Саймон Мюррей - Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе

• Название: Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе
• Автор: Саймон Мюррей
• Издательство: Азбука
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-02148-8

Перед вами уникальная книга, написанная уникальным человеком.

Инвестбанкир и член советов директоров различных фирм, от сталелитейных компаний до модных домов «Hermes» и «Tommy Hilfiger», основатель одной из первых и крупнейших компаний мобильной связи «Orange» (проданной в итоге за 35 миллиардов долларов), глава азиатского филиала «Deutsche Bank», кавалер высших наград Англии и Франции — ордена Британской империи и ордена Почетного легиона, любитель острых ощущений и экстремального спорта, занесенный в Книгу рекордов Гиннесса как старейший участник 242-километрового марафона через марокканскую пустыню (в 60 лет) и антарктической экспедиции к Южному полюсу (в 64 года), — Саймон Мюррей набирался ума-разума не в Гарварде или Кембридже с Итоном — школой жизни для него послужил Французский Иностранный легион.

За свою почти двухвековую историю это легендарное подразделение участвовало в большинстве французских колониальных войн — в Латинской Америке и в Индокитае, в Северной Африке и на Крымском полуострове; под зелено-красным флагом легиона служили в общей сложности более 600 000 человек со всего мира. Англичанину Саймону Мюррею было девятнадцать, когда он записался в легион, спасаясь от несчастной любви. Все пять лет алжирской службы он вел дневник, который и послужил основой книги, написанной им годы спустя. В книге, переведенной на многие языки, разошедшейся тиражом свыше миллиона экземпляров и экранизированной, Мюррей рассказывает, возможно, о самой суровой в мире школе воинской подготовки, о борьбе с арабскими партизанами и о заговоре генералов против президента де Голля, объявившего референдум о самоопределении Алжира…

Впервые на русском.

---

Получил письмо от Дженнифер, где она расписывает своего жениха, гвардейского офицера. Истинный джентльмен! Надеюсь, она почувствует угрызения совести, получив от меня часы.

2 марта 1961 г.

Сегодня вечером был в городе в составе патруля, и у меня произошла любопытная встреча. Я сидел в грузовике возле борделя, ожидая начальника патруля, зашедшего в заведение опрокинуть стаканчик-другой. В это время на улицу вышел один из легионеров и сказал, что в баре сидит англичанин, штатский. Такого здесь испокон веков не случалось.

Я послал его обратно, чтобы он попросил англичанина выйти ко мне. Тот вышел, и так я познакомился с Мартином Фишером.

Фишер принял мое предложение взять нам выпивку в баре, вынес пару литров красного, и мы расположились в кузове нашего грузовика. Оказалось, что он служит радистом на греческом пароходе, который зашел в Филипвиль на пару дней. Я спросил, почему он устроился на греческий пароход, и Фишер объяснил, что в торговом флоте моряки на международных линиях часто работают на иностранных судах — все зависит от спроса на людей твоей специальности и от оплаты. Я сказал, что тоже работал в торговом флоте и плавал на грузовом пароходе в Южную Америку. Фишер поинтересовался, какая это была линия, и, когда я ответил, что «Южноамериканская сейнтлайн», воскликнул:

— Только не говори, что это был «Сент-Арванс»!

— Ну да, «Сент-Арванс», а как ты догадался? — удивился я.

— Дело в том, что я тоже ходил на «Сент-Арвансе» и тоже работал на камбузе. Это было мое первое судно.

Выяснилось, что он служил на «Сент-Арвансе» еще до меня.

Бывают же совпадения! Чтобы два бывших юнги с задрипанного суденышка встретились перед задрипанным борделем в далеком африканском городишке, где вокруг на много миль больше не было ни одного англичанина! Если уж это не подтверждает, что Земля круглая, то не знаю, какие еще нужны доказательства.

Девять дней спустя

Завтра отправляемся в Батну — машины уже загружены и стоят наготове. В казармах пусто, не считая стальных кроватей с соломенными матрасами. Похоже на последний день школьного триместра, только без каникул впереди. Покидать Филипвиль всегда грустно. Конечно, это не бог весть что, но все же намек на цивилизацию: гражданское население, магазины, кирпичные дома вместо палаток, автомобили вместо мулов. Море делает город еще более пригодным для жизни. А пляжи просто чудо — мили и мили белого песка. В нормальной обстановке здесь можно было бы отлично отдохнуть — хотя бы один день за двадцать лет.

16 марта 1961 г.

Вчера весь день ехали на юг и раскинули лагерь сразу за Бискрой. Вершины гор все еще покрыты снегом. Солнце село, и возникла знакомая картина: горящие во тьме костры и сгрудившиеся вокруг них фигуры с кружками горячего супа в руках. Все глаза прикованы к консервным банкам с бобами, подогревающимся в огне, желудки одобрительно урчат.

Сегодня на рассвете тронулись дальше и через четыре часа достигли провинции Руфи. Это поистине мертвая земля — голые, покрытые пылью красновато-коричневые скалы с разбросанными кое-где клочками кустов. Деревья здесь не приживаются, так как почва представляет собой сплошную глыбу из глины и камня. Дикая, высохшая до предела местность, при одном взгляде на которую хочется напиться. Рано утром эти ощущения притупляются из-за ледяного ветра, но, когда поднимается солнце, они возрождаются с новой силой.

Машины наконец остановились, и мы, высадившись, оказались прямо над величественным ущельем, точнее, даже трещиной в скалах — как будто кто-то прорезал их по дуге гигантским ножом. Это ущелье Руфи — настоящее природное чудо. По дну его течет река, описывая вместе со всем ущельем дугу; стены совершенно отвесные, и, когда глядишь с одной из них на закругляющуюся противоположную, создается впечатление, что находишься в развалинах Колизея.

По стене ущелья тянется выступ шириной три фута, на котором проложена тропа. Мы спустились по этой тропе к реке. Вдали на берегу реки виднеются крохотные арабские жилища квадратной формы, прижавшиеся к скале. В скале выбиты пещеры, в которых устроены стойла для мулов. Есть хижины и выше, их двери выходят прямо на тропу, и можно с порога, перепрыгнув тропу, нырнуть в реку с высоты сотни футов, если возникнет желание покончить с собой. В дверях хижин сидят пропыленные арабы и провожают нас лишенным всякого выражения взглядом. Их жены, сбившиеся в стороне кучками или рассевшиеся рядами, как они всегда делают при нашем появлении, напоминают в своих черных лохмотьях ворон, взгромоздившихся на ветку дерева.

Спустившись на дно ущелья, мы пересекли реку и поднялись по противоположной стене. Перед нами высился горный хребет — сплошные скалы и песок, — и мы начали взбираться на него.

Мы шагали и шагали час за часом; солнце нещадно жгло наши головы и спины и, отражаясь от твердого грунта, било в лицо. Многие из нас совершенно выбились из сил; оглянувшись, я увидел еле плетущегося далеко позади Колье. Л'Оспиталье между тем топал впереди как заведенный, не снижая скорости. Стоило нам добраться до вершины хребта, как перед нами, откуда ни возьмись, возникал следующий. Позади до самого горизонта расстилался холмистый океан, а ущелье Руфи выглядело сверху как тоненькая ниточка, протянувшаяся на плоскогорье.

Примерно в половине пятого 2-я рота, которая находилась в двух милях западнее нас, подверглась нападению феллахов, засевших в пещерах на одной из миллиона вершин. 4-я рота и наша 3-я, примыкавшие ко 2-й с флангов, стали приближаться к этой вершине, охватывая ее, как клещами, и открыли по пещерам огонь. Основную работу выполняли легкие пулеметы и минометы; вольтижёры с их пистолетами-автоматами ждали команды на сближение. Первой приблизилась к противнику 2-я рота, а мы прикрывали ее огнем. В итоге пятнадцать арабов были убиты, пятеро сдались в плен; мы захватили целый арсенал оружия: автоматические пистолеты, ручные пулеметы «брен» и даже парочку «томпсонов». Арабы, похоже, не имеют недостатка в оружии британского производства. Полагают, что оно осталось после Суэцкого кризиса пятилетней давности,[52] когда французские и британские войска сделали попытку захватить канал, но Иден, увы, слишком быстро отозвал англичан. 4-я рота потеряла трех легионеров, 2-я — двух рядовых и двух сержантов, а также несколько человек ранеными. Нам же повезло: ни у кого ни одной царапины. К семи вечера все было закончено.

Утром, ввиду того что нам предстоял нелегкий подъем в гору, а к вечеру мы собирались вернуться вниз, мы оставили там свои вещмешки с пайками и спальными мешками, выставив охрану. Однако уже начинало темнеть и спускаться было поздно — не только из-за того, что в темноте можно запросто сломать шею, но и потому, что феллахи могли устроить засаду. Ничего не оставалось, как готовиться к ночевке наверху. У большинства из нас кончилась вода, мы умирали от жажды, испытывали голод и к тому же начинали замерзать. Но вот над нами закружились вертолеты, и мы обрадовались, что они доставили наши вещмешки. Не тут-то было. Вещмешки-то они доставили, но только не нам, а другой роте.

Темнота спустилась быстро, и нам предстояло коченеть на вершине без воды и пищи. Снег, прятавшийся от солнца кое-где в расщелинах скал, отчасти решил проблему с питьем, но в остальном помощи от него было мало. Часов в одиннадцать к нам на выручку пришла 2-я рота, которая была измучена даже больше нас, если такое возможно. Они разделили с нами свой скудный рацион, а спали мы по двое, укрывшись одним туаль де тант (полотнищем палатки), — ничтожная защита от холода. Спать в эту ночь почти не пришлось. Сбившись в кучу, мы пытались согреть друг друга своими телами, но все равно дрожали, так как ветер продувал нас насквозь. Впрочем, дрожь как раз играла положительную роль, помогая разгонять кровь по сосудам. Редкий случай, когда все ждали, чтобы поскорее наступило утро.

Наконец появились первые лучи солнца. Мы поднялись с осунувшимися лицами и ввалившимися глазами и начали спускаться с вершины, обыскивая по пути каждый куст и каждую пещеру. В связи с этим спуск был довольно напряженным и занял у нас семь часов. В конце пути ноги у всех были разбиты в кровь, лица потрескались от ветра — вид был несчастный. Внизу нас ждал наш склад с одеждой, обувью и пайками, но других наград мы за свои подвиги не получили. Тем не менее все были рады добраться до своих вещмешков и до еды, которую должны были съесть еще накануне.

Заночевали мы на плато с видом на ущелье Руфи. В полночь я заступаю на два часа в караул.

24 марта 1961 г.

Весь следующий день стояли ан алерт на том же самом месте, и солнце выпарило из нас последние остатки влаги. Тени вокруг никакой — ни веточки, ни листика. Все предельно устали, все подхватили инфекцию того или иного вида, в основном фурункулы. Это результат, во-первых, плохого питания — слишком долго мы не ели ничего, кроме консервированных сардин и сыра, — а во-вторых, того, что долго не снимали ни днем ни ночью грязную, пропотевшую одежду и толком не умывались, так что грязь и пот за все эти недели въелись в наши тела. К вечеру тебя охватывает жар, пот льет ручьями, а ночью опять дрожишь от холода.