Себастьян Жапризо - Обреченное начало

• Название: Обреченное начало
• Автор: Себастьян Жапризо
• Издательство: Лимбус Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-8370-0624-1

Поклонники Жапризо наверняка удивятся простоте и безыскусности стиля этого романа. Дело в том, что «Обреченное начало» — первое произведение знаменитого автора «Купе смертников», «Ловушки для Золушки» и других книг, принесших Жапризо всемирную популярность. Признанный мастер детективного жанра написал свой дебютный роман в семнадцать лет, и это был роман о любви — первой, взаимной и обреченной любви четырнадцатилетнего воспитанника католической школы и молодой монахини. Эта книга принесла автору первую в его жизни литературную награду — премию «Юнанимитэ» («Единодушие»).

На русском языке роман публикуется впервые.

---

— Меня зовут Клод. Вот. Клоди, Кло-Кло, Клодин, Клодет, как хочешь.

Дени отпустил ее запястья, обнял. Это имя хорошо подходило ей. Оно казалось ему ангельским, похожим на ее улыбку.

— Теперь я буду называть тебя Клод.

Она прошептала, что больше его не ненавидит, что любит его.

— Моя маленькая Клод, — сказал он, — маленькая Клод, которая меня любит.

Они вернулись домой, держась за руки.

— От кого письмо? — сказал Дени.

— Письмо?

— Письмо, которое ты держишь, вот это. Если от парня, то я сниму с тебя шкуру — по кусочкам.

Она остановилась, чтобы распечатать письмо от настоятельницы. Не нашла в нем ничего подозрительного и вздохнула с облегчением.

С этого дня, когда они проходили мимо полей, крестьяне с ними больше не здоровались. Дени тоже обратил на это внимание, но ничего не сказал, они никогда это не обсуждали. В деревне женщины смотрели на сестру Клотильду в упор, а на мальчика — не скрывая презрения. Когда Дени ездил один на велосипеде за хлебом, хозяйка булочной в Виларгье бесконечно долго пересчитывала продовольственные купоны, и он чувствовал, что она обслуживает его очень нелюбезно.

Только позднее, в июле, влюбленные стали испытывать к себе уже откровенно враждебное отношение деревенских. Весь месяц они чувствовали себя совершенно спокойно, погруженные в свое счастье. Светлые и радостные дни сменяли друг друга, каждый вечер был окрашен легкой меланхолией, когда они садились рядом, в конце дороги, возле рощицы, посмотреть, как заходит солнце.

— Еще один день прошел, — говорил Дени. — На нем можно поставить крест, он никогда не вернется.

И оба они чувствовали свою правоту — ведь их оправданием была сама жизнь.

XXI

Как-то в воскресенье, в начале июля, сестра Клотильда, вопреки своей привычке, пришла на мессу только к одиннадцати. Обычно она бывала на первой службе — в половине восьмого. В это время меньше прихожан в церкви, меньше внимания. Но накануне они ездили на велосипедах в Пюи, легли очень поздно, и утром она не ушла — ждала, когда проснется Дени. Он больше не хотел ходить в церковь.

На площади прихожане, сбившись в кучки и обсуждая события недели, ждали начала службы. Она прошла мимо, держась очень прямо и чувствуя на себе неодобрительные взгляды. Вслед ей бросили несколько негромких замечаний, но она сделала вид, что не слышит. Когда сестра Клотильда вошла в церковь, раздался ропот.

— И ей не стыдно! — сказала одна женщина во всеуслышание.

Опустив голову под взглядами присутствующих, сестра Клотильда села в глубине церкви на край скамьи и открыла молитвенник. Шепот усилился, становясь все громче, со всех сторон сыпались восклицания. Она не поднимала головы, догадываясь, что все взгляды по-прежнему прикованы к ней.

— Больно, очень больно видеть такое, — сказала хозяйка булочной где-то совсем рядом.

Сердце у сестры Клотильды колотилось. Она чувствовала, как влажнеет накидка на ее лбу.

— Понятно, — произнес какой-то мужчина, — ей нравится позориться, вырядившись в короткую юбку перед своим красавчиком.

С каждой секундой высказывания становились все смелее, сестра Клотильда надеялась, что хоть с началом службы она обретет спасение, но служба все не начиналась. Люди обменивались репликами, как в театре, она слышала их слова и злобный смех. Смех волнами переходил из ряда в ряд, и с каждой новой волной она вздрагивала всем телом. Она уже не могла теперь просто подняться и уйти.

Прихожане сверлили ее взглядами до тех пор, пока не появился кюре. Он был молодой, коренастого телосложения. Кюре ничего не заметил и начал службу, гул постепенно стих.

Кюре подошел к сестре Клотильде возле дароносицы, черная сутана туго обтягивала его широкие плечи. Священник был среднего роста, толстый, с уже облысевшим лбом и глазами навыкате.

Он наклонился к ней.

— Я хотел бы поговорить с вами после службы, сестра, — тихо сказал он.

