Перикл Ставров - На взмахе крыла

• Название: На взмахе крыла
• Автор: Перикл Ставров
• Издательство: ВМВ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 966-96247-9-7

Книга представляет собой первую (и пока единственную) попытку приближения к обобщению разрозненного литературного наследия Перикла Ставрова (1895–1955) — поэта, прозаика, мемуариста «первой волны» русской эмиграции. Перикл Ставров — активный участник литературной жизни русского Парижа 30-х годов XX века. Его поэтика близка т. н. «Парижской ноте», он участник многих литературных собраний и объединений тех лет. Его стихи публикуют такие известные периодические издания зарубежья, как «Числа», «Современные записки», «Русские записки». Стихи Ставрова вошли также в альманахи «Круг» и «Якорь».

В данном издании полностью републикуются оба сборника стихотворений П.Ставрова, вышедших в Париже в 1934 и 1937-гг., а также поэзия и проза (в том числе мемуарного характера), опубликованные в периодике русского зарубежья. Тираж издания — 150 экз.

Ряд произведений в бумажном варианте книги отсутствует.

---

Кафе

День ото дня и день за днем
Не разглядеть от дыма трубок,
За отуманенным стеклом
Нерасцветающих улыбок.

А это тьма газет-газет
Так злободневно торжествует.
Надежды нет. Исхода нет.
И слово молвлено впустую.

Молчат. Синеет потолок,
И звон сменяется шуршаньем.
Того гляди — и скрипнет блок,
И глянет пустота зияньем.

В дождь

Сквозь шахматной сетку доски
(Я в дождь ни за что не ручаюсь)
Озноб разошелся тоски,
Встревоженный звоном отчаяния.

Итог, и расчет, и урон
(Спокойствие комнатной мебели)
Упали в трамвайный трезвон,
Трезвоном покрыты, как небылью.

И небыли этой в туман,
Что сеткой отмерен и вырезан,
Но скрежету рельсовых ран
Скользит недоношенным призраком.

Я знаю, что все невзначай,
Что встречено раньше и после,
Зачем же по рельсам трамвай
Гремит оглушительным «если»?

И сну на остывшем листе,
И встречам, и шепотным вздохам,
Как Вию застрять в темноте,
Застрять в неоконченных строфах.

И столько в забытой строфе
Провалов и скорби урона,
Что даже случайность кафе
Становится жизни законом.

Мокрая драма

Это все же ведь драма как драма:
Отблестев, отразивши, отпев,
Не закончив вскипевший напев —
С маху броситься в сточную яму.

Оттого эти ахи и охи
Вдоль и поперек — в плотную мглу,
Оттого причитанья и вздохи
За окном — по стеклу.

Не порыв — поведенье такое
(Разве дрожью нельзя истомить?),
Но легко ли, скажите, запоем,
Задыхаясь, двоить и двоить?

Это так — без конца и начала,
Но хотя продолжения нет,
Наследив по страницам журналов,
Завтра глянет из ваших газет.

Грипп

От палочек, бацилл и нагноений
Водосточные трубы хлестали в карьер,
Вопросительным знаком согнулся от удивлений
Случайно промелькнувший шофер.

Вот раздолье фонарям про былое вызванивать
По растекшимся лужам желтым шаром,
Коридорами блеска по черным прогалинам
На промокшие стены идти напролом.

Много ль надо затеков и всхлипов?
Аспирином источенный свален больной,
Бормотавшую улицу холодом выпив,
В застекленном застенке, где тот и иной,

Перевязанный накрепко госпитальной тоскою,
Облепившие волоса сбив колтуном,
Спозаранку заходится хриплым запоем
Над простуженным сном.

Не озареньем

Не озареньем, не событьями
Исполосован календарь,
И тот вопрос, как быть, не быть ему,
Не повторяется, как встарь.

И как забыть, что эти просини
На миг взвихренные опять,
Когда-то очерствелой осени
Не уставали осенять,

Что дни унылые развесили
Дырявый свой иконостас,
Что сквозь окно совсем не весело
Глядит тумана желтый глаз.

Что переваливаясь кочками,
По расписанью, не в карьер,
Докатывается в одиночку
Из моды вышедший премьер.

День так просто

День так просто угас и вымер,
Как больной в удушье подушки,
Откоптел, заволокся дымом,
Отошел, прохрипев старушкой.

