Андрей Попов - Дверь в сказочный ад

• Название: Дверь в сказочный ад
• Автор: Андрей Попов
• Жанр: Научная Фантастика

Психологический хоррор. Меланхоликам, пессимистам и людям разочаровавшимся в жизни посвящается…

---

– Слушаюсь, сэр.

Он ретировался бесшумно, точно мираж. А Томас тем временем снял с себя прогулочную мантилью и сел на софу, продавив ее чуть ли не до самого пола.

– Ну, рассказывай: как, что, где, когда и по какой причине… Эх, Майкл! Власть и деньги тебя окончательно испортили, кем ты был… и кем стал! Забываешь самых лучших своих друзей.

– Поверь мне, Том, последние годы был так занят, что даже некогда было навестить собственных родителей. Я же писал тебе, а ты на последнее письмо так и не ответил.

– Да что письмо… — он махнул рукой, — скучнейший в мире документ. Кстати, не женился еще?

– А ты что, забыл, как мы с тобой поклялись, что обязательно женимся в один и тот же день и обязательно на сестрах-близняшках?

Он громко рассмеялся.

– Как же, помню, помню… По молодости какая только дурь в голову не залетала. Я вот гляжу, ты себе целый дворец отхватил, — его критический и вечно высокомерный взор прощупал всю мебель моего кабинета, остановившись на позолоченной чернильнице. — Как же тебя теперь величать? Ваше величество Айрлэнд? Или ваша светлость Айрлэнд? — и снова смех.

Честное слово, я был от души рад этой встречи. Томас обладал магической способностью разгонять всякое уныние. Одно его близкое присутствие исцеляло от сплина даже самых безнадежно больных, он заражал всех вокруг своей неиссякаемой жизнерадостностью. За годы (или века?) разлуки у нас накопилось столько вопросов друг к другу, что мы, увлеченные беседой, совсем позабыли о времени, пространстве и окружающих вещах. К реальности нас вернул резкий, но почтительный глас Франсуа:

– Обед подан, господа.

– Идем, идем… — я схватил Томаса за могучую лапищу и поволок за собой. — Сейчас познакомишься с тонкостями моей французской кухни.

Мы спустились на нижний этаж в гостиную. Здесь специально для посетителей, как добрый дух, всегда присутствовал душистый запах магнолии. На столе уже красовались две полные тарелки бефстроганова, ваза спелых фруктов, ягодное суфле и четыре бутылки кагора. Неплохой натюрморт. Франсуа расставил все по своим местам со вкусом настоящего художника. Даже подставка с белоснежными салфетками, сделанная в образе лебедя, была как нельзя кстати. Салфетки торчали в тех местах, где у лебедя росли крылья. Лебедь словно размахивал ими, «проплывая» по голубоватой скатерти, похожей на озеро.

Одним только видом обеденного стола можно было залюбоваться, а если все это еще и пропустить через желудок… чувство прекрасного, если оно находится внутри, еще более обостряется. Я взял одну из бутылок и глянул на дату: вино двадцатилетней давности. То, что надо! Франсуа получил множество мысленных похвал.

– Прошу садиться, господин Брайт!

Но тот не двигался с места, уставив изумленный взор куда-то под потолок… ну вот, началось…

– Это еще что такое? — он ткнул пухлым пальцем в сторону «портретов», — ты что, увлекся живописью?

Том подошел ближе, чтобы разглядеть физиономии, смотрящие на него из позолоченных рамок. С ликами святых, конечно же, их не перепутаешь, но в один миг сообразить, кто такие — тоже не сообразишь. Поэтому с его стороны последовала вполне ожидаемая минута ошеломленного молчания. Потом восторженный голос:

– Ну надо же, свинья! Самая настоящая!.. Ха! — он оглушительно рассмеялся. — А какого черта она напялила белый воротник? В люди, что ли, подалась?.. Ба! Да тут целый зверинец! Волк, рысь, медведь, бегемот… и еще плешивый кот. С натуры рисовал или как?.. Ну, даешь! И за сколько вы, ваше сиятельство, извольте полюбопытствовать, приобрели эти бесценные произведения?

Я вдруг почувствовал, что играю какую-то вспомогательную роль в пьесе для дураков. На душе стало слегка погано.

– Садись, Том, сейчас все объясню.

– Сажусь, сажусь… вина побольше наливай!

Я сотворил два полных бокала, и мы выпили за то, чтобы всем людям на земле жилось хорошо (наш излюбленный спич). Кагор зажег внутренности беснующимся огоньком хмельного веселья. Перед взором поплыл легкий туман, и мир превратился в полуреальное сновидение — мягкое, ненавязчивое, сладостное. Я уже давно заметил одну философствующую истину: когда человек становится пьян, он превращается в центр вселенной, а люди и вещи вокруг — в пляшущие перед глазами фантомы, основная обязанность которых слушать твои вдохновенные речи и во всем соглашаться.