Сестра Клотильда не смогла ответить, во рту у нее пересохло. Кюре прочел «да» в ее глазах. Люди смотрели в их сторону. Сестра Клотильда увидела, как какой-то мужчина толкнул жену локтем. Женщина обернулась и злобно рассмеялась.

— Жду вас в ризнице, — сказал кюре едва слышно и пошел по нефу вдоль каменных колонн.

После службы присутствующие не спешили покидать храм и не сводили глаз с девушки. Монахиня, побледнев, но стараясь держаться прямо, направилась к алтарю. Совершая коленопреклонение, она слышала за спиной шепот прихожан. Потом зашла в ризницу.

Кюре ждал ее.

Увидев сестру Клотильду, он улыбнулся, и после откровенного недоброжелательства сельских жителей она была благодарна священнику за эту улыбку. Кюре закрыл дверь. Они остались одни.

— Вы, наверное, догадываетесь, что я хочу вам сказать? — Кюре скрестил руки на груди.

Он смотрел ей прямо в глаза, но сестра Клотильда не отвела взгляда. К ней снова вернулось спокойствие.

— Да, — сказал он, — все это весьма неприятно. Заметьте, я не придаю никакого значения пересудам моих прихожан, но то, что недавно рассказал почтальон…

Монахиня не казалась смущенной. Это священник опустил глаза, подыскивая слова.

— Понятно, что на такой жаре, как бы это выразиться, удобнее носить мирское платье… Простите, но я это говорю не понаслышке. — Кюре попытался улыбнуться. — Я сам, когда хожу на реку с подопечными ребятишками, всегда надеваю купальный костюм. Все дети смеются. Но то, что выглядит забавным на бедном кюре, вряд ли сочтут приемлемым для монахини.

Он ожидал ответа на свою улыбку, какого-то одобрения, но его не последовало. Сестра Клотильда молчала, спрятав руки в широкие рукава, и в упор смотрела на кюре своими голубыми глазами. Священник снова отвел взгляд.

— Мне очень неловко говорить с вами таким образом, — продолжал он, разглядывая свои пальцы.

— Я знаю, — сказала сестра Клотильда, — я прекрасно вас понимаю.

— Лучше не давать пищу злым языкам. Какое-то время… А потом еще… там… этот ребенок… Я в затруднении… Вы понимаете, если они не одумаются, я должен буду вмешаться.

— Я понимаю, — сказала сестра Клотильда.

Кюре поднял руку и воздел глаза к небу.

— Имейте в виду, эти россказни не меняют моего отношения к вам. Я знаю вас с самого детства и знаю, как хорошо вы служите Господу.

Сестра Клотильда не шевелилась, лицо ее оставалось отчужденным.

— Но я должен сообщить вашей настоятельнице о том, что происходит. Ну… и… вы понимаете…

— Я понимаю, — повторила сестра Клотильда.

Она встала и пошла к двери. Потом обернулась.

— Настоятельница вам написала?

— Да, — сказал кюре. — Она не знала, что мальчик находится здесь. Она будет просить, чтобы вы отправили его назад.

— Это все? — побледнев, спросила сестра Клотильда.

— Я очень огорчен, сестра моя. Надеюсь, что…

— До свидания, господин кюре, — сказала сестра Клотильда.

И она вышла, а священник остался стоять, испытывая озабоченность и неловкость одновременно. В те годы, когда семья сестры Клотильды приезжала в Виларгье на каникулы, он считал себя ее другом. Многие деревенские были его друзьями. Сестра Клотильда почувствовала, что руки ее стали ледяными от гнева, когда она вспоминала про их дружбу.

Когда она, плача, рассказала Дени о том, что произошло утром, тот пришел в полное уныние. Она крепко прижимала его к себе, а он дрожал, не зная, что ей сказать. В его объятиях она была нежной и растерянной. Он говорил:

— Это ерунда. Это ничего не значит. Не плачь. Чистая ерунда.

— Я не хочу, чтобы настоятельница узнала правду. Не хочу, чтобы она написала моим родителям.

— Не плачь, — продолжал Дени, пытаясь взять себя в руки. — Это ерунда. Они все подонки. Не плачь. Мне больно, когда ты плачешь.

Она подняла голову и увидела, что он в полном смятении — трет глаза и силится улыбнуться. Прежде всего надо спасать его. Для нее важно только то, что происходит с ним.

— Мой Дени, мой дорогой, — говорила она.

И продолжала плакать.

Сестра Клотильда получила письмо от настоятельницы в следующий вторник. Письмо было категоричным и суровым. Она запрещает сестре Клотильде держать у себя мальчика. Он должен вернуться к родителям. Настоятельница грозила сама пойти к ним, если мальчик не вернется домой.

Сестра Клотильда ответила письмом, полным смирения и простодушия, она недоумевала, как можно сомневаться в чистоте ее поступков, ведь Дени — не более, чем очаровательное и благовоспитанное дитя. Она добавляла, что привезла его с собой из чувства солидарности и чтобы помочь ему продолжить занятия. К тому же, было бы затруднительно отправить его к родителям в настоящее время, поскольку железнодорожное сообщение практически парализовано.