Туве Янссон - Честная игра

• Название: Честная игра
• Автор: Туве Янссон
• Жанр: Современная проза

Полный авторский сборник (на русском языке под одной обложкой не издавался).

---

Юнна пошла дальше, она снимала, а потом снова перевешивала обратно; удары ее молотка возвещали новую эпоху. Она произнесла:

— Я знаю, отказываться нелегко. Ты отказываешься от слов, от целых страниц, от длинных, затянутых повествований, но когда дело сделано, ощущение прекрасное. Точно так же надо отказываться от картин, от того, о чем они повествуют. А большинство из них висит здесь слишком долго, их уже и не замечаешь. Ты больше не видишь самое лучшее, что у тебя есть. Эти картины убивают друг друга, потому что неправильно повешены. Посмотри, здесь — что-то мое, а там — твой рисунок. Они друг другу мешают. Нужна дистанция, это необходимо. И разные периоды творчества должны оставаться на расстоянии — если, конечно, не хочешь свести их вместе, чтобы шокировать! Нужно чувствовать самих себя, это ведь так просто… Непременно должен быть какой-нибудь сюрприз, когда поднимаешь взгляд на стену, увешанную картинами, это не должно быть легко, надо затаить дыхание и взглянуть на всё по-новому, прежде чем что-то позволить себе… подумай об этом, даже разозлиться… А теперь нашим коллегам не помешает более яркое освещение. Почему ты оставила такие большие промежутки именно здесь?

— Не знаю, — ответила Мари.

Однако же она знала. Она вдруг прекрасно поняла, поняла в самой глубине души, что она вовсе не любила тех своих коллег, что создали эти бесспорно прекрасные работы. Мари посмотрела внимательно. Пока она наблюдала, как Юнна развешивала картины, ей казалось, что многие вещи, их собственная жизнь обрели свою истинную ценность и нужное место, став единым целым со всеми промежутками или без них.

Комната совершенно преобразилась.

Когда Юнна, забрав с собой свой метр, ушла домой, Мари весь вечер дивилась тому, как поразительно легко понять, наконец, самые простые вещи.

Туве Янссон Родиться охотником

Шхера была в форме атолла[20]. Похожая на кольцо гора вокруг глубокой лагуны, залив с узким выходом к морю. Во время отлива залив превращался в озеро, где в прежние времена, покуда их не отстреляли или они не отправились в более спокойные места, устраивали игрища тюлени. Теперь это была «детская» самок гаги. На одной стороне лагуны стоял домик, на другой было обиталище морских птиц. Птичий помет, иногда с примесью рыбьих останков, покрывал гору, будто снег, и белыми, словно снег, были высиживающие птенцов чайки, и морские ласточки, и длинные полосы бордюров, окаймлявших края расселин. На самом высоком горном кряже обосновались две морские чайки, огромные птицы с черными перьями на крыльях и хищными клювами. Их очевидная уединенность от остального птичьего племени выглядела надменной, исполненной презрения. Время от времени, будто в рассеянности или развлечения ради, одна из морских чаек спускалась с горы, чтобы проглотить гагачонка. И всякий раз облаком поднимались сотни кричащих птиц; одна за другой пикировали они над морскими чайками, но никогда не подлетали слишком близко. А владетель атолла, рассеянно вдыхая, возвращался в свое обиталище, где снова неподвижно застывал на месте — этакая важная скульптура на самой высокой точке атолла.

Юнна любила маленьких гагачат, в особенности одного из них, который, сбившись с пути, залетел в домик и заупрямился, следуя за ней по пятам. В конце концов она посадила его в корзинку и целый час плавала вокруг на веслах, пока не появилось возможное гагачье семейство, причем довольно далеко от обиталища морской чайки.

Она сказала:

— В один прекрасный день я убью этих морских чаек. Никогда не дадут поработать спокойно…

Однажды утром Юнна, поднявшись на вершину холма, смазала маслом свой револьвер и, ничтоже сумняшеся, выпустила через залив заряд прямо в неподвижный силуэт морской чайки… то ли чтобы запугать, то ли попасть в цель, неизвестно; во всяком случае, птица сжалась и, забив крыльями, упала вниз с горного кряжа. Мари ничего не видела, но она привыкла к тому, что Юнна стреляла в цель по жестяным банкам. Юнна пошла добить птицу. Впечатление было неприятное, но при этом она была горда точностью своего выстрела: по меньшей мере метров сто наискосок через залив. Но морскую чайку так нигде и не нашла. Два дня спустя Мари бегом спустилась с холма.

— Юнна, — закричала она, — птица не может летать, и ходить не может, и не знает, что ей делать.

Когда они пришли на ту сторону холма, берег был пуст.

И неизбежно настало то мрачное утро, когда Мари нашла на горе мертвую морскую чайку, уже покрытую червями.

— Естественно, — сказала Юнна, — это именно тебе нужно было пойти туда и найти ее. Ну хорошо, я огорчена. Это я застрелила ее. — И добавила: — С расстояния в сто метров…

— Могу себе представить, — разразилась Мари, — мне бы следовало это понять! Ты убила Короля чаек, он был ужасен, но он принадлежал острову, принадлежал нам! Ты любишь стрелять, ты не можешь остановиться, теперь можешь взять его перья, возьми их, возьми… ведь они точь-в-точь такие, какие тебе необходимы для твоей священной работы… не правда ли?

— Я не думала… — начала было Юнна, но Мари прервала ее и заявила с безрассудной жестокостью, что птенца гаги вот так же выбросило волной на берег, а потом она, спустившись вниз, к болоту, и забив окуней, проделала работу, которую ненавидела и обычно полностью предоставляла Юнне.

Юнна высвободила длинные перья из крыльев морской чайки, вымыла и высушила их и положила как можно глубже в свой рабочий ящик. Весь день она ждала продолжения разговора, но это произошло, лишь когда они отправились спать. Мари начала рассуждать об идее охотника. Где-то она прочитала, что в общих чертах людей можно разделить на охотников, садовников и рыбаков.

— Тот, кто рождается охотником, — объясняла она, — естественно, вызывает особенное восхищение, этот тип людей считается отважным и даже опасным. Понимаешь, это тот, кто ставит на карту все, тот, кто может осмелиться на то, чего не смеют другое. Разве я не права?

Юнна продолжала строгать тонкую щепку, которой скрепляют петли невода, и, помолчав, заметила, что, вероятно, существуют все эти три разновидности, но чаще всего это смешение всех трех. Или же всех девяноста пяти или сколько там…

— Да, да, но есть все-таки типичный образ того, кого можно назвать охотником, и эти люди такими уж рождаются.

— Кстати, о чайках, — заметила Юнна, — ты помнишь ту, что сломала крыло и каждый день с трудом приползала к нашему крыльцу? Думаю, ты была садовницей, когда пыталась утешить, давая ей корм, который она даже не в силах была есть? И что произошло: я ударила сачком, которым ловят щук, по голове птицы, когда ты была за домом, ну а потом… все было кончено ударом молотка. Я уверена, чайка была битком набита червями. То, что уже уничтожено, залатать нельзя. Вообще-то ты испытала облегчение. Ты восхищалась мной. Так ты говорила.

— Ну да, — призналась Мари, — но это в любом случае совсем другая история, это неудачный пример…

— Есть случаи, — произнесла, не слушая, Юнна, — есть случаи, когда естественное отсутствие точки зрения единственно верно. Как было в тот раз, когда несколько типов причалили к берегу в дурацкой пластиковой лодке, фиолетовой какой-то, и они перестреляли бы всех наших птиц, прежде чем им успели помешать! Эти типы были просто омерзительны, но это ничего не меняет. Вспоминаешь?

— Да, помню!

— Вот видишь. Ну да, я спустилась к берегу и сказала то, что думала. Никакого эффекта. Они просто-напросто высмеяли меня и стали шататься по острову с ружьями.

— Это было ужасно! — согласилась Мари.

— Да, ужасно! И тогда я подумала, что как раз теперь единственно правильно и справедливо — пробить дыру в их лодке, это может послужить им уроком, не правда ли? Несколько дыр по ватерлинии[21], бах!

— Но как они добрались домой?! — воскликнула Мари.

— Они вычерпывали воду. А может, у них была с собой ветошь, чтобы заткнуть дыру.

Юнна и Мари какое-то время сидели молча.

— Странно! — сказала Мари. — Говоришь, это было в прошлом году?

— Да. Или годом раньше. И лодка была лиловая. Нет, фиолетовая!

— Но ты абсолютно уверена, что пробила дыру, или ты только думала об этом?

Юнна поднялась и поставила грязную посуду, оставшуюся после обеда, под кровать. А потом сказала:

— Возможно, только подумала… Но все предельно ясно. Тебе надо понять, что нападающий необходим всегда. Тот, кто нападает, когда никто другой не осмеливается на это. Чтобы защитить…

— Ха-ха! — вскричала Мари. — Ты умеешь заставить меня согласиться с тем, что не имеет к делу никакого отношения! Во всяком случае, ты думаешь, что стрелять весело! В ночь на Ивана Купалу ты изрешетила пулями всю трубу летней баньки, и с тех пор она вечно дымила. Я хоть слово об этом сказала?! Нет! Но теперь позволь мне сказать тебе раз и навсегда, что я ненавижу этот пистолет!