– Так вот, что касается этих портретов, — мой голос тревожил зыбкую пелену охмелевших стен. — В их истории столько же легендарности, сколько идиотизма. Представь себе, их собственноручно написал еще в тринадцатом веке барон Маклин, основатель замка.

Томас еще раз повернулся в сторону висящих под потолком картин и скептически покачал головой.

– Что-то сомнительно… краски выглядят яркими и свежими. Тебя обдурили, Майкл!

– Возможно… но в этом меня пытался уверить предыдущий владелец Менлаувера. Более того, он утверждал, что Маклин перед смертью оставил завещание, чтобы никто, никогда, ни при каких обстоятельствах не смел снимать его портреты со стены. Одно из трех: либо на закате умственной деятельности Каллистро неудачно пошутил, либо к старости уже окончательно выжил из ума, либо то и другое вместе взятое. Но как бы там ни было, покупая замок, мне пришлось согласиться с этим чудаковатым условием. Иначе, я их давно бы уже выбросил… или продал тебе за бешеную цену.

Томас с заразительным смаком пережевывал свою порцию бефстроганова, по ходу разбавляя его эликсиром человеческого счастья (моим вином), и по его довольной физиономии можно было предположить, что он заинтересован искусством Франсуа куда более, чем полотнами средневекового импрессионизма, коим не насытишь ни голод душевный, ни тем более голод телесный. Едва его рот оказался мало-мальски свободен, он пожал плечами и произнес:

– Чего только не услышишь, живя среди людей… Я допускаю, что медведь, рысь, плешивый кот когда-то могли быть его любимыми домашними животными, образ которых он решил навеки запечатлеть. Но, извини меня, какой-то африканский бегемот, волк, паршивая вонючая свинья… кстати, а почему у свиньи вставленные золотые зубы?

– Не знаю, наверное, конфет много ела.

Том перестал жевать, на миг о чем-то задумался, стал предельно серьезным, почти трезвым, и выдавил из себя одно слово:

– Бред.

И этим было все сказано. Коротко и красноречиво.

– Но это, дорогой гость, еще не все загадки замка Менлаувер. Вообрази себе, здесь есть дверь, которую никогда нельзя открывать!

– В комнату, набитую сокровищами? — от высказанной идеи у него аж заблестели огоньки в зрачках.

– Если бы!.. В старый заброшенный чулан.

Он зевнул и вновь продолжил ковыряться в своей тарелке.

– Смею предположить, что так завещал этот шизофрен барон Мак… как его?

Я вдруг подумал, что в десятый раз рассказывать одну и ту же мифическую историю равносильно подвигу и для риторического вдохновения вылил себе в рот полбокала жизнерадостного кагора.

– Мне налей, скотина!

Я налил и поведал ему все, что знал сам, закончив повествование сакраментальной фразой, наверное, уже тысячу раз произносимой в здешней округе вслух, шепотом и в потаенных мыслях:

– «Вот уже триста лет на той двери висит огромный чугунный замок…».

Если бы Том не принял в себя не помню уж какой по счету бокал вина, возможно, он высказал бы что-нибудь более разумное, чем то, что довелось услышать. Бесцельно блуждая в разные стороны заплывшими глазами, с трудом ворочая обленившийся от хмели язык, он погрозил кому-то пальцем и уверенно заявил:

– Там живет этот… как его… с тремя головами и четырьмя рогами…

Самое удивительное было в том, что я, кажется, согласился.

Бефстроганов прикончили. Подчистили до донышка. Фрукты как-то не особо лезли в уже заполненные желудки, зато беседа, разбавленная в омуте пьянящего кагора, протекала на самых патетических ладах. Мы наслаждались общением друг с другом и самим фактом нашего существования в мире. Я уже хотел сменить тему разговора, но Томас вдруг попросил меня показать эту злополучную дверь.

– Послуш-ш-шай, Майкл, у меня создается впеча… тление, что тебя просто одурачили.

– Возможно.

– Если не сказать хуже: ты, сво… сволочь этакая, пытаешься сейчас дурачить меня.

– И это возможно.

Расшатывая под собою мир, мы кое-как поднялись из-за стола. Я взял в руки ближайший канделябр и сказал:

– Идем! Если будешь идти строго по моим следам, то не заблудишься в этом замке.

Том громко икнул. Проплыв сквозь мираж богато обставленных комнат, мы погрузились в сырость и темноту подвальных помещений. Зажженные свечи, распространяя вокруг себя невразумительную серость, слегка озарили нам длинный, уходящий в небытие коридор, по обе стороны которого располагались кладовые, набитые до отказа всякой всячиной, в основном — провиантом. Сразу возле лестницы находилась почерневшая дубовая дверь. Старинные шарниры, уже давно позабывшие собственный скрип, да огромный чугунный замок, казалось, знают какую-то страшную тайну, но целые века молчат, молчат, молчат… Слуги, протирая здесь пыль, раз в месяц смазывали их, иначе ржавчина уже давно бы совершила свое пагубное дело.