

Тишина.

— Ладно, — говорю я, кладу ладони на подлокотники. — Пожалуй, лучше заняться этим прямо сейчас, быстрей закончу.

— Да, — кивает она, гасит самокрутку в пепельнице.

Пока подстригал лужайку, спина у меня взмокла и теперь чешется, я слегка передергиваю плечами, трусь лопатками о плед, потом закрываю глаза и лежу не шевелясь, чувствую, как припекает солнце, чую сладковатый запах свежескошенной травы. Немного погодя вдруг доносится шорох шин по гравию. Я сажусь, сижу тихо-тихо, напрягаю слух. Эскиль, что ли, приехал, но ведь он должен был явиться после обеда, да, вправду он, по мотору слышу — его тачка, с полным приводом. И через секунду меня вдруг снова одолевает неприязнь, захлестывает что-то вроде паники, я встаю, нагибаюсь, подбираю плед, все это совершенно автоматически, что-то во мне не в силах видеть Эскиля, и я ухожу подальше, к ягодным кустам, спешу, пока он не вышел из-за угла и не увидел меня. Расстилаю плед на траве за самым большим кустом черной смородины, ложусь, прячусь за кустами, вообще-то глупо лежать тут и прятаться, граничит с безумием, но вряд ли поможет, просто я терпеть его не могу, хочу оттянуть встречу насколько возможно. Еще несколько секунд — и до меня доносятся негромкие потрескивания мотора, который только что заглушили, а следом короткий щелчок открываемой дверцы. Потом еще один щелчок, это уже другая дверца. Значит, Хильда с ним, бормочу я себе под нос, тогда еще куда ни шло, он обычно малость сдерживается в ее присутствии.

Тишина.

— Ну, вот и приехали! — вдруг слышу я голос Эскиля, резкий, но приглушенный.

Ответа нет.

— О’кей? — говорит он.

И снова ответа нет.

— Черт побери! — говорит он.

Я лежу совсем тихо, напрягаю слух, слышу скрип шагов по гравию. Одна из дверец машины резко захлопывается.

— Возьми себя в руки! — негромко прицыкивает Эскиль.

Я чувствую, как губы растягиваются в ухмылке, невольно слегка злорадствую: значит, не все у них такое розовое и гармоничное, как любит демонстрировать Эскиль, — злорадство приятно струится по телу. Я осторожно поворачиваюсь на бок, протягиваю руку, слегка раздвигаю ветки смородины, смотрю. Они как раз выходят из-за угла гаража, Эскиль впереди, Хильда за ним, лица у обоих напряженные. Потом Эскиль вдруг оборачивается, тычет пальцем в ее сторону. Что-то говорит, но слов не разобрать, я слышу только, что он зол, говорит тихим голосом, сквозь зубы, а Хильда стоит и смотрит ему прямо в глаза, молчит, но с виду тоже злится, определенно.

Тут внезапно отворяется входная дверь, мама выходит на крыльцо.

— A-а, вот и вы! — Она вытирает руки о белый в синюю клетку передник, протягивает их, спускается по лестнице, навстречу Эскилю. Эскиль снимает темные очки, тоже протягивает руки, стоит и улыбается, протягивая к ней руки. Они обнимают друг друга, долго стоят так, покачиваются из стороны в сторону. Тьфу, противно смотреть, будто год не видались, конечно, Эскиль заезжает нечасто, но все равно, есть же какой-то предел, черт побери, смешно ведь. Потом мама берет его за плечи, чуть отодвигает от себя, вроде как рассматривает.

— Ты похудел? — спрашивает она, с напускной опаской в голосе, хотя явно рада.

— Что ты, мама, — отзывается Эскиль, со смешком.

— Да, но ты вправду похудел, — говорит мама.

— Вовсе нет, — смеется Эскиль.

— Ты хотя бы питаешься нормально?

— Мама! — Эскиль опять смеется.

— Нет, ты скажи!

— Конечно! — смеется Эскиль.

Я смотрю на них, пытаюсь хихикнуть, но толком не выходит, смешок получается злой и слегка горький. Перевожу взгляд на Хильду, она стоит на заднем плане, старается улыбаться как ни в чем не бывало, но я вижу, ей их поведение тоже кажется смехотворным, жалкой, вымученной комедией. Через секунду-другую мама подходит к Хильде, берет ее за плечо, притягивает к себе.

— Замечательно, что ты тоже приехала! — говорит она.

— Да, — отвечает Хильда, выдавливая улыбку.

Мама поворачивается, как бы невзначай снова подходит к Эскилю, берет его под руку и с улыбкой что-то говорит, мне не слышно что, а Эскиль улыбается и вскидывает брови, изображает радость и удивление, я не слышу, что́ он говорит, наверняка, что он, мол, очень рад, и они рука об руку, улыбаясь, идут в дом, Хильда тоже идет, чуть поотстав. Я опять укладываюсь на спину, чувствую, как все внутри скисает, покрывается плесенью, ни за что бы сюда не поехал, если б знал, что заявится Эскиль, блин, почему я не поехал куда-нибудь еще, без разницы в какое место, лишь бы не сюда. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох и долгий выдох, стараюсь немножко успокоиться, ведь ничего особенного не случилось, мне же необязательно оставаться здесь дольше, чем необходимо, могу только пообедать, выпить кофе и уйти, сочинить байку про какую-нибудь договоренность и отвалить, обойдусь и без ночевки. Я сглатываю слюну, чувствую, что от этой мысли слегка успокоился, расслабляюсь еще чуток. Кладу руки под голову, закрываю глаза. Тишина кругом, ни звука не слышно.

— Вот ты где прячешься! — неожиданно слышу я.

Открываю глаза — прямо передо мной Эскиль.

Стоит совсем рядом, сдвинув на лоб темные очки, подделку под «Рэй-Бан». Лицо загорелое, белые зубы чуть ли не еще белее обычного, сверкают мне навстречу. Сперва я молчу, только стараюсь изобразить удивление, спрашиваю:

— Вы уже приехали?

Он медлит, не говорит ни слова, смотрит мне в глаза и ухмыляется, не скрывает, что для него не секрет, что я лишь пытаюсь спрятаться; как всегда, с деликатностью у него плоховато. Смотрю на него, чувствую закипающее раздражение, но не подаю виду, умудряюсь улыбнуться.

— Ты, значит, не слышал машины? — спрашивает он, со смешком.

— Задремал чуток, — говорю я.

— Точно!

Смотрю на него, старательно держу улыбку, хотя и без особого успеха, улыбка получается глуповатая, сам чувствую и досадую на себя, надо бы признать, что я вправду пытаюсь спрятаться, но молчу, язык не поворачивается. Зато изображаю долгий зевок, стараюсь правдоподобнее показать, что дремал.