Елизавета Павлова - Кризис как способ расправить крылья

• Название: Кризис как способ расправить крылья
• Автор: Елизавета Павлова
• Жанр: Психология, личное
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-4226-009

Тревожное слово «кризис» уже не первый год на слуху и в мыслях практически каждого из нас. Насколько же на самом деле страшны и ужасны эти периоды нашей жизни? Какие кризисы встречаются на нашем жизненном пути и какую пользу можно извлечь из них? Как научиться выбирать новые цели и добиваться исключительных результатов?

Авторы этой книги, опытные практикующие психологи, утверждают: кризис – это не катастрофа. Каким бы ни был кризис – социальным или мировым, возрастным или семейным – он является естественным, а порой и необходимым этапом прохождения жизненного пути. Его можно использовать во благо и превратить неприятности в «приятности», выйти на качественно новый уровень жизни.

Ни один кризис не обходится без потерь, но только от нас зависит, что мы вынесем из очередной психологической «бури» – понижение запросов и уровня жизни или достойного вас духовного и материального взлета.

Удачи вам и взятия новых вершин!

---

Начало взаимоотношений с миром

Надо помнить, что даже новорожденный ребенок, у которого потребностей-то немного – на пальцах одной руки перечесть можно, – даже он уже является самостоятельной личностью и проявляет свои, индивидуальные темпераментные особенности. Один малыш спит по часам и не терзает маму ночными требованиями покормить. Другой, наоборот, голосист, напорист, живет в своем, чрезвычайно гибком ритме и плюет на почасовой режим кормления и сна. Важно, чтобы мама принимала на этом этапе ребенка таким, какой он есть, и старалась свои потребности увязать с потребностями малыша, не подминая его под себя. Именно так и проявляется безусловная любовь.

Попытка навязать чуждый режим иногда выглядит дико – так, одна женщина, сама будучи врачом, безоговорочно доверяла единому для всех детей режиму, составленному «дипломированными специалистами». Сказано кормить по часам – будем кормить по часам. (Дело происходило в советские времена, когда идея кормления грудничка по требованию еще не набрала большого веса.) И вот она рассказывала, как сидела над орущим от голода младенцем с будильником в руке, сама заливалась слезами и умоляла: «Ну потерпи еще, ну, маленький, ну чуть-чуть всего! Еще пятнадцать минут, и будем кушать!»

Даже читать-то это ужасно, а представьте себе младенчика, который слов еще не понимает и для которого отсутствие кормления по его зову означает только одно: все, конец. Мама не придет. Волки ли маму загрызли, сама ли мама его бросила – не суть важно. Впереди только голодная смерть, и она уже не за горами.

Американский психотерапевт Дональд Виникотт писал, что состояние новорожденного ребенка, которого бросили кричать одного, проходит три стадии.

На первой стадии ребенок борется за жизнь. В его крике слышны гнев, возмущение, призыв к пропавшей маме. Ребенок активно пытается изменить ситуацию, зовет мать, проявляет здоровую агрессию.

Если мама не появилась, постепенно наступает вторая стадия: в крике ребенка явственно ощущаются отчаяние, горестные нотки; малыш переживает ужас всем своим маленьким существом – «мама пропала, мама не придет».

Если мама все еще не явилась и не удовлетворила детскую потребность (в тепле, заботе, грудном молоке или тактильном контакте), ребенок смолкает. Так начинается третья стадия – плач становится тише и ни кому уже не адресуется; младенец переживает покинутость. Винникот называет эту стадию «отказ от контакта с миром ради экономии ресурсов организма», и на ней ребенок теряет большую долю изначальной первичной привязанности к матери. Все. Надо экономить силы, чтобы продержаться.

Для ребенка такое игнорирование его потребностей означает гибель или отказ матери, и он лишь изредка подает голос, чтобы, если получится, другая самка, проходящая по первобытному лесу, смогла бы его поддержать и покормить. Правда, шансы для этого невелики. (Не забывайте, в условиях цивилизации, с радионянями и памперсами, человечество живет всего ничего – пару десятков лет; а сколько тысяч поколений до нас выросли и прожили в условиях первобытных или близких к таковым? Неудивительно, что древние инстинкты до сих пор живы в нас. Особенно в новорожденном, не умеющем еще говорить младенчике.)

У детей, чьи родители «воспитывают» их, не беря на ручки, чтобы «не избаловать» и чтобы «на шею потом не сел», заброшенность и одинокий плач означают отставание от сверстников в психическом развитии, утрату доверия к миру и, как следствие, худшую в нем адаптированность.

Доверие к миру – основное достижение, которое приобретает ребенок, успешно прошедший кризис новорожденности. Психологи и педагоги указывают на такие его маркеры, как «контакт глаз» со взрослыми, осмысленная улыбка, активный выход со взрослым на контакт. Все. Кризис пройден. Маленький человек адаптировался в мире и научился общаться с его представителями – взрослыми людьми.

А впереди маячит следующий кризис – «ужасное трехлетие».

