Саймон Мюррей - Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе

• Название: Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе
• Автор: Саймон Мюррей
• Издательство: Азбука
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-02148-8

Перед вами уникальная книга, написанная уникальным человеком.

Инвестбанкир и член советов директоров различных фирм, от сталелитейных компаний до модных домов «Hermes» и «Tommy Hilfiger», основатель одной из первых и крупнейших компаний мобильной связи «Orange» (проданной в итоге за 35 миллиардов долларов), глава азиатского филиала «Deutsche Bank», кавалер высших наград Англии и Франции — ордена Британской империи и ордена Почетного легиона, любитель острых ощущений и экстремального спорта, занесенный в Книгу рекордов Гиннесса как старейший участник 242-километрового марафона через марокканскую пустыню (в 60 лет) и антарктической экспедиции к Южному полюсу (в 64 года), — Саймон Мюррей набирался ума-разума не в Гарварде или Кембридже с Итоном — школой жизни для него послужил Французский Иностранный легион.

За свою почти двухвековую историю это легендарное подразделение участвовало в большинстве французских колониальных войн — в Латинской Америке и в Индокитае, в Северной Африке и на Крымском полуострове; под зелено-красным флагом легиона служили в общей сложности более 600 000 человек со всего мира. Англичанину Саймону Мюррею было девятнадцать, когда он записался в легион, спасаясь от несчастной любви. Все пять лет алжирской службы он вел дневник, который и послужил основой книги, написанной им годы спустя. В книге, переведенной на многие языки, разошедшейся тиражом свыше миллиона экземпляров и экранизированной, Мюррей рассказывает, возможно, о самой суровой в мире школе воинской подготовки, о борьбе с арабскими партизанами и о заговоре генералов против президента де Голля, объявившего референдум о самоопределении Алжира…

Впервые на русском.

---

Как-то разговорился в фойе с сержантом Бокемье. Он у нас что-то вроде ротного секретаря, держится обычно тихо и принимает таинственный вид, как будто ему одному известна некая важная конфиденциальная информация. Бокемье рассказал мне немного о себе. Во время войны он работал на ферме неподалеку от города Бери в Ланкашире, так что прилично знает наш север. Английская овсянка и кукурузные хлопья тоже хорошо ему известны. Судя по его рассказам, ему неплохо жилось там — во всяком случае, гораздо лучше, чем нашим в Колдице.

По словам Бокемье, у меня самый высокий IQ в роте, и это означает, что у большинства моих коллег дела совсем плохи. Мои преподаватели в Бедфорде прослезились бы, узнав о моих успехах. Еще он сказал, что меня трижды рекомендовали в школу подготовки капралов — Прат-Марка, Глассе и Вильмен — и всякий раз Второй отдел отвергал мою кандидатуру. Причин отказа они не приводили, но, по-видимому, я вызываю у них подозрения: кто я такой и какого рожна мне здесь надо? Меня это не удивляет — я и сам не могу внятно объяснить, что мне здесь надо. С самого первого дня в легионе я считаюсь потенциальным дезертиром, и они, вероятно, все еще ждут, что я рано или поздно совершу этот шаг.

12 декабря 1961 г.

Поднялись в три часа ночи. Уже восемь дней льет дождь, и всюду одна вода: в спальных мешках и палатках, внутри и снаружи. Вся одежда намокла, и, поднимаясь темным мокрым утром, мы дрожим от холода. Настроение из-за этого поганое. Да и без того нечему радоваться.

Было приказано опять идти штурмом на холм и выживать арабов из насиженных гнезд. Все это напоминает игру в «хитрую лису».[64] Французскую военную тактику порой трудно понять, однако ведь дали же они миру Клемансо[65] и Наполеона.

Все происходило примерно так же, как и во время нашей первой увеселительной прогулки, но на этот раз мы держались увереннее, так как это было нам не внове. Арабы закрепились не очень надежно, и наши бомбардировщики вместе с артиллерией нанесли им более чувствительный урон. Довольно скоро мы заставили их отступить, однако перед этим они успели потрепать наши ряды с помощью двух удачно расположенных пулеметов. Одна из очередей прошлась всего в нескольких дюймах от меня и задела парня в двух ярдах правее. Пуля попала ему в колено, и я никогда не видел, чтобы человек так мучился. Рядом был санитар, мы затащили раненого в какое-то углубление, где санитар вколол ему морфий. Я побежал дальше, гадая, когда же наступит моя очередь. Очень хотелось иметь какие-нибудь наколенники.

Мы превосходили арабов числом и огневой мощью и отогнали их от границы, как и в прошлый раз. Затем мы оставили их в покое и устало поплелись под дождем по грязи домой. Какой во всем этом смысл?

14 декабря 1961 г.

Сегодня получил сразу две посылки. Энтони прислал мне фляжку-термос, а Лорис и Лейла — кулинарные изыски от «Фортнума». Они никогда не смогут понять, что это значит для меня, потому что, когда я увижу их и буду рассказывать об этом, обстановка будет настолько иной, что им трудно будет представить, как это было. Термос — бесценная вещь. Благодаря ему я смогу подкрепиться горячим чаем с коньяком, когда мы будем сидеть в засаде в холоде и сырости. Все деликатесы я отнес Жоржу Пенко из 4-й роты, с которым я в последнее время сблизился, и мы устроили пир. Жорж бегло говорит по-английски. Через месяц он отправляется в капральскую школу и очень рад этому. По его словам, он уже по горло сыт тем, что его с утра до вечера достают капралы, и чувствует, что теперь его очередь. Это, без сомнения, логично.

