Марго Ланаган - Черный сок

• Название: Черный сок
• Автор: Марго Ланаган
• Издательство: АСТ, Астрель, ВКТ
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-056583-2, 978-5-271-35775-6, 978-5-226-03838-9

Очень необычная фантастика.

Фантастика, далеко выходящая за обычные жанровые рамки.

Марго Ланаган играет со стилями и направлениями. Ее рассказы и новеллы принадлежат то черной готике, то интеллектуальной фэнтези, то фэнтези приключенческой, то литературной легенде, то легенде городской, то философской притче или параболе.

Что же делает эти работы столь необычными?

Безупречное чувство стиля — и совершенно удивительный дар Ланаган «принижать» сюжеты, делая их героями самых обычных людей… или не совсем людей, — что не слишком важно, потому что уникален голос КАЖДОГО персонажа произведений этого автора.

---

— Он близко, совсем близко.

Помедлив, она добавила тихо, легким звоном в наших головах:

— И ему очень плохо.

Мы терпели, превозмогая боль, не подавая голоса, однако каждый, кто знал нашу породу, заметил бы угрозу, запертую в мощном дыхании, и цепь железной воли, сковывающую движения. Наша ярость извивалась, как прижатое к земле животное, которое хотят обезвредить, но не раздавить.

— Давайте разнесем эту… — заворчала Хлууробнуун.

— Шшш! — прервали мы.

— И Пиппита под обломками похороним? — буркнула Гууролуумбуун.

— Можем вырвать двери, — шепнула Хлууробнуун.

— Вспомни тех людей, что его схватили, — сказала я. — Вспомни, как сверкали их копья, как от малейшей искры воспламенялась злость!.. Пиппит боялся их, значит, и нам надо бояться.

— От него пахнет ужасно! — Бууруундуунхууробуум повела головой, и некоторые из нас даже выпустили из хоботов хвосты сестер, а Хлууробнуун переступила с ноги на ногу, так ярок был внезапно налетевший запах: потная основа страха с примесью чего-то худшего.

— Знакомый запах, — сказала Гууролуумбуун, и все мы закачали хоботами, ища друг у друга поддержки. — Наша сестра Горлуубну, помните?

— Никто не забыл Горлуубну! — прохрипела я из окутавшего меня черного тумана, в котором светлыми лучами блестели мои бивни.

— Думаете, Пиппит сошел с ума? — спросила Гууролуумбуун, осторожно водя поднятым хоботом.

— Умирает, — ответила Бууруундуунхууробуум. — Движется к смерти неотвратимо, как лето к зиме.

— Он болен? Избит? — Мой беззвучный голос был залит липкой грязью печали, в которой тонули мысли. Я старалась не дышать, чтобы не чувствовать ужасного запаха.

— Ни то, ни другое. Тело не повреждено, сила не уменьшилась. Но запах… Не могу понять.

Я снова ощутила душную волну, от которой хотелось бежать без оглядки.

— Его можно отыскать? Это опасно?

— Давайте посмотрим. — Бууруундуунхууробуум, должно быть, поняла, что еще чуть-чуть, и мы разбежимся в разные стороны. Она решила уступить в малом, чтобы потом не потерять всего.

Мы разобрались по местам и пошли цепочкой через ремесленные кварталы, воняющие краской, опилками и металлической стружкой. Бууруундуунхууробуум вела нас лабиринтом улиц, осторожная и суровая. В подножии кирпичной стены она обнаружила дыру, забранную железными прутьями наподобие окон в наших стойлах. Из дыры сочились вонючие страхи: свежие, как сорванная трава, и старые, протухшие сотни лет назад, когда матери наших матерей еще не появились на свет.

Среди них был страх Пиппита — даже я его чувствовала.

— Маленький, маленький человечек, — бормотала я. — Во имя света дня, во имя спокойствия ночи, до чего тебя довели?!

Мы толпились у зарешеченной дыры, по колено в страхе, и говорили хором, большей частью беззвучно, хотя кое-какие звуки все же раздавались. Нам, однако, было все равно: пусть человечки слышат.

И тут — чудо из чудес — из дыры раздался знакомый тоненький голос. Он называл наши вымышленные, похожие на чириканье, придуманные им имена. Разве могли мы не ответить ему?

Гууролуумбуун дунула в дыру, отозвавшуюся волной тревожных голосов. Она обхватила металлический прут — и выдернула, как тростинку. Голоса внутри разом затихли. Гууролуумбуун легко выдергивала прутья и складывала их под стеной, как в былые времена складывала бревна на лесных работах.

Не успела она положить последний прут, как из дыры муравьями повалили человечки. Цепляясь за хобот Гууролуумбуун, они съезжали вниз, путались у нас под ногами и разбегались — испуганные, пахнущие грязью и болезнями. Но милого Пиппита среди них не было. Поток человечков уже иссяк, а он все продолжал звать и плакать внутри.

— В чем дело? — недоумевала Хлууробнуун. — Они ему ножки поломали?

От такой мысли у нас перехватило дыхание.

— Я же сказала, тело его невредимо, — ответила Бууруундуунхууробуум. — Однако замурован он глубоко. Видимо, внутри есть еще решетки.

— Так давайте их сломаем!

— Попробуй, Хлууробнуун! — воскликнула я. — Опустись на колени и попробуй.

