Розмари Горинг - Шотландия. Автобиография

• Название: Шотландия. Автобиография
• Автор: Розмари Горинг
• Издательство: Мидгард : Эксмо
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-41533-5

Шотландия всегда находилась в тени могущественной южной соседки Англии, в борьбе с которой на протяжении многих столетий страна пыталась отстоять собственную независимость. Это соседство, ставшее причиной бесчисленных кровопролитных сражений, определило весь ход шотландской истории. И даже сегодня битва продолжается — уже не вооруженная, а экономическая, политическая, спортивная.

Впрочем, борьбой с Англией история Шотландии вовсе не исчерпывается; в ней немало своеобычных ярких и трагических страниц, о которых и рассказывает автобиография этой удивительной страны, одновременно романтической и суровой, сдержанной и праздничной, печальной и веселой.

---

— Они снова вернулись, сели на кровать.

— И никто из них, вернувшись, не поинтересовался женщиной Догерти?

— Нет, ничего не спрашивали.

— Потом, как вы говорите, Берк ушел и вернулся через десять минут, а кто-нибудь с ним пришел?

— Мистер Джонс.

— Это был не мистер Патерсон?

— Это был слуга доктора…

— Вы знали, где живет этот человек?

— Он живет дальше по улице, на другой стороне, в Уэстпорте.

— А когда он вернулся с Берком, что ему сказал Берк?

— Он попросил осмотреть тело, сказал, что оно вполне подойдет; надо найти ящик и положить его туда…

— Он указывал на солому, где лежало тело?

— Да, и он хотел, чтобы тот посмотрел труп; но он на него даже и не взглянул.

Визит Мендельсона в Шотландию, 1829 год Феликс Мендельсон-Бартольди

Мендельсон побывал в Шотландии во время своего пешего путешествия, в которое отправился вместе со своим другом, поэтом Карлом Клингеманном, и страна поразила воображение композитора и оказала заметное влияние на его творчество. О своих впечатлениях Мендельсон сообщал семье в письмах, которые регулярно отправлял домой. Уже в Англии, через какое-то время после того, как покинул Шотландию, композитор отмечал: «Поскольку Шотландия — место, которое я никогда не забуду, постольку я не способен считать потраченным впустую время, когда чувствовал себя радостным и воодушевленным (а когда бы мной ни владела лень, тогда никогда не бывал радостен), особенно с тех пор, как в моей голове сложились вместе некоторые новые вещи, которые доказали мне, что я уже пережил равнодушие лондонского общества и людей и что я должен вновь начать сочинять…» Результатом стали увертюра «Гебриды» и «Шотландская» симфония.

Абрахаму Мендельсону-Бартольди

Блэйр-Атолл, 3 августа 1829 г.

Вечер, 3 августа, Хайленд, гостиница у моста через Туммел

Какая дикая буря! Дует штормовой ветер, ревет, свистит снаружи, отчего двери внизу хлопают и гремят распахиваемые ставни, но мы не можем сказать, слышим ли мы шум дождя или это вода от сорванных брызг, поскольку беснуется все. Мы сидим здесь в покое возле пылающего камина, в котором я время от времени помешиваю кочергой, чтобы огонь горел получше. В остальном, комната большая и пустая, по одной из стен сочится вода; сквозь тонкий пол слышны разговоры на половине слуг, эхом отдающиеся внизу; подвыпив, они поют песни и смеются — а еще лают собаки. Две кровати с пурпурными балдахинами, на ногах у нас шерстяные шотландские туфли вместо английских тапочек, чай с медом и картофельными оладьями, узкая винтовая деревянная лестница, по которой горничная приносит виски, гнетущая череда облаков в небе и вопреки всему шуму ветра и воды, вопреки разговорам слуг и громыхающим дверям все кажется притихшим! Притихшим и очень одиноким. Мне бы хотелось сказать, что тишина звучала громче, чем шум. Вот прямо сейчас сама собой открылась дверь. Это паб в Хайленде. Маленькие мальчики с пледами и голыми коленками и разноцветных беретах, официант в шотландке, старики в завитых париках, все говорят на непонятной мешанине гэльского. Местность просторная и свободная, покрытая густой растительностью, со всех склонов каскадами струятся потоки, бурля под мостами, там — маленькое пшеничное поле, но больше вереска с коричневато-красными цветками, лощины, перевалы, перекрестки дорог; везде прелестная зелень, насыщенно голубая вода — все строгое, печальное и очень одинокое…

Погода обескураживает. Я придумал свой способ, как ее можно зарисовать, и сегодня, нанеся несколько облаков, нарисовал карандашом серые горы; Клингеманн бодро рифмует, а я, пока идет дождь, завершаю рисунок новыми деталями. Но лучше, чтобы завтра не было дождя, так как по возможности мы собираемся посмотреть Лох-Тай, Кенмор и Киллин. Сегодня день почти осенний. Скоро я все расскажу о сегодняшнем дне; у меня столько всего, что я стану важной особой в доме № 3 по Лейпцигерштрассе… Когда я думаю о том, как этот кусок бумаги понесут в беседку и как вчера у водопада начало письма сдуло из этюдника и понесло вниз по склону на осыпь (впрочем, мы спустились и спасли его), и как только что жена трактирщика пела своему ребенку колыбельную, милую песенку в минорной тональности, и как все это отправится к тебе… И так еще несколько раз все будет ходить туда-сюда. Но когда установится погода, свойственная поздней осени, то я надену куртку для последнего дня путешествия и однажды вечером приду домой. Это будет весело. Но сейчас я по-прежнему в Шотландии, и неистово ревут ветры. Спокойной ночи. Я собираюсь лечь в постель за красными занавесками. Хороших снов.

