Катя Капович - Вдвоём веселее (сборник)

• Название: Вдвоём веселее (сборник)
• Автор: Катя Капович
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-4537

Катя Капович – двуязычный поэт и прозаик. Родом из Молдавии, с 1992 года живет в США, в Кембридже, преподает литературу, работает редактором англоязычного журнала «Fulcrum».

Героиня книги «Вдвоём веселее» живет между «той» жизнью и «этой», Россией и Америкой. Персонажи самого разного толка населяют ее мир: интеллектуалы, каждый по своему пытающийся бежать от реальности, бывший «вор в законе» из прошлого, американский меценат, поселивший у себя семью бедных русских филологов, торгующий гашишем артдилер и прочие, прочие. Рассказывая их истории и почти не давая оценок, она в первую очередь говорит о себе…

---

Когда Гилберт говорил об Англии, речь его замедлялась:

– Очень хорошо. При университете, где Уильям работает, замечательная школа. Брату все это очень удобно: он подвозит детей с утра, забирает после работы. Он сегодня прилетает. Я вам не говорил? Он хочет продать дом, чтобы мать переехала в город.

Из скромности Гилберт умолчал, что дом записан на его имя.

– Вот как! Кто-то уже есть на примете?

– Уильям все устроил! М-да… Сегодня все и подпишем.

Он нахмурился, и бухгалтер, человек наблюдательный, это заметил:

– Ваша матушка как поживает?

– Она поживает неплохо, но, конечно, с памятью у нее проблемы! М-да… В общем, Уолтер, ничего нового нет в том, что с возрастом мы не становимся лучше!

– Да! – вздохнул бухгалтер, собирая крошки со стола. – Мы не становимся моложе, вот это уж точно! Так значит, брат прилетает сегодня! Во сколько? Вы, наверное, поедете встречать?

Гилберт объяснил, что точного времени он не знает, но думает, что Уильям будет во второй половине дня.

– Это хорошо, что вы с братом хотя бы время от времени видитесь, – сказал Уолтер с пониманием. – У меня, как вы знаете, с собственным братом сложные отношения, а вот зато с племянником, тьфу-тьфу… Это очень важно, иметь кого-то в семье… Особенно, Гилберт, для закоренелых холостяков.

Он протянул Гилберту сумку с деньгами:

– Здесь три тысячи. Я уже пересчитал. Может, успеете до пяти?

Солнце нависало над башней с часами, и площадь, как бы расширившаяся в периметре от жары, быстро заполнялась людьми. Туристы, среди них было много из стран Азии, задерживались перед витринами. Гилберт постоял в дверях крытой галереи, припоминая что-то. Да, сначала в университетский магазин за ревю! Скучающий за столиком открытого кафе его старый партнер по шахматам показал ему на доску. «Нет, нет, не сегодня!» – прокричал Гилберт и поспешил мимо. Статья об Англии. Хорошо, что не забывают старушку Европу! Он давно не заглядывал сюда. Слава Богу, все по-прежнему. Его рука протянулась к бумажной пирамиде и вытащила из металлической скобы крепкий, пахнущий свежей печатью номер. Как он любил запах книг! После того как он бросил курить, обоняние у него стало как в молодости. Прекрасно пахли итальянские и французские издания, немецкие тоже имели приятный запах, а вот словари и учебники из Индии из-за многомесячных транспортировок в трюмах кораблей пахли плесенью и рассохшимся резиновым клеем.

У продавщицы было хитрое, как у лисички, лицо. Она метнула в его сторону вопросительный взгляд:

– Что-то ищете?

– Как пахнет! – сказал Гилберт и еще раз приложил журнал к лицу.

Она не поняла, что он имеет в виду, поджала тонкие губы:

– Хотите использовать вашу скидку?

– Не в этот раз. У меня в августе будут большие покупки. Очень большие, – добавил он и посмотрел на полку новинок.

Вот-вот должна была поступить в продажу биография Черчилля. Трехтомник. Он давно его дожидался.

– За журнал с вас пять долларов, – сказала она. – Вам нужен пакет?

– Не надо, – сказал Гилберт, пряча чек в карман.

Ему следовало поторопиться: брат мог приехать с минуты на минуту. Обгоняя туристов, он быстро пошел в сторону банка и у двери в недоумении остановился. Такого с ним раньше не случалось: сумочка с деньгами осталась в магазине. Подгоняя непослушное, отяжелевшее от жары тело, он двинулся сквозь толпу. Ему пришлось идти против течения, навстречу вдруг хлынувшим из всех подворотен студентам. Вязкая человеческая масса обволакивала его со всех сторон и делала путь вдвое длинней. На переходе больная нога скользнула по крышке люка, и он чуть не упал. Бешено заколотилось сердце. Но он выровнялся, потянул на себя медную ручку и, проскочив меж двух зазевавшихся туристок, подбежал к прилавку. Слава Богу, обошлось. Терракотовая сумочка темнела на фоне окна, и лисичка, кладя ее на прилавок, уже не была с ним сурова.

– Я увидела ее и сразу переложила в безопасное место! – сказала она.

Он утер лоб салфеткой и спросил, который час. Ремешок на его часах истерся, и он благоразумно носил часы в кармане жилета, который оставил в магазине.

– Без двадцати трех пять.

