Григорий Ряжский - Люди ПЕРЕХОДного периода

• Название: Люди ПЕРЕХОДного периода
• Автор: Григорий Ряжский
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-63845-1

Как известно, душа человеческая имеет реальный физический вес. Вот только как его узнать, с помощью каких измерений? Григорий Ряжский предпринимает интереснейшую попытку осуществить такое «взвешивание» при полном отсутствии каких-либо измерительных приборов. Героев романа, таких непохожих друг на друга, объединяет одно удивительное качество: оставаясь внешне неотличимыми от обычных людей, они лишены самого главного — крохотной, почти невесомой частицы. А можно ли вернуть потерянную душу?

---

— Странно, но я видела пустыню… — сказала она, откинувшись на спину, — и это было прекрасно. Хотя больше не было ничего, даже воздуха. Один лишь мутный туман и пыльный ветер в лицо.

— А как же холмы? — улыбнулся я и с нежностью прижал её к себе. — Лысые возвышенности вдали, которые надвигались на нас, но до которых мы так и не добрались. Разве ты их не заметила?

Каждый из нас в этот момент говорил о своём, предполагая встречное удивление со стороны другого. Тогда мы ещё не догадывались, что, по сути, видели одно и то же.

— Что это было? — спросила она, обняв меня в ответ на мой чувственный призыв. — Я даже не успела понять. Просто случилось что-то невообразимое, как не бывает. А потом разом оборвалось. А теперь мне хорошо и покойно. И ты рядом.

— Это ты про мою пустыню, что ли? — переспросил я, не выпуская её из объятий. — Не беспокойся, это нечто вроде маленькой галлюцинации, временной, на почве случайной радости, — исчезает у мужчин одновременно с потерей эрекции. А у женщин — обычно по утрам, после очередного макияжа. — Так я нередко пробовал отшучиваться и раньше, на всякий случай, чтобы до поры до времени, если история не обретёт какого-никакого развития и не завернёт в другие интересные географии, моей компаньонке по одноразовому сексу не было понятно, всерьёз я это или просто дуркую, отыгрывая очередную удачно вытянутую карту. Такой игривый тайм-аут, как правило, я брал на автомате, не успевая более-менее всерьёз прикинуть последствия тех или иных случайных приключений, сопровождавших меня все годы моей мужской свободы.

— Значит, ты тоже видел? — искренне удивилась она, уже совершенно не играя, и я отчётливо это почувствовал. — Как это возможно?

— Наверное, это происходит, когда люди влюбляются, — глубокомысленно изрёк я и, к своему удивлению, совершенно не обнаружил в своих словах фальши, даже самой незначительной. — Лично я влюблён по уши и никаких других чувств по отношению к тебе испытывать не желаю. Не знаю, в какой момент и почему это со мной произошло и как я буду теперь от всего этого отбиваться, но то, что всё не случайно, как и вся эта наша с тобой дурацкая ресторанная эпопея, — это уж точняк, это я знаю наверняка — готов поспорить. Да чего там — душу готов заложить, если не прав.

— Ну, душу ты, Герочка, прибереги для более важных дел, — улыбнулась Ленуська, — твоя замечательная душа нам ещё очень пригодится, особенно когда откроемся.

— С этой, что ли? — хмыкнул я, кивнув в пространство за окно, