Саймон Мюррей - Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе

• Название: Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе
• Автор: Саймон Мюррей
• Издательство: Азбука
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-02148-8

Перед вами уникальная книга, написанная уникальным человеком.

Инвестбанкир и член советов директоров различных фирм, от сталелитейных компаний до модных домов «Hermes» и «Tommy Hilfiger», основатель одной из первых и крупнейших компаний мобильной связи «Orange» (проданной в итоге за 35 миллиардов долларов), глава азиатского филиала «Deutsche Bank», кавалер высших наград Англии и Франции — ордена Британской империи и ордена Почетного легиона, любитель острых ощущений и экстремального спорта, занесенный в Книгу рекордов Гиннесса как старейший участник 242-километрового марафона через марокканскую пустыню (в 60 лет) и антарктической экспедиции к Южному полюсу (в 64 года), — Саймон Мюррей набирался ума-разума не в Гарварде или Кембридже с Итоном — школой жизни для него послужил Французский Иностранный легион.

За свою почти двухвековую историю это легендарное подразделение участвовало в большинстве французских колониальных войн — в Латинской Америке и в Индокитае, в Северной Африке и на Крымском полуострове; под зелено-красным флагом легиона служили в общей сложности более 600 000 человек со всего мира. Англичанину Саймону Мюррею было девятнадцать, когда он записался в легион, спасаясь от несчастной любви. Все пять лет алжирской службы он вел дневник, который и послужил основой книги, написанной им годы спустя. В книге, переведенной на многие языки, разошедшейся тиражом свыше миллиона экземпляров и экранизированной, Мюррей рассказывает, возможно, о самой суровой в мире школе воинской подготовки, о борьбе с арабскими партизанами и о заговоре генералов против президента де Голля, объявившего референдум о самоопределении Алжира…

Впервые на русском.

---

В этот день горячка началась с утра. В считаные минуты небо над лагерем почернело от тучи вертолетов, которые подхватили нас и перенесли на один из горных хребтов. Там стоял сплошной гул и жужжание: вертушки пачками высыпали людей по всему склону. Разделившись на группы, люди поспешно разбегались в поисках подходящего укрытия, поскольку операция должна была вот-вот начаться. Мы обыскали все ближайшие долины, переворошили все кусты и перетрясли все деревья, но ни одного партизана не обнаружили. Куда, черт побери, попрятались эти ребята? Так ни с чем мы и потопали в лагерь, добравшись туда через три часа с отнимающимися ногами и разламывающимися под грузом спинами — мы тащили на себе оружие и боеприпасы, продовольствие и бутылки с водой, гранаты, лопатки, радиостанции и еще кучу всякого ненужного барахла. И ради чего все это, спрашивается?

А в лагере меня ждало письмо от Дженнифер. Она помолвлена с другим. Вот чем завершилось ее долгое молчание. Я почему-то предчувствовал это. Правду говорят, что неожиданная сильная боль в одном месте заставляет забыть о болячках, которые мучили тебя раньше. Я уже не чувствовал ни ног, ни спины — грудь сдавило так, что стало трудно дышать. Как далеко я — и во времени, и в пространстве — от нормальной человеческой жизни! Наверное, в такие моменты человек меняется.

Неделю спустя

Проснувшись сегодня утром, обнаружили, что исчез Демар. Испарился бесследно. Его оружие и снаряжение как лежали, так и лежат рядом с койкой. Кто-то видел, как он выходил из палатки — очевидно, отлить — примерно в половине шестого, но обратно он так и не вернулся. Туалет находится в доброй сотне ярдов от лагеря, и все склоняются к мысли, что по пути его похитили арабы. Маловероятно, чтобы он дезертировал, — в палатке остались его сигареты. Заядлые курильщики так не поступают. Вчера Демар был в хорошей форме, что для него довольно необычно. Он замкнутый парень, и надо быть специалистом по чтению чужих мыслей, чтобы понять, что прячется за его непроницаемой маской.

Вечером отправляемся в очередной поход. Предполагается, что к утру мы дойдем до места, где прячутся феллахи, застигнем их врасплох и перестреляем их всех, пока они пьют кофе. Замысел из тех, что никогда не осуществляются.

23 февраля 1961 г.

Уже третьи сутки караулим партизан в кустах над пересечением двух горных троп. Все это время просидели не двигаясь, не считая коротких отлучек ползком в кусты по зову природы. Ночью сыро и холодно, так что просыпаешься в грязно-серых утренних сумерках с застывшей в сосудах кровью и затекшими конечностями. У меня кончаются сигареты. Сегодня утром нам доставили свежий паек — кофе, пиво и апельсины. Кажется, служба снабжения начинает исправляться.

Наши войска сжимают кольцо вокруг долины, а постоянный обстрел картечью по ночам не дает арабам покоя, заставляя непрерывно перемещаться. Рано или поздно они должны попасться в одну из наших ловушек. Наступает ночь.

На следующий день

Снова нас окружает темнота, и мы готовимся ночевать в кустах четвертый раз подряд. Пустили по кругу последнюю сигарету. Мы решили выставлять часовых, чтобы иметь возможность спокойно спать по очереди. Часовой дежурит в течение двух часов прямо на пересечении двух тропинок, затем его сменяют. За соблюдением очередности следит шеф де гар (начальник караула).

Только что узнал, что буду в карауле с одиннадцати вечера до часа ночи.

25 февраля 1961 г.

Мышеловка захлопнулась. Вскоре после полуночи я сидел в засаде, укрывшись за большим валуном у перекрестка, наслаждаясь ночной тишиной, как вдруг ее нарушил звук, который не мог быть не чем иным, как звяканьем оружия о камень. Звук раздался слева от меня, где тропа шла вверх, извиваясь среди густого кустарника. А вслед за этим я услышал, что по тропе крадутся люди.

