Ги Декар - Зверь

• Название: Зверь
• Автор: Ги Декар
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Детектив
• Год: 1993
• ISBN: 5-289-01639-2

В сборник вошли два детектива: героем романа Лео Мале «Туман на мосту Толбиак» является частный сыщик Нестор Бюрма — человек с юмором и незаурядным умом, разгады­вающий любые головоломки преступников; а вот героем дру­гого детектива Ги Декар сделал человека-«зверя» — так за­клеймило слепоглухонемого Жака Вотье буржуазное общест­во, но справедливо ли это?…

---

Разве нас, зрячих, не настораживают шевелящиеся губы двух далеко от нас беседующих людей, когда мы их не можем слышать? Нам кажется — чаще всего не­справедливо,— что они говорят о нас, и нам это не­приятно. Никто никогда не узнает, какая разрушитель­ная работа совершилась в возбужденном воображении Жака Вотье в результате простого совпадения запахов. Можно быть уверенным только в том, что он свою месть вынашивал. Впрочем, к необдуманным крайностям он прибегал не впервые. Вспомните, господа присяжные, пожар в садовом домике! Лучший друг подсудимого — слепой Жан Дони — разве не признал у этого барьера, что ровно за десять лет до убийства на «Грассе» Жак Вотье уже пытался убить двух человек? Из этих двоих одна была той, которая должна стать его женой. Единст­венным мотивом для того, чтобы учинить пожар, обошед­шийся, к счастью, без тяжелых последствий, уже была ревность. Жгучая ревность в отношении лучшего друга, в котором он подозревал — тоже несправедливо — со­перника. А привратник института Доминик Тирмон раз­ве не воспроизвел нам беседу с Жаном Дони на другой день после пожара, когда собеседник на его вопрос: «По­чему вы думаете, что Жак совершил этот бессмыслен­ный поступок?» — не задумываясь произнес слова, кото­рые не оставляют никаких сомнений: «Потому что он ревнует ко мне. Он вообразил, что Соланж любит меня, а не его».

Эта же жгучая ревность заметна и на страницах «Одинокого», посвященных семье героя, которая изо­бражена с досадной язвительностью. Тут Жак Вотье то­же дал волю своей ненависти по отношению к тем, кто его окружал и кому он всем обязан.

В противоположность тому, что можно было бы ожидать, Жак Вотье не чувствовал себя духовно ущем­ленным по причине своего тройного недуга. Напротив, мы, скорее, склонны думать, что его интеллект развился необычайно. Перед вами, господа присяжные, не слабое существо, угнетенное своими физическими недостатка­ми, а человек сильный, упорно боровшийся для того, чтобы достигнуть интеллектуального уровня себе по­добных и даже его превзойти. Человек скрытный, хит­рый, который необычайную физическую силу в сочета­нии с умом Макиавелли умеет использовать для того, чтобы произвести на других впечатление угрюмого жи­вотного и строить свое поведение соответствующим об­разом, когда этого требуют его мрачные инстинкты. Осознав в юности, что нормальным людям его тройной недуг внушает жалость, он понял: без особого риска ему можно делать все, в том числе и причинять зло. Кто бы стал противостоять человеку, до такой степени оби­женному судьбой? У кого вместо сердца камень? И он пользуется этим. Никто не осмелился в ходе процесса сказать об этом вслух, но каждый про себя думал имен­но так.

Конечно, нам искренно жаль Вотье, которому от при­роды не даны все человеческие чувства, но нам ясно, что он не любит, чтобы его жалели, он не нуждается в жалости, он чувствует себя достаточно сильным, уве­ренным в себе, чтобы противостоять всем, даже своему защитнику, который, как нам кажется, напрасно пыта­ется изо всех сил спасти его от справедливого наказа­ния. Защита дошла до того, что пыталась нам внушить, будто есть еще по крайней мере два человека, заинте­ресованных в том, чтобы убрать молодого американца. Абсолютно безответственное утверждение, как только что справедливо сказал мэтр Вуарен. Признания под­судимого, его отпечатки пальцев навсегда останутся в архивах уголовной полиции — это неопровержимые до­казательства.

Защита, увлекшая нас домыслами из детективных романов, признала все же, что подсудимый — несомнен­но один из трех таинственных персонажей, которые мог­ли убить Джона Белла. Но он будто бы не совершил преступления по двум причинам: ему не позволила бы совесть и, кроме того, у него будто бы не было для этого времени: истинный убийца на несколько минут его опе­редил. Серьезное утверждение. Не признает ли тем са­мым защита тот факт, что у Жака Вотье было «наме­рение убить»? И поскольку с первых минут следствия на борту «Грасса» доказано, что, кроме него, нет иного возможного преступника, сам защитник подтверждает нашу мысль: преступление было обдуманным.

