Саймон Мюррей - Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе

• Название: Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе
• Автор: Саймон Мюррей
• Издательство: Азбука
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-02148-8

Перед вами уникальная книга, написанная уникальным человеком.

Инвестбанкир и член советов директоров различных фирм, от сталелитейных компаний до модных домов «Hermes» и «Tommy Hilfiger», основатель одной из первых и крупнейших компаний мобильной связи «Orange» (проданной в итоге за 35 миллиардов долларов), глава азиатского филиала «Deutsche Bank», кавалер высших наград Англии и Франции — ордена Британской империи и ордена Почетного легиона, любитель острых ощущений и экстремального спорта, занесенный в Книгу рекордов Гиннесса как старейший участник 242-километрового марафона через марокканскую пустыню (в 60 лет) и антарктической экспедиции к Южному полюсу (в 64 года), — Саймон Мюррей набирался ума-разума не в Гарварде или Кембридже с Итоном — школой жизни для него послужил Французский Иностранный легион.

За свою почти двухвековую историю это легендарное подразделение участвовало в большинстве французских колониальных войн — в Латинской Америке и в Индокитае, в Северной Африке и на Крымском полуострове; под зелено-красным флагом легиона служили в общей сложности более 600 000 человек со всего мира. Англичанину Саймону Мюррею было девятнадцать, когда он записался в легион, спасаясь от несчастной любви. Все пять лет алжирской службы он вел дневник, который и послужил основой книги, написанной им годы спустя. В книге, переведенной на многие языки, разошедшейся тиражом свыше миллиона экземпляров и экранизированной, Мюррей рассказывает, возможно, о самой суровой в мире школе воинской подготовки, о борьбе с арабскими партизанами и о заговоре генералов против президента де Голля, объявившего референдум о самоопределении Алжира…

Впервые на русском.

---

Это пробудило любопытство у военной полиции. Начальник патруля был настроен очень воинственно, а длинный шрам на его лице придавал ему угрожающий вид и не способствовал разрядке атмосферы. Он с первого слова дал понять, что с ним шутки плохи. Подозревая, по всей вероятности, что мы дезертировали из легиона, он потребовал наши документы. Документы Алистера остались в гостинице, и тип со шрамом приказал нам садиться в его джип — он отвезет нас в гостиницу и проверит, что за птица Алистер на самом деле. Тут мой друг полез в бутылку и заявил, что в джипе он может ехать только на переднем сиденье: честь английского офицера не позволяет ему ютиться сзади. С моей точки зрения, это было уже лишнее — если нас упрячут в кутузку, то мне нелегко будет объяснить это де Фуайару, после того как он был так чертовски любезен с нами. Я пытался урезонить Холла, но у него после «Рикара», очевидно, заложило уши.

Переговоры зашли в тупик. Типу со шрамом, несомненно, очень хотелось долбануть Алистера дубинкой по голове, но он все же сообразил, что тот может говорить правду, и воздержался от этой меры.

В конце концов мы достигли компромисса. Тип со шрамом сел рядом с водителем, я забрался на заднее сиденье, а Алистер с независимым видом шел пешком. Такой странной процессией мы медленно двинулись по главной улице к гостинице.

Когда Холл предъявил свои документы, манеры типа со шрамом сразу изменились, он стал источать улыбки и решил угостить нас в баре все тем же «Рикаром». Мы охотно приняли приглашение, и вечер завершился благоприятным образом, но я по опыту знал, что все могло окончиться совсем иначе. Этот инцидент лишний раз доказал, что статус английского офицера может быть очень полезен для нас. Полицейские просто терялись, не зная, что с этим делать.

Однажды мы пошли в бордель, и охранник не хотел пускать Алистера, потому что он был в штатском. Алистер потребовал, чтобы его отвели к начальнику гарнизона. Ситуация была чревата большими неприятностями — по крайней мере, для меня. Я молился о том, чтобы каким-нибудь чудом куда-нибудь исчезнуть. Но в конце концов нас допустили к полковнику регулярных войск, и Холл навешал ему на уши лапши насчет того, что он, английский офицер, находится в отпуске и интересуется французской системой организации борделей, которую хочет внедрить в своем 21-м уланском полку. Полковник выдал Алистеру специальный пропуск. Ради душевного спокойствия прекрасной Джулии, ожидавшей Алистера в Северной Италии, должен заметить, что в борделе мы всего лишь посидели в баре и визуально ознакомились с обстановкой.

В другой раз мы поехали в Оран. Я был в штатском и впервые за три года чувствовал себя человеком.

В «Сен-Морисе» мы подружились с Тото. Он незаменимый человек в гостинице — руководит поставкой продуктов и приготовлением блюд, командует прислугой, заботится о постояльцах, то есть фактически управляет заведением. Однажды он пригласил нас к себе домой, где мы познакомились с его семьей и друзьями. Мы проговорили полночи об Алжире, его жителях, его проблемах.

Другим нашим любимцем стал Абдель Кадар, владелец маленького бара на главной улице. Он превосходный человек, у него огромные свисающие мексиканские усы, и он готовит муль а мариньер (мидии с луковым соусом), как никто другой в мире.

За эти несколько дней я успел полюбить местных жителей. Как-то вечером в баре Абделя Кадара мы беседовали с шестью арабами о политике. Я впервые понял их по-настоящему. Они держались без какой бы то ни было враждебности, и я тоже не чувствовал по отношению к ним никакой неприязни. Наоборот, они мне понравились и показались прекрасными людьми.