Феликс М. Б. Абрахаму Мендельсону-Бартольди

На каком-то из Гебридских островов, 7 августа 1829 г.

Для того, чтобы прояснить, какое необычное настроение овладело мною на Гебридах, вот что со мной случилось:

Глазго, 11 августа

Сколько всего произошло за это время. Самая ужасная морская болезнь, Стаффа, пейзаж, путешествия, люди, все это может описать Клингеманн, ибо, во-первых, он, в отличие от меня, не получил сегодня лондонскую почту, поэтому мне пришлось написать несколько писем, и, во-вторых, он не так, как я, измучен головными болями по вечерам, отчего мне даже думать тяжело, не говоря уже о том, чтобы писать. Потом прими во внимание, что уже полночь, и мы целый день путешествовали по Хайленду на лодках, мы переполнены галереями, церквями, потоками, людьми и дымовыми трубами, так что прости меня за краткость. Сегодня продолжать не могу. Кроме того, лучшее, что я могу сообщить, можно найти в написанных выше музыкальных линейках, и я буду только рад поделиться описанием своей болезни, совершенно неподходящей мне сырой погоды и так далее. Посему, пожалуйста, прости меня на этот раз. Я прилежно рисовал, и у Клингеманна прекрасно идут стихи, и мне также кажется, что некоторые из моих рисунков были удачнее обычного. И расходы оказались более умеренными, чем я полагал. Пока мы потратили всего лишь двадцать четыре фунта. Завтра мы собираемся на Лох-Ломонд и Бен-Ломонд, на Лох-Катрин, в Троссакс, Аберфойл, Стирлинг и Ланарк; к концу недели мы вернемся сюда же, и ты получишь отсюда наше последнее общее письмо; к тому времени моя половина будет получше…

Ф.

Воспоминания о жизни Эдинбурга, начало 1800-х годов Генри Кокберн

Перу адвоката Генри Кокберна принадлежат одни из наиболее живописных описаний жизни Шотландии, и в частности Эдинбурга, начала и середины девятнадцатого века. В посмертно опубликованных мемуарах он описал всю свою жизнь, нередко отклоняясь от воспоминаний о ней в занимательные рассказы об обычаях, поведении и талантах своих сограждан. Его записи начинаются с детства и оканчиваются неизбежными сетованиями о лучших временах.

Школа в Эдинбурге

Из всех четырех лет моей учебы в школе набралось бы, наверное, дней десять, когда меня хотя бы раз не выпороли. Однако я никогда не входил в класс, не покидал его без ощущения, что вполне пригоден, как по способностям, так и по подготовленности, ко всему; да и не такой большой подвиг быть ограниченным одной лишь латынью, и непременно короткими заданиями, так как каждый из мальчиков обязан был рифмовать те же самые слова, тем же самым способом. Но меня это доводило до отупения. О, телесная и умственная усталость от того, что по шесть часов в день просиживаешь на одном месте, тупо глядя на страницу, без движения и без мысли, дрожа от неумолимого приближения безжалостного великана. Никаких наград я никогда не получал, а однажды даже провалился на итоговом экзамене в конце года. До меня не доходила красота хоть одного римского слова, мысли или поступка древних римлян; и я даже не предполагал, что от латинского языка есть хоть какой-то прок, иначе как быть источником пытки мальчиков…

Эти шесть школьных лет были потрачены совершенно бесплодно. Традиционное зло самой системы и конкретной школы было слишком велико, и исправить его не по силам даже Адаму; и общая атмосфера в школе была вульгарной и неприятной. Поведению мальчиков была свойственна единственно лишь грубость языка и манер. Мальчик-англичанин был такой редкостью, что над его выговором насмехались в открытую. Ни одной женщины не видели стены школы. Ничто, имевшее явное отношение к культуре, не было в безопасности. Двое учителей проявляли в особенности такую дикость, что любого учителя, поступающего сейчас так, как действовали они тогда ежечасно, наверняка отправили бы на каторгу.

О доблестных попытках предотвратить возвышение Нового города как центра благородного общества

В моей юности центром всех модных танцев, как и вообще всего модного и светского, была Джордж-сквер; в Боклю-Плейс (рядом с юго-восточным углом площади) были построены самые красивые залы, которые на несколько лет совершенно затмили высокомерный Новый город.