Во время ремонта в магазине Гилберт установил во дворе стол с двумя скамейками, на которые они с братом и сели. Внутренний двор всегда держал прохладу. Брат медленно открыл пачку «Галуаза», под глазами у него были мешки. Не в пример Гилберту он закурил поздно, но без сигарет не мог.

– Однако у тебя усталый вид! – сказал Гилберт. – Трудный перелет? Где твой чемодан?

– Я прилетел еще вчера. Не хотел тебя утруждать и остановился в отеле.

Гилберт опешил:

– Какие глупости! Ты меня ни капли не утруждаешь. Сегодня же перенесем твои вещи ко мне!

Немного вымученная улыбка натянула тонкие губы Уильяма:

– Мне не дали трех дней, завтра на рассвете лечу обратно! Но давай оставим этот разговор. Расскажи лучше о себе! Ты закончил лечение? Что говорят врачи? Эти пятна, – он посмотрел на его руки, – они по-прежнему не сходят?

– Все нормально. Я чувствую себя нормально. Просто с этим ремонтом было много возни, все легло на меня…

– Да, ты рассказывал… – сказал брат задумчиво.

Большой, сутулый, с этими мешками, нависавшими на худые щеки, он сидел напротив Гилберта и все тянул носом, как будто не мог надышаться. Докурив одну сигарету, он тут же вынул другую и так же жадно ею затянулся. Гилберт любил запах дыма, когда-то он и сам с удовольствием курил сигарету-другую за вином, но с тех пор, как лежал в больнице, больше не возвращался к этому занятию. И все-таки вид голубой струйки дыма, винтообразно взбирающейся вверх, доставлял ему эстетическое удовольствие. Потом он перевел взгляд на брата:

– В магазине стало очень красиво и просторно! Ты просто не узнаешь!

– Да, да, верю, но, может быть, в другой раз? Во сколько ты сегодня освобождаешься? Я бы хотел тебя пригласить поужинать.

– Скоро, скоро. Ты докуривай и пойдем внутрь!

Уильям не уловил настойчивости в его голосе:

– Я ведь могу здесь подождать! А пока что подготовлю все бумаги…

– Другого раза может и не быть! – сказал Гилберт.

Он придержал для Уильяма тяжелую дверь и, подождав, пока тот войдет, плотно прикрыл ее у них за спиной.

– Я тебе писал, что мы зимой поменяли ковры, поставили новые стеллажи… Вот смотри, я сам спроектировал, у нас, знаешь, не было денег нанять кого-то. Сейчас я тебя познакомлю с нашим монахом. Тридцать лет во францисканском монастыре, старый наставник умер, а с новым он не поладил. Я, по сути, взял на себя большую ответственность, когда принял его на работу. Он, хотя и говорил на восьми языках, но поначалу не умел пользоваться телефоном. Путался, нажимал сразу на все кнопки… Ха-ха…

Идя на полшага впереди Уильма, Гилберт еще что-то рассказывал, разводя руками. Потом он оглянулся и увидел, что брат его не слушает. Сдвинув белесые брови, Уильям лихорадочно рылся в портфеле.

– Где же эта чертова бумажка? – бормотал брат. – Ты знаешь, о чем я говорю? О завещании матери… На случай ее скоропостижной смерти…

Наконец-то он нашел то, что искал, и протянул бумагу Гилберту.

Увидев почерк матери, Гилберт почувствовал, что к горлу подступает знакомый горячий комок. Ему вдруг захотелось крикнуть: «Ах, оставьте вы все меня в покое! Она еще меня переживет!» И он закричал и дрожащими руками стал рвать протянутый братом документ, который оказался жестким, – и тогда Гилберт, вцепившись в него зубами и порезав о край нижнюю губу, все-таки разорвал бумагу на части. Сначала он рыдал безмолвно, потом рыдания задели какие-то другие, более глубинные струны и перешли в голос. Только один раз взрослым мужчиной он так плакал, когда по дороге из Африки, на корабле, отчим умер от непонятной инфекции. Но тогда слезы несли утешение, теперь нет. Вода в глазах и боль в груди – вот что были эти слезы. Еще час назад он осознавал себя благородным наследником славного имени и вдруг оказался таким же, как они, – ничтожеством, червяком, корчащимся на асфальте во время дождя, который, кстати, уже стучал в окно, покрывая его широкими полосами воды.

Крупная капля пота сбежала у брата с переносицы и повисла на кончике носа. Он отвел глаза:

– Прости меня, Гилберт, что я пристаю к тебе со всеми этими делами…

– Прости и ты, ради Бога! – бормотал Гилберт. – Эта нога… Да я еще сегодня понервничал, потерял сумочку с деньгами… Сейчас я все склею, подпишу. Я это умею.

Кивок брата перешел в плавное покачивание головы:

– Не волнуйся, Гилберт! У меня сохранилась копия, этого будет достаточно. Я не должен говорить, как я тебе благодарен!

– Оставь, о чем ты! – Гилберт отмахнулся.

Уильям вынул папку, подал ему:

– Если хочешь, можешь прочитать, но, поверь, здесь все в порядке, – сказал брат уже другим, более решительным голосом. – Я поставил галочки в тех местах, где ты должен расписаться. Был сегодня у юриста, потому задержался.

После того как с деловой частью было покончено, им обоим стало легче. Убрав бумаги в портфель, брат присел на ступеньку винтовой лестницы.