Время летит так быстро! Завтра Алистер уже уезжает. Грэндис предложил подвезти его до Орана. Не помню, чтобы у меня были когда-нибудь четыре таких замечательных дня подряд. Мы без конца смеялись. Никогда я не чувствовал себя так свободно и беззаботно. Интересно, что будет думать об этих днях Алистер, когда вернется в Англию. Наверное, ему, как и мне, будет казаться, что это был только сон. Правда, он научился чуть-чуть говорить по-французски, так что это будет доказательством, что он здесь все-таки побывал. Иногда его французский был очень кстати — например, сочетание «Mon ami, le commandant»[80] которое он повторял где только мог. Но в основном он, конечно, говорил по-английски, а я переводил. Чаще всего он употреблял фразы: «Послушай, Мюррей, втолкуй этому парню, что я английский офицер и требую, чтобы…», или «Ты можешь достать джип?», или «Черт, можно подумать, что я не „Рикар“ пил, а принимал слабительное!».

Сегодня вечером мы по приглашению Грэндиса и Симского опять посетили сержантскую столовую. Как и в прошлый раз, нас приняли очень гостеприимно, и Холл остался доволен. А затем я отвел его в наше фойе, чтобы он пообщался и с легионерами пониже рангом. Там было не протолкнуться. Все пили пиво, пели, орали, толкались — совсем как в каком-нибудь лагере золотоискателей на Диком Западе. Среди этой братии Холл в своем безукоризненном костюмчике представлял собой уникальное зрелище. Но его это нисколько не смущало, он держался так же невозмутимо, как и они. Я боялся, что найдется какой-нибудь подонок, который прицепится к нему, но все вели себя удивительно дружелюбно. Тем не менее я вздохнул с облегчением, когда мы ушли. Думаю, они хорошо приняли Алистера, — во-первых, из любопытства, во-вторых, потому, что по натуре они незлобивы и не станут задираться без причины, но прежде всего потому, что он мой друг. Этого я никогда не забуду; если мне случалось резко высказываться в чей-то адрес, то я сожалею об этом. Нельзя стричь всех под одну гребенку и судить о людях по первому взгляду.

28 октября 1962 г.

Алистер улетел рейсом 10.30, опрокинув на прощание последнюю рюмку «Рикара» со стариной Симским в «Палм-Бич». Грэндис подкатил в своем шикарном лимузине, чтобы устроить проводы по высшему разряду. Расставаться с Алистером было очень тяжело. Все разом изменилось. Он увез с собой Англию, все наше отличное настроение. В тот момент, когда автомобиль скрылся за поворотом, я снова оказался в легионе таким же абсолютным одиночкой, каким был до его приезда. Прошло столько времени, и все равно я здесь чужак; очевидно, я останусь им до конца.

Две недели спустя

Третий день не переставая льет дождь. В палатках по колено воды. Вырытые нами дренажные канавы превратились в бурные реки и вышли из берегов. Можно подумать, что мы раскинули лагерь где-нибудь в устье Миссисипи. Насосы откачивают воду всю ночь, у каждой палатки выстраивается цепочка с ведрами, но все без толку. Мы углубляем канавы среди жидкой грязи, и чем больше грязи мы выбрасываем, тем больше ее сползает в канаву. Эта битва продолжается час за часом без всякой надежды на успех. К утру спальные мешки и одежда промокают насквозь. Ботинки мы подвешиваем на ночь к потолку, и все равно в них полно воды. Даже если бы нас самих можно было подвесить рядом с ботинками, было бы то же самое. С водой сражаться бесполезно.

Однако есть надежда, что в будущем мы избавимся от этой напасти. Мы строим на территории лагеря целую сеть дорог и бетонных площадок для палаток. Задача, конечно, исполинская, но легион располагает идеальной рабочей силой — дешевой, неутомимой и почти неограниченной. На утреннем построении из наших рядов вызывают плотников, водопроводчиков и прочих легионеров, обладающих навыками какого-нибудь ремесла, а нас, чернорабочих, делят на бригады. Иногда мы отправляемся на холмы и целый день копаем там песок, ковыряем гравий и собираем каменные глыбы, которые перевозятся на грузовиках к месту строительства, где мы разбиваем их тяжелыми кувалдами. В другие дни мы с утра до ночи готовим раствор и закидываем песок, цемент и гравий в бетономешалку. Зачастую мы работаем до глубокой ночи при свете автомобильных фар. Это бывает в тех случаях, когда заготавливается слишком много раствора, который должен быть израсходован до конца, или когда мы начинаем новую площадку и ее надо забетонировать целиком, чтобы она не растрескалась.

Самая тяжелая работа — строительство главной дороги, проходящей через весь лагерь. Каждая рота отвечает за свою часть дороги, между ротами ведется соревнование. Однажды мы наковыряли в холмах пятьдесят грузовиков крупных камней и затем в лагере дробили их в крошку с одним пятнадцатиминутным перерывом за весь день. А капралы стоят рядом, пьют пиво и подбадривают нас криками. Несмотря на все это, мы испытываем удовлетворение, видя, что дорога становится все длиннее. И всю эту титаническую работу мы проделываем мотыгами, лопатами и кувалдами, своими руками и своим потом. Куда там египтянам с их пирамидами до нас!

12 ноября 1962 г.

Дождь не прекращается, условия становятся все хуже — настоящий Сталинград. Стремительно наступает зима, и мы мерзнем. А с падением температуры падает и моральный дух.