Они направлялись в мою сторону. Я испугался, не дышу ли я слишком громко, и закрыл рот носовым платком. Видимость была никакой, да и валун, за которым я прятался, заслонял от меня тропу.

Люди двигались удивительно медленно, но все-таки постепенно приближались. Я надеялся только, что им не вздумается обойти камень позади меня и выстрелить мне в спину. Судя по доносившимся до меня звукам, их было человек пять. Стараясь унять дрожь, я тихо взвел курок автомата. Когда собираешься открыть стрельбу по пятерым врагам, которые вот-вот появятся из-за угла, поневоле вспотеешь, каким бы смельчаком ты ни был. При мысли, что у тебя кончатся патроны прежде, чем ты убьешь их всех, во рту становится сухо, а уж о том, что может произойти осечка, и думать не хочется. Единственная надежда на темноту и на то, что ты будешь целиться им в спину. Согласно инструкции, ты должен пропустить их и только после этого открыть огонь. Стрельба противнику в лицо рассматривается как преступное лихачество, а то и попытка самоубийства.

Они были уже ярдах в двадцати от меня, когда рядом со мной вдруг появился Пудолл, который решил проведать меня в качестве шеф де гар. Он был не из тех, с кем мне хотелось бы быть в одной компании в нормальных условиях, но сейчас меня устроил бы кто угодно. Он сразу понял, в чем дело, а может, еще раньше услышал крадущихся арабов. У Пудолла был с собой только пистолет, и он, наклонившись ко мне, взял мой автомат и тихонько постучал по гранатам, давая понять, что стрелять будет он, а моя задача — кидать гранаты. У меня было четыре своих, Пудолл вручил мне еще две. Хотелось бы, конечно, позвать на помощь и других наших товарищей, но малейшее наше движение спугнуло бы арабов и — поминай как звали. Оставалось только ждать.

Они шли ужасно медленно, останавливаясь время от времени на целых пять минут. Если бы хоть один из спящих легионеров кашлянул во сне или захрапел, арабов мигом бы как ветром сдуло. Они знали каждый камень и каждый куст в этой долине. Они двигались так бесшумно, что я даже стал сомневаться, идут они на самом деле или мне послышалось это. Однако ночью малейший звук становится громким, и слабое шуршание сухих листьев подсказало нам, что они рядом.

Я чувствовал, что они находятся с другой стороны нашего валуна, меньше чем в десяти ярдах от нас. Последние минут десять я старался не делать глубоких вдохов. Пудолл легонько стукнул меня по руке, и я вытащил чеку из гранаты. Услышав звук, арабы тут же молнией кинулись обратно, вверх по тропе.

Первая граната еще перелетала через валун, а я уже вытаскивал чеку из второй. Пудолл, сделав шаг в сторону и дождавшись вспышки взрыва, пустил очередь вслед убегавшим арабам. При разрыве второй гранаты он уже вел огонь, распластавшись на земле.

В это время к грохоту взрывов и автоматной стрельбы прибавились крики наших пробудившихся товарищей. Казалось, барабанные перепонки у меня вот-вот лопнут. Я бросил третью гранату как можно дальше вверх по тропе, но тут Пудолл завопил, чтобы я перестал их швырять, и кинулся в погоню за убегавшими. Я побежал вслед за ним, но, оставшись без оружия, мало чем мог помочь. Он вдруг остановился и пустил очередь, уложив на месте одного из арабов. Крикнув мне, чтобы я подобрал автомат убитого, он снова бросился бежать. Я опасался, не забыл ли он, что взял у меня только два магазина, — если он будет расходовать патроны в таком темпе, то скоро они у него кончатся.

Но тут и преследование кончилось. Какое-то время еще слышалась стрельба выше по ущелью, где сидели в засаде наши соседи. Вообще, конечно, стрелять в таких условиях, когда не видишь толком, что происходит, очень опасно, тем более что ущелье заполнилось нашими товарищами, которые спустились к нам, прихватив карманные фонарики. По соседству с трупом цепочка людей с фонариками была похожа на похоронную процессию. Постепенно выяснились результаты проведенной операции. Рядом с нами валялись два убитых араба, чуть выше на тропе был найден третий. Остальные — если они вообще были — бесследно исчезли, выскользнув из мышеловки.

Мы вернулись в Филипвиль, оставив позади незахороненные тела арабов, воспоминания о ночной схватке и призрак Демара. Фойе этим вечером было набито до отказа, как всегда бывает, когда полк возвращается с операции. Мы горланили песни, пока не охрипли, и пили пиво, пока оно не полилось у нас из ушей.

27 февраля 1961 г.

Сегодня был картье либр. Я пошел в город, пошатался по барам и борделям и вернулся в часть, не обогатившись никакими впечатлениями.

28 февраля 1961 г.

Грубер пожаловался начальству, что у него пропал сак марен (матросский вещмешок) со всем содержимым, и утверждал, что его украли. На самом деле он, скорее всего, продал его и придумал это, чтобы оправдать пропажу. В результате вся рота подверглась небывалому тщательнейшему обыску. Мы разложили свое имущество на строевом плацу, и сержант сверял его со списками, в которых было указано абсолютно все, что нам когда-либо выдавали, вплоть до зубной щетки. Если чего-то не хватало, это записывалось, чтобы выдать замену и вычесть ее стоимость из жалованья. Продолжалась эта процедура четыре с половиной часа. Сак марен Грубера так и не был найден, однако у некоторых легионеров обнаружился избыток кое-каких вещей, и он был конфискован в пользу неимущих. Таким образом равенство было отчасти восстановлено.