Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость

• Название: Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость
• Автор: Эмиль Золя
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1966

В двадцатый том Собрания сочинений Эмиля Золя (1840–1902) вошел роман «Плодовитость» из серии «Четвероевангелие».

Создавая тенденциозный, проповеднический роман, Эмиль Золя во многом уходил от реалистического метода. Роман построен им нарочито иллюстративно. Каждый эпизод и каждый персонаж призваны воплощать и иллюстрировать некий тезис. Все персонажи разбиты на две основные, противостоящие одна другой группы: с одной стороны — положительные Матье и Марианна с их потомством, свидетельствующие своим примером о преимуществах плодовитости (к ним еще примыкает доктор Бутан); с другой стороны — остальные действующие лица, отрицательные, совершающие преступления против естественного закона деторождения. Все поступки персонажей, все их мысли и разговоры связаны с одним-единственным вопросом — деторождением. Они много рассуждают, резонерствуют: Золя передает Матье свои мысли по основному вопросу книги, а персонажам, не желающим иметь детей, — мысли своих идейных противников. Золя дифференцирует и воплощает в разных персонажах различные мотивы ограничения семьи или отказа от деторождения (Бошены, Моранжи, Сегены, Анжелены, Лепайеры, Серафина). В определении этих мотивов он опирается на факты действительности, обобщенные в прочитанных им книгах или наблюденные им самим.

Под общей редакцией И. Анисимова, Д. Обломиевского, А. Пузикова.

---

Золя не мог не быть решительным противником мальтузианства. Выступать против этого учения ему представлялось тем более необходимым и своевременным, что французская статистика обнаруживала тревожный для Франции факт: в стране не только не наблюдалось „чрезмерного“ увеличения населения, но, напротив, прирост его к концу XIX века резко сократился как из-за падения рождаемости, так и вследствие высокой детской смертности. В промежуток 1891–1900 годы во Франции на одну тысячу человек населения рождаемость выражалась цифрой 22,0, смертность — 21,5; таким образом, показатель естественного прироста населения составлял 0,5. Многих экономистов и демографов беспокоило, как такое положение может отозваться на экономическом развитии и обороноспособности Франции, на будущем французской нации в целом.

В ряде ученых трудов рассматривались причины уменьшения прироста населения и предлагались различные меры противодействия этой тенденции. Только с конца 70-х по конец 90-х годов во Франции появились книги доктора Жибера „Причины депопуляции во Франции“ (1877), Р. Фрарэ „Национальная опасность“ (1884), де Надайяка „Падение рождаемости во Франции, его причины и последствия“ (1886), А. Дюмона „Депопуляция и цивилизация“, Ж. Бертильона „Проблема народонаселения“ (1897), Р. Грассери „Снижение рождаемости во Франции и средства борьбы с ним“ (1897). Создается „Лига сторонников увеличения народонаселения во Франции“. Голоса мальтузианцев притихают, но не замолкают окончательно.

Золя внимательно следил за этой литературой и сам искал объяснений неудовлетворительному приросту населения в стране. Из статьи „Вырождение“ видно, что общую концепцию о причинах этого явления он составил себе задолго до того, как принялся писать „Плодовитость“. Уже здесь Золя обвиняет прежде всего имущие классы в принципиальной враждебности к деторождению, питающейся разного рода неблаговидными соображениями, в основе своей корыстно-эгоистическими. Замысел романа „Отбросы“, о котором Золя сообщает в статье, уже заключал в себе осуждение „плутовства с природой“ в брачных отношениях (иначе говоря, мер по предупреждению беременности), обеспложивания женщин с их доброго согласия, абортов, массовой смертности и прямого детоубийства в тайных родильных домах, приютах для подкидышей и всевозможных глухих местах, куда сплавлялись на попечение профессиональных кормилиц незаконнорожденные младенцы. Золя констатирует укоренившееся в буржуазной среде презрительное отношение к многодетной семье. В нем повинны, по мнению Золя, и мальтузианство, и пессимистическая философия Шопенгауэра, чьи последователи во Франции твердят о бессмысленности жизни, и даже оперы Вагнера, в которых „любовь преследуется и осуждается…“.

Всю эту недостойную практику буржуазных классов, равно как и освящающую ее идеологию, Золя квалифицирует как выражение враждебности по отношению к самой жизни и природе. Защита жизни для Золя отождествляется с неограниченным деторождением. Речь идет не только об устранении уродств в семейных отношениях и мерах по охране материнства и младенчества. Золя настаивает на том, что каждая семья должна стремиться к обильному размножению, ибо это полезно для общества, естественно и прекрасно. Он не вполне согласен с „Лигой сторонников увеличения народонаселения“, возлагавшей надежды на экономические поощрительные меры. По мнению Золя, ждать, пока эти меры дадут эффект, слишком долго. Нужно воздействовать на людей прежде всего словом, горячей пропагандой многодетности.