Кризис трех лет

Познание границ своего внутреннего пространства

Этот кризис, едва ли не наиболее широко описанный в литературе, известен под драматическим названием «ужасное трехлетие». Многие считают его самым острым детским кризисом. В это время впервые проявляются негативизм и стремление физически и психологически отделиться от родителей. Забежим немного вперед и сажем, что явления эти повторятся потом, лет через десять, в подростковом возрасте, но на другом уже уровне – на социальном.

В три года ребенок начинает выяснять собственные границы, вычленять свои желания из желаний и потребностей родителей, осознавать их и пытаться добиваться.

Наиболее яркими маркерами этого кризиса являются частые «нет» и «не хочу». Эти «нет» играют роль инструмента в выяснении границ: «Чего я хочу? А что могу?» Проблема для родителей заключается в том, что этот инструмент дитятя прикладывает именно к ним, пробуя на зубок их терпение: могу ли я отказаться идти спать? А отказаться от манной каши? А не ходить гулять? А если настаивать? Как будут реагировать родители?

В такие моменты родители могут сделать очень большую ошибку, если будут тупо, без объяснений настаивать на своем: «Делай то, что я сказала, потому что я это сказала!»

Энтони Гидденс, американский социолог, описывая причины отставания в психическом развитии детей из негритянского гетто, указывал на интересную закономерность. Он отмечал, что чернокожие дети в среднем менее любопытны, хуже успевают в учебе и менее психически развиты, чем их сверстники из белых семей. Одну из причин Гидденс видел в стиле взаимодействия негритянских матерей с детьми.

Когда чернокожий ребенок, писал Гидденс, спрашивает маму: «Мама, а почему я должен это делать (чистить зубы, идти спать, возвращаться домой с прогулки, есть кашу на завтрак и т. п.)?», обычно следует ответ: «Потому что я так сказала, вот почему! А ну немедленно делай, не то получишь!» Тогда как белому малышу на аналогичные вопросы мать постарается дать развернутый ответ, используя причинно-следственные термины. Например, если речь идет о чистке зубов, белая мама скажет: «Ты должен делать это, потому что зубкам полезно, когда их чистят; нечищеные зубки могут заболеть, тебе будет больно, и придется лечиться». Ребенку постараются объяснить, к каким последствиям приведет его действие, а к каким – отказ от действия, и малыш постепенно научается делать выводы и строить причинно-следственные связи.

Так культурная традиция в семьях разных национальностей закрепляет социальное неравенство. Белые дети получают фору в освоении мира, в данном случае и за счет традиций воспитания. Как видите, простые слова типа: «Ты будешь слушаться потому, что я так сказала» – в ответ на детское «нетканье» имеют далеко идущие негативные последствия.

Вывод очевиден: в первые три года жизни ребенка его родителям нужны крепкие нервы и, опять-таки, безусловная любовь. Потому что этот маленький упрямец все равно продолжает оставаться вашим самым любимым малышом, и он еще более остро нуждается в вас. Нуждается в том, чтобы его принимали вместе с его упорством и своевольничаньем и чтобы мама говорила ему, как словами, так и действиями: «Ты можешь идти и исследовать этот мир. Я рядом и буду тут, как только понадоблюсь тебе».

По началу и времени разворачивания понятие трехлетнего кризиса очень условно. Он может начаться и в два, и в три года. Закончиться же может аж в четыре! Так что, родители, набирайтесь терпения.

Посмотрим, что скажет стая

Пережить этот кризис легче, если установить в семье строгие правила относительно каких-то вопросов, которые не обсуждаются (еще лучше, если выполняются они всеми членами семьи). «Мы чистим зубы потому, что в нашей семье все чистят зубы по вечерам. Нет, это не обсуждается. Тебе малиновую пасту или мятную?»

Кстати, в этом вопросе нам на руку играют те самые первобытные инстинкты, которые особенно сильны в малыше. Для маленького ребенка исключение из «стаи» – самое страшное наказание. (Именно поэтому не стоит никогда, даже в шутку – особенно в шутку! – бросаться словами типа «я тебя брошу» или «уходи, ты мне такой не нужен». Вы даже не можете представить, что в этот момент может твориться в душе малыша, для которого ваши слова не невинная забава, а угроза смерти в полный рост!)

Так вот, если некоторые законы и правила семейного распорядка установить под условным девизом «У нас так принято» или «В нашей стае все живут так», то ребенок примет их на удивление легко и естественно. Другое дело, что перебарщивать с правилами, применяя их абсолютно к каждому случаю жизни, не стоит: все-таки три года – это возраст проверки границ и экспериментирования с ними, так пусть у ребенка будет над чем экспериментировать. Но все же вопросы гигиены или режима удобнее перевести в рамки «правил нашей стаи».

Навыки взаимодействия с миром

Малыш в три года испытывает массу ограничений со стороны собственного тела (ведь он еще так мал и слаб) и зависимость от родителей. Чарльз Дарвин писал, что ребенок с момента рождения физически отделен от матери, но он не может без нее ни самостоятельно питаться, ни передвигаться, ни заботиться о своих потребностях. Дарвин считал это выражением биологической несамостоятельности ребенка (подобно кенгуренку, который живет в сумке своей матери).