Мое заключение простое: ссылаясь на триста вторую статью уголовного кодекса, предусматривающую смерт­ную казнь за умышленное убийство, прошу суд вынести решение, которое общество вправе от него ожидать. Я верю в справедливость вынесенного приговора и одно­временно подчеркиваю, что в отношении Жака Вотье не могут быть приняты во внимание смягчающие обсто­ятельства, связанные с его тройным недугом, который, как это доказали самые квалифицированные специали­сты, никоим образом не отразился на его умственных способностях. И поскольку в ходе процесса подсудимо­го нередко определяли словом «зверь», не поддаваясь общему впечатлению, уточним, однако: Вотье — лице­мерный зверь, с прекрасно развитым умом, подготовив­ший преступление, которым он гордится и в котором никогда не раскается.

Краткая обвинительная речь, которую генеральный адвокат Бертье произнес сознательно суховатым тоном, подействовала на публику как холодный душ. Даниель с беспокойством отметила, что Вотье еще больше по­бледнел, когда переводчик перевел ему слова о смерт­ной казни. Девушка отвела печальные глаза от подсу­димого и встретила спокойный взгляд Виктора Дельо. В сотый раз с начала процесса поправив на носу пенс­не, он скромно встал со своего места.

Глава 5 ЗАЩИТА

— Господа судьи, господа присяжные, сначала я должен попросить у вас снисходительного к себе отно­шения и даже простить меня за мою речь, которая, в отличие от речи моего замечательного коллеги мэтра Вуарена и прекрасной речи господина генерального ад­воката Бертье, похоже, будет довольно долгой. Мне предстоит тяжелая задача — спасти Жака Вотье от наказания, которому уважаемые люди, составляющие суд присяжных, посовещавшись и в соответствии с ве­лениями собственной совести, его подвергнут, если мне не удастся показать, что перед нами достойная сожале­ния юридическая ошибка.

В самом деле, с начала процесса все способствовало тому, чтобы установить и даже еще больше усугубить вину Вотье — этого действительно странного подсудимо­го, личность которого постоянно влияла на ход процес­са. Многие свидетели более или менее удачно эту лич­ность нам описали. Я говорю намеренно: «более или менее». У меня такое впечатление, что если мы теперь лучше знаем Вотье — ребенка и юношу, мы мало что знаем о нем взрослом. Разве это не серьезное упущение? Прежде чем осудить человека за такое тяжкое деяние, какое вменяется Вотье, мне кажется необходимым, что­бы у тех, кому надлежит вынести приговор, не было сомнений относительно того, что он за человек.

Итак, перед нами Жак Вотье, слепоглухонемой от рождения, двадцати семи лет, обвиняется в убийстве Джона Белла на борту теплохода «Грасс» пятого мая сего года.

Кто этот человек? Никто не описал его душевное состояние лучше, чем он сам, изображая главного ге­роя в начале романа «Одинокий». Героя, который похож на него, как брат. Тот, кто прочитает роман, узнает Жака Вотье. Но, по совести говоря, много ли здесь та­ких, и в частности среди вас, господа присяжные, кто прочитал хотя бы несколько страниц этого необычного произведения? И если такое желание возникло у кого- то, не кажется ли вам, что ключ к той тайне, которой подсудимый себя окутал,— в этом романе?

Прежде всего давайте вспомним поразительную вещь: к десяти годам Жак Вотье уже пробыл десять лет в тюрьме. Он был узником ночи, узником окружавшего его с рождения мрака. Действительно, это был только зверь, но зверь, прозябавший в инстинктивном ожида­нии события, которое перевернуло бы его животную жизнь. Можно сказать, что смутно, даже не осознавая этого чувства, маленький Вотье надеялся. Возможно, он пребывал бы в этом состоянии еще и по сей день, если бы скромная девочка, всего тремя годами старше его, маленькая Соланж, с восхитительным детским упорст­вом не постучалась в дверь его тюрьмы. Соланж была первой, разрушившей стены мрака, открывшей слепо­глухонемому окно в мир.

У открытого одна сидят двое детей — такую картину увидел Ивон Роделек, когда впервые оказался в этом неблагополучном доме. Отныне перед нами три глав­ных героя драмы, которую нам предстоит пережить. Я скажу даже больше: это единственные герои, которые для нас имеют значение,— Жак, Соланж, Ивон Роделек. Остальные — только статисты. Давайте определим ис­тинную цену каждому и избавимся от этих статистов, одного за другим, в том самом порядке, в каком они предстали перед судом. Освободив сцену, мы сможем вернуться к основным героям.

Сначала поговорим о свидетелях обвинения. Я умышленно не буду особо распространяться о показа­ниях стюарда Анри Тераля, комиссара Бертена, капи­тана Шардо, доктора Ланглуа, инспектора Мервеля и профессора Дельмо. У меня есть все основания думать, что эти первые шестеро свидетелей только объективно рассказали об обстоятельствах, при которых на борту «Грасса» было обнаружено преступление, и об аресте и предварительных допросах предполагаемого преступни­ка. Позже, когда речь пойдет о характере самого пре­ступления, я вернусь к некоторым деталям в этих по­казаниях, оставшимся, на мой взгляд, недостаточно проясненными. Сейчас же мне кажется уместным на­чать с показаний седьмого свидетеля — сенатора Тома­са Белла.