Все эти соображения легли в основу первого наброска „Плодовитости“, содержащегося в записи 1897 года. Ниже приводим его полностью, напоминая читателю, что ко времени его составления Золя мыслился для всех „евангелий“ один герой, носящий имя Жан (Иоанн): „Я подхожу к некоторым подробностям романа „Плодовитость“, вырисовывающимся раньше прочих. Этот роман видится мне в настоящее время яснее всего. Я беру Жана, сына Пьера и Марии. Его мать (подарок Парижу), поднимая его над Парижем, говорит ему, что он соберет золотую жатву. Следовательно, это должно происходить ужо в XX веке. Но я не буду указывать точно время действия, оставлю неопределенность в датах. Мне видится столько глав, сколько есть разных случаев в деторождении, в вопросе о народонаселении страны. Прежде всего, зачатие. Жан делает своей жене ребенка, и я введу как фон, при помощи фактов и персонажей, всевозможные мошенничества для предотвращения зачатия, вольную или невольную растрату семени попусту, все драмы и комедии спальни, и Жан замешан в них, и, возвращаясь ночью, он делает своей жене первого ребенка; развитие завязей, все, что сеется и теряется зря, что приносит и уносит ветер, большое полотно, написанное яркими красками. Затем — роды, все драмы и комедии, связанные с родами, логова акушерок, аборты, убийства нерожденных детей, убийства детей, появившихся на свет, хирурги, производящие операции по удалению матки. Затем жена Жана кормит ребенка, и здесь пойдут — конторы, поставляющие кормилиц, женщины, которые по кормят сами своих детей. — Затем другие дети жены Жана — и буржуа, ограничивающие число детей в своих семьях, эгоизм и „благоразумие“, всевозможные причины, ведущие к падению рождаемости. Я хочу добиться того, чтобы вернулась мода на кормящую мать, мать многодетную, и поэтому я представлю жену Жана величественной и прекрасной женщиной, в окружении ее детей. Счастье в доме; гордая удовлетворенность; апофеоз радости и нежной любви. — Суть плана в том, чтобы сделать реальность ужасных эпизодов — то есть нынешнее положение дел — фоном для того образа, который являет собой Жан, для счастья, которым он наслаждается вместе со своей семьей, и все время возвращаться к нему и его близким, чтобы прославлять их“.

Золя довольно точно следует плану, намеченному в приведенном наброске, за исключением некоторых несущественных отклонений (меняется имя героя, к началу романа Матье и Марианна имеют уже четверых детей).

Представив себе общий план произведения, Золя, в соответствии с многократно испытанной им методикой, принялся тщательно изучать различные источники сведений по тем вопросам, которые он собирался затронуть в романе. Знакомство с подготовительными материалами к „Плодовитости“ показывает, что Золя провел большую предварительную работу, прочел ряд специальных книг, сделал множество выписок и газетных вырезок по интересующим его темам. Как свидетельствуют современники, он этим занимался в основном в первой половине 1898 года, сохраняя замечательную выдержку и хладнокровие, несмотря на развернутую против него бешеную кампанию в связи с его защитой Дрейфуса.

Из трудов гигиениста и социолога доктора Бержере Золя черпает сведения о поведении супружеских пар, избегающих детей; доктор Этьен Кан доставляет ему информацию относительно практики обеспложивания женщин; в работах публициста и советника парижского муниципалитета Поля Строса, занимавшегося вопросами общественной благотворительности, он находит материал об обездоленных детях.

Много разоблачительных сведений почерпнул Золя из книги доктора Брошара „Правда о подкидышах“ (1876), за которую автор чуть не был выслан из своего родного города Лиона. Из этого источника он узнал, что смертность среди подкидышей достигает 50–75 процентов, что ежегодно „сто тысяч младенцев, лишенных всякой заботы и ухода, умирают от голода и нищеты“. У доктора Брошара он читал наполненные гневом и болью строки о „вскармливании за деньги“, ведущем к „ужасающей смертности среди новорожденных“. Факты, сообщенные доктором Брошаром, и его выводы подсказали Золя ряд эпизодов и персонажей романа. Доктор Брошар утверждал, что „не существует ремесла, более вредного для нравственности, более разрушительного для семейных уз, чем ремесло наемного кормления грудью“. Золя подробно рассказал об этой бессовестной практике, создал образы развращенных, корыстных кормилиц. По словам доктора Брошара, „посредницы“, приторговывающие детьми, „совершают страшные опустошения“ во Франции. Золя вывел в романе жуткую фигуру такой „посредницы“, фактической детоубийцы. „Большинство приютских детей, — писал доктор Брошар, — …становятся озлобленными и порочными существами, бесполезными и опасными врагами общества, в конце концов встающими на путь дурных поступков, а то и прямых преступлений“. В романе Золя есть такой подкидыш, сын Норины, который, войдя в года, становится отъявленным негодяем.

Золя изучил также новейшую, напечатанную в 1898 году диссертацию Рене Боннара „Депопуляция во Франции“ и книгу итальянского демократа Нитти „Народонаселение и социальная система“.

Садясь за первую страницу „Плодовитости“, Золя, как и при подготовке романов других серий, был достаточно оснащен документальным материалом для критической части книги, то есть всем, что касалось современного аспекта его темы. Однако на этот раз центр тяжести лежал не в документированной части. От нее Золя лишь отталкивался, устремляясь в непривычную для него область, где он мог руководствоваться исключительно своей фантазией.