Только стужа мелькнула печалью,
И, прозрев серую плесень,
Вечер, синею выжженный сталью,
Подымается тысячью весен…

Опустошение

Не в срок обозначая роздых,
Затих перегруженный воздух,
И день необычайно душен,
И вечер — тысячью отдушин.

Как сорвавшийся приступ тоски,
Как горячее пламя, как языки
Над обугленным тлением,
Срывается ветер совсем ветровым песнопением.
Над затихшею темой
Расходившимся, пьяным, размашистым витязем,

Точно все мы
Затихли, следим,
Мы следим за летучей антитезой.

Это просто — отнять
И, отняв, разнести,
Разнести по пустынным раздольям,
Только боли крутою приправивши солью.

Ну, а нам?
Ведь теперь по ночам
Будем ветер шагать и шагать сумасшедшим —
По разверстым ночам,
По открытым разверстым
Отмеривать версты.

Ну, а все мы
Над затихшею темой?

Не счесть потерь

…не счесть потерь,
И, как на паперти, оттерта
Широким вздохом настежь дверь,
От наступающего ветра.

По стенам стон, по крышам дробь,
По окнам беглый, по открытым,
И незаконченная скорбь
Через мгновенье будет смыта.

Настиг налетом. Что теперь?
И вдруг такое обнищанье,
Что и поспешный счет потерь
Звучит последним подаяньем.

В разноголосье что хватать
Вот этот голос, рот иль губы?
И вот по-новому звучат
Иного мира звон и трубы.

Располагается хаос
Так откровенно, так раздольно,
И перебит, и смят вопрос,
И в новый мир вступать не больно.

Под затравленный шепот

Под затравленный шепот учебы
На чернильные, взмокшие пятна
Пусть прольется чернильная злоба
На холодных листах, на распятых.

Каждый лист — что накопленный ростом,
Каждый лист — невозвратная ссуда.
Пусть сгорает, свиваясь берестой,
Безнадежным процентом причуда.

Каждый трепет поет окончанье
Бормотаньем сведенных итогов,
Каждый шаг перечтен бормотаньем
Цифровой, одичалой тревоги,

Что последнюю горькую сумму
На полях лихорадочно чертит
И качается звонким безумьем
Под напев цифровых поветрий.

Мне под звон ежедневных взысканий
Поскорей бы проверить и вызнать
Эту запись дурмана качаний,
Назубок изучаемых жизнью.

Дробь джаза

Дверь взметнуть, разъяряясь,
Точно бритвой царапнуть стекло.
Сверху слякоть и грязь,
А внизу и тепло, и светло.

Эта дробь. Этой дроби раскат
Раскаляется жаркой иглой.
Но ни шагу вперед, но ни шагу назад
С перерезанным горлом гобой.

На дыбы, на дыбы, и пускается вскачь,
Разметая горячий песок,
Рассыпая клубок разрешенных задач
На столов раскаленный каток.

Пересохшее горло. И пар.
Пересохшее горло. Глоток.
И огромный, округлый и вздувшийся шар
Подымается кверху и бьет в потолок.

От жары разлетается он,
Предлагая любви порцион.

И вот, захлебнувшись в остатках раскаяния,
Холодное, злое, глухое отчаяние
Забытою вехой в пустой высоте,
Раскатистой дробью на звонком листе.

…Эта дробь, этой дроби раскат,
Но ни шагу вперед, но ни шагу назад.

Тише, дамы! За столько лет
Подмигнет вам червонный валет.

Театр

С утра наклубила предвестница тень,
Стоять бы, глядеть бы, не двинуться.
С утра наклубила — и глянула в день,
И долго глядела очами пустынницы.
И час, как паяц, как фигляр, как скакун,

Качнув равновесие над облачным маревом,
Вскочил на канат перекинутых струн,
Привстал, между прочим, и дело заваривал.

И пар. И над паром луна,
Расшаркавшись ядом, мечтами да струями,
С трудом водворялась на просинь окна,
Свистать соловьем да хрустеть поцелуями.

И сад, чтоб спектакль не обчелся без вас,
Чтоб было ревниво, чтоб пахло убийствами,
Пронзила кинжалом египетских глаз,
И стрелами страсти почти ассирийскими.

Путешествие