Джон Ролз - Теория справедливости

• Название: Теория справедливости
• Автор: Джон Ролз
• Издательство: Изд-во Новосибирского ун-та
• Жанр: Философия
• Год: 1995
• ISBN: 5-7615-0365-4

Вниманию читателей предлагается книга американского философа Джона Ролза (1921–2002), которая была впервые опубликована в 1971 г. и стала одним из самых известных и влиятельных философских произведений в англоязычном мире последних десятилетий XX столетия. В ней представлена наиболее ясная и точная формулировка принципов, которые должны быть положены в основу справедливого социального устройства. Автор рассматривает центральные идеи и цели своей концепции, названной им «справедливость как честность», в качестве как основы философской концепции конституционной демократии, так и жизнеспособной альтернативы доктринам, прежде доминирующим в западной философской традиции — классическому утилитаризму и интуитивизму. Книга имеет ярко выраженный междисциплинарный характер — она написана на стыке политической философии, политической экономии, социологии, этики, с привлечением средств современной аналитической философии, теории игр и решений.

Книга составила целую эпоху в этических и правовых исследованиях и стала стандартным учебным пособием для американских и западноевропейских университетов. Она будет полезна философам, социологам, политологам, экономистам, юристам, студентам и аспирантам соответствующих специальностей, а также всем заинтересованным читателям.

---

Эти замечания могут быть усилены, если вспомнить наше предыдущее обсуждение коллективных благ (§ 42).

Мы отмечали, что во вполне упорядоченном обществе публичное знание того, что граждане имеют эффективное чувство справедливости, является очень большим общественным достоянием. Оно имеет тенденцию стабилизировать справедливое общественное устройство. Даже когда проблема изолированности преодолена, а справедливая широкомасштабная схема производства коллективных благ уже существует, есть два рода тенденций, ведущих к нестабильности. С точки зрения личного интереса, каждый человек испытывает искушение уклониться от внесения своего вклада. Он получает выгоду от коллективного блага в любом случае; и даже хотя минимально эффективная (общественно необходимая) социальная ценность его налоговых взносов гораздо больше ценности минимально эффективных (общественно необходимых) затрат на себя, лишь небольшая часть этой суммы оборачивается к его выгоде. Эти тенденции, возникающие из личного интереса, ведут к нестабильности первого рода. Но так как даже при наличии чувства справедливости согласие людей на совместные предприятия зависит от убеждения, что другие внесут свой вклад, люди могут испытывать искушение уклониться от своего вклада, когда они полагают или имеют основания подозревать, что другие не вносят свой. Эти тенденции, проистекающие из опасений относительно честности других, ведут к нестабильности второго типа. Эта нестабильность, наверняка, будет сильной, когда опасно придерживаться правил при несоблюдении их другими. Именно эта трудность омрачает надежды на соглашения о разоружении; в условиях взаимного страха даже справедливые люди могут быть обречены на состояние перманентной враждебности. Проблема гарантий состоит, как мы видели, в том, чтобы поддерживать стабильность путем устранения искушений первого рода, а так как это делается посредством публичных институтов, искушения второго рода также исчезают, по крайней мере, во вполне упорядоченном обществе.

Эти замечания важны здесь потому, что обоснование политических уз с помощью некоторого принципа обязательств осложнило бы проблему гарантий. Граждане не были бы связаны даже справедливой конституцией, если бы они не получали и не намерены были получать дальше выгоды от нее. Более того, это получение выгод должно быть в некотором соответствующем смысле добровольным. Но что это за смысл?

Трудно найти правдоподобное объяснение в случае политической системы, в которой мы рождаемся и продолжаем нашу жизнь2. И даже если такое объяснение и можно было бы дать, любой гражданин по-прежнему мог бы испытывать сомнения относительно других — являются ли они связанными обязательствами, или считают ли себя таковыми. Публичное убеждение в том, что все связаны справедливым устройством, было бы менее прочным, и для достижения стабильности потребовалась бы большая опора на принуждающие механизмы правителя. Но причины идти на такой риск нет. Следовательно, стороны в исходном положении правильнее всего поступают, когда признают естественную обязанность справедливости. Учитывая наличие ценности публичного и эффективного чувства справедливости, важно, чтобы принцип, определяющий обязанности индивидов, был простым и ясным и обеспечивал стабильность справедливых институтов. Я, следовательно, предполагаю, что будет принята естественная обязанность справедливости, а не принцип полезности, и что с точки зрения теории справедливости — это фундаментальное требование для индивидов.

Принципы обязательств, хотя и совместимы с ней, не являются альтернативами, а играют, скорее, дополняющую роль.