Хчууробнуун просунула хобот в дыру. Мы сгрудились вокруг, шепотом утешая заточенного в черноте Пиппита.

— Ничего, — с отвращением проворчала Хлууробнуун. — Только голый воздух и потолок. И света внутри нет. И звона цепей я не слышу. А вы слышите? Может, пленников связали веревкой?

— Неужели человечки стреноживают друг друга? — изумилась я.

— Конечно, иначе он бы вылез к нам. Послушайте, как он плачет, бедняжка! Если бы он мог двигаться, то давно бы вылез!

Я старалась сосредоточиться на словах Хлууробнуун. От жалости к Пиппиту разрывалось сердце.

Мы разговаривали с ним, приникнув к дыре, а он жалобно отвечал, и наконец мы почти обезумели от невозможности его увидеть, поднять и посадить себе на голову, словно корону; от невозможности ощутить на коже легкие ладошки и услышать едва различимые писклявые песни, которые он обычно пел, натирая наши спины мыльной щеткой. Какое это счастье — ежечасно повиноваться Пиппиту, не знающему страха; купаться в его ласке и заботе; говорить ему о любви, забывая, что он не из племени Больших и не умеет внимать беззвучной речи!

— Надо уходить, — сказала наконец Бууруундуунхууробуум. — Солнце поднимается. Мы все равно не в силах ему помочь. Что за польза, если он услышит, как нас закалывают пиками?

— Они не посмеют, — ахнула Гууролуумбуун. — Закалывают только обезумевших, как Горлуу…

— Надо уходить. Укрыться в тихом месте, где горе милого Пиппита не будет нас отвлекать, — и обдумать положение. Если останемся здесь, то сойдем с ума от боли. И Пиппиту не поможем.

И мы ушли, плача и страдая.

— Он знает, что мы вернемся? — переживала Хлууробнуун.

— Малыш смотрит в лицо смерти. Мы для него не более чем сон, — утешала Гууролуумбуун.

— Может, так и останемся для него приятным сном, — добавила Бууруундуунхууробуум. — Может, это наша роль, с которой надо смириться.

Непостижимым маршрутом, через лабиринт камня и скорби, королева привела нас в пустынную часть города, где здания, по-видимому, уничтожил пожар, и в воздухе стоял запах мертвого пепла. Мусор, однако, успели убрать и землю разровняли под застройку.

Мы пытались собраться с мыслями, но вместо этого лишь перебрасывали друг другу свою печаль. Неужели нам придется повернуть назад? Вернуться домой по собственным следам? Доживать долгие жизни, ежась от уколов пик, побоев и злобных окриков?

— Лучше уйти в Лесистые Холмы, — говорила Гууролуумбуун. — Что за жизнь без милого Пиппита?

Мы тоскливо кивали.

— Надо собраться, придумать выход! — требовала Бууруундуунхууробуум. — Встанем в ряд, как будто нас построили человечки! И пусть мысли варятся в наших головах.

Однако не успели мы выстроиться, как город начал оживать.

— В чем дело? — недоумевала Хлууробнуун. — Человечки никогда не поднимаются так рано.

— Верно, — поддержала Гууролуумбуун. — Только дворники да рыночные торговцы встают до зари.

— Не нравится мне это, — буркнула Бууруундуунхууробуум.

По моим костям разлилось неприятное чувство: казалось, скелет вот-вот распадется, и я осяду горой зыбкого мяса.

— Мне тоже, — прошептала я.

Всего несколько заспанных человек пробежало мимо, а мы уже поняли, что энергия города напряглась, как упругая трава под ветром, как весенний ручей перед запрудой. Но вместо свежести воды, вместо аромата цветов и юных побегов, над землей стелились запахи страха, железных цепей и кисло-сладкого возбуждения.

Грудой серых валунов стояли мы в первых лучах рассвета и принюхивались, пытаясь поймать в вонючем потоке чистую струю.

— Хотела бы я оказаться дома! — воскликнула Хлууробнуун. — Милый Пиппит в это время как раз просыпался, ворочался на сене… Помните, как он нас впервые увидел? Малыш подбежал прямо к Бууруундуунхууробуум и обнял ее за ногу своими ручонками.

— Надо идти, — сказала Бууруундуунхууробуум. — Помните: сейчас он спит не на сене, а на голом камне, и охранник будит его пинком, пока мы перебираем воспоминания. — И она шагнула вслед торопящимся человечкам.

Мы присоединились — кто молча, кто бормоча: «Куда, в мертвое место? Зачем, королева?» Мы двигались через город, выстроившись в шеренгу, практически против своей воли. Человечки, бурлящие вокруг нас, были слишком заняты грядущим ужасом и не замечали, что нами никто не командует. На лицах, неизменно обращенных вперед, читалось боязливое предвкушение.

На площади яблоку негде было упасть. В воздухе звенело возбуждение. Такое нам не снилось и в кошмарном сне: пробираться между тщедушными человечками, стоящими плечом к плечу. От возвышающегося в центре постамента веяло свежими опилками; он был пуст, не считая двух человечков с большими ружьями, пахнущими не смертью, а гордыней. Что действительно воняло, так это топор, сверкающий, словно полумесяц, в распахнутом черном футляре. По направлению к нему через всю толпу бежали горячие струйки внимания.