Мы поболтали, как обычно, о «Ла Кий» и о том, каким образом будем зашибать миллионы, когда вернемся на гражданку. «Ла Кий» — это название корабля, увозившего с Дьявольского острова тех, кто отбыл свой срок.[66] Здесь выражение «взять билет на „Ла Кий“» употребляется в значении «демобилизоваться».

18 декабря 1961 г.

Мы по-прежнему охраняем границу, дождь по-прежнему идет, по ночам мы по-прежнему совершаем вылазки на нейтральную территорию, где дрожим от холода в засаде, и по-прежнему безрезультатно. Правда, по мелочам кое-что изменилось.

Во-первых, нам выдали утеплительные пакеты — нечто вроде больших конвертов, наполненных химическими реактивами и прикрепляющихся к рубашке изнутри. Если потянуть за шнурок, в пакете начинается реакция и выделяется тепло. Во время ночных дежурств это очень кстати. Во-вторых, улучшились пайки, которые мы берем с собой, когда уходим на операцию. Нам традиционно выдают два типа индивидуальных пайков: «Е» (европейский) и «М» (мусульманский). Мы можем получить любой из них — какой в данный момент есть в наличии. Паек «Е» содержит банку консервированной свинины, банку сардин, сыр, а также плитку шоколада, маленький пакетик растворимого супа, два пакетика кристаллизованного лимонада, пакетик растворимого кофе, маленькую бутылочку о-де-ви («живой воды» — в данном случае коньяка) и порцию туалетной бумаги. В мусульманском пайке свинина заменена тунцом и отсутствуют коньяк и туалетная бумага. Теперь же нам выдают коллективные пайки с гораздо большим ассортиментом продуктов и, слава тебе господи, без этих жутких сардин.

На следующий день

Весь день ехали на юго-запад к Сетифу сквозь дождь, ветер и снег и вечером разбили лагерь высоко в горах Кабилия. Лица у всех покраснели и распухли от мороза, глаза на ветру застыли в виде ледышек, выглядывающих из покрасневших глазниц. В темноте нам удалось кое-как поставить две большие палатки для офицеров, прочие оставили до утра. Неподалеку от нас находится деревушка под названием Бордж-Бу-Арреридж, затерянная в бесконечной пустоте. Пока наши машины разгружались и искали место для ночлега, вся земля в лагере превратилась в грязное месиво, и жизнь стала совсем удручающей.

В такие моменты, когда все вокруг мерзко до невозможности, очень легко сорваться и нужно мобилизовать свои душевные силы, делать дело, несмотря ни на что. В такие моменты у людей закаляется характер, а слабые ломаются.

В темноте, когда тебя не видят, есть возможность сачкануть. Но тут как раз требуются усилия каждого, и тогда всем остальным легче выполнить задачу. Люди, отлынивающие от работы, могут завалить всю операцию.

Наш враг номер один — это холод. Голод и жару можно перенести, но холод убивает в человеке силу воли. Ни с чем не сравнить то отчаяние, которое охватывает тебя, когда ты залезаешь в полной темноте в промокший и грязный спальный мешок на вершине горы, где льет дождь, завывает ветер, люди бродят среди разбросанного как попало имущества, чавкая по грязи в своих гигантских ботинках и наступая на лежащих. И если в придачу ко всему этому тебе говорят, что с 3.00 до 4.00 ты заступаешь в караул, тут-то ты и взрываешься.

22 декабря 1961 г.

Приближается Рождество. В каждой палатке свои ясли и свои украшения. Одна из больших палаток выбрана в качестве саль де фет (банкетного зала) — там в канун Рождества нас будут веселить «артисты». Каждый взвод готовит свои номера, стараясь перещеголять других, изобретая хитроумные световые эффекты и декорации из цветной бумаги. А снаружи льет дождь и ветер завывает в скалах, как голодный волк, — не слишком уютная обстановка для празднования Рождества.

Канун Рождества

С утра мы решили прочесать близлежащие холмы, чтобы убедиться, что рядом с нами не затаился противник, который мог бы испортить нам праздник, — и правильно сделали, потому что столкнулись лоб в лоб с отрядом феллахов. Это случилось сразу после полудня, когда мы уже подумывали о том, что пора бы вернуться в лагерь. Мы находились на краю неглубокого оврага, в сорока ярдах от нас протекал ручей, а за ним возвышался противоположный скалистый берег. Внезапно, как всегда, на нашем правом фланге послышались выстрелы, за которыми прогремела пулеметная очередь. Оказалось, что наши наткнулись на группу феллахов, которые кинулись прочь, как горные козлы, прямо сквозь нашу цепь.

Мы открыли по ним стрельбу, и за отсутствием деревьев спрятаться они могли разве что за кустиками травы и отдельными валунами. Пятеро сразу погибли под шквальным огнем, остальные, прятавшиеся в укрытии, сдались. Они вышли из своей землянки с поднятыми руками, но с несломленным духом.

Нужно быть закаленным и выносливым, чтобы жить, как кролики, в вырытых в земле норах. В их убежище мы нашли радиостанцию, одежду и запасы продуктов, которых хватило бы на воинскую бригаду, а оружия — на полк. Тут были и «стены», и «брены», и бинокли, и компасы. Улов у нас был богатым — прекрасная увертюра к Рождеству. Все вернулись в лагерь окрыленные победой и готовые приступить к празднеству.

Палатки внутри приобрели фантастический вид, стали почти красивыми. Даже трудно поверить, что все это создано грубыми руками легионеров, — а усилия были приложены немалые. Вечером мы собрались в саль де фет. Полковник Ченнел обошел все роты и поздравил их с праздником. Немцы спели свою «Stille Nacht» так, как это умеют только немцы; воцарилась атмосфера всеобщего доброжелательства, резко контрастировавшая со смертельным холодом снаружи и кровавой схваткой, происшедшей несколько часов назад.