Существуют, конечно, другие естественные обязанности. Ряд их был упомянут ранее (§ 19). Вместо того чтобы рассматривать их все, было бы полезнее проанализировать несколько случаев, начиная с обязанности взаимного уважения, которая ранее не упоминалась. Это обязанность выказывать человеку уважение, которое ему полагается как моральному существу, т. е. существу, обладающему чувством справедливости и концепцией блага. (В некоторых случаях эти характеристики могут быть лишь потенциальными возможностями, но я оставляю здесь эти трудности в стороне; см. § 77.) Взаимное уважение выказывается несколькими путями: нашим желанием увидеть ситуацию других с их точки зрения, с перспективы их концепции блага; и нашей готовностью представить основания наших действий, когда затронуты материальные интересы других3.

Эти два способа соответствуют двум аспектам моральной личности. Когда потребуется, доводы должны быть адресованы тем, кого это затрагивает; они должны быть предложены со всей искренностью, с верой в то, что это обоснованные доводы, так как их определяет взаимно приемлемая концепция справедливости, которая принимает в расчет благо всех. Таким образом, уважать друг друга в качестве моральных личностей означает попытаться понять цели другого и его интересы с его собственной точки зрения и представить соображения, позволяющие ему принять ограничения на свое поведение. Так как другой человек предположительно желает регулировать свои действия на основе принципов, с которыми все могли бы согласиться, его нужно ознакомить с относящимися к делу факторами, которые, таким образом, объяснят эти ограничения. Уважение выказывается и в готовности оказывать небольшие услуги и любезности, не потому, что они представляют какую-то материальную ценность, но потому, что это подходящее выражение нашего осознания чувств и устремлений другого человека. Итак, причина, по которой эта обязанность должна быть признана, заключается в том, что хотя стороны в исходном положении и не проявляют внимания к интересам друг друга, они знают, что в обществе они нуждаются в поддержке в виде уважения своих партнеров. Их чувство собственного достоинства и уверенность в ценности собственной системы целей не могут вынести безразличия, не говоря уже о презрении со стороны других. Каждый получает выгоду от жизни в таком обществе, где соблюдается обязанность взаимного уважения. Издержки для личного интереса несущественны по сравнению с поддержкой чувства собственной значимости.

Аналогичное рассуждение поддерживает другие естественные обязанности. Рассмотрим, например, обязанность взаимной помощи. Кант предполагает, и остальные мыслители в этом за ним следуют, что основание этой обязанности в том, что могут возникнуть ситуации, когда мы будем нуждаться в помощи остальных, и не признавать этот принцип — значит лишать себя помощи с их стороны4. Хотя в определенных ситуациях от нас требуется выполнение действий, которые не в наших интересах, мы, по всей вероятности, выигрываем в итоге, по крайней мере, в долговременном плане при нормальных обстоятельствах. В каждом конкретном случае выигрыш человека, нуждающегося в помощи, намного перевешивает потери того, от кого требуется оказать ему помощь, и если предположить, что шансы оказаться получателем не намного меньше шансов оказаться тем, кто должен предоставлять помощь, то этот принцип явно в наших интересах. Но это не единственный аргумент в пользу обязанности взаимной помощи, и даже не самый важный. Достаточное основание для принятия этой обязанности — это ее устойчивое воздействие на качество повседневной жизни. Публичное знание о том, что мы живем в обществе, в котором мы можем надеяться на то, что другие придут нам на помощь в трудных ситуациях, само по себе имеет огромную ценность. Не очень важно, если мы никогда, в соответствии с обстоятельствами, не будем нуждаться в этой помощи, и время от времени нас будут призывать ее оказать. Баланс выгоды, в узкой интерпретации, может не иметь значения. Главная ценность этого принципа измеряется не помощью, которую мы действительно получаем, но скорее чувством уверенности и доверия к намерениям других людей и знанием о том, что они доступны, если они нам понадобятся. Действительно, достаточно лишь представить, каким было бы общество, если бы было публично известно, что эта обязанность отвергается. Так, хотя естественные обязанности не являются особыми случаями какого-либо одно принципа (по крайней мере, это мое предположение), аналогичные доводы, без сомнения, подкрепляют многие из них, когда рассматриваются глубинные установки, которые они представляют. Как только мы пытаемся представить жизнь общества, в котором ни у кого не было ни малейшего желания вести себя в соответствии с этими обязанностями, мы видим, что это было бы выражением безразличия, если не пренебрежения, к человеческим существам, которое сделало бы чувство нашего собственного достоинства невозможным. И вновь, мы должны отметить огромную важность эффектов публичности.

Если взять любую естественную обязанность саму по себе, доводы в пользу ее принятия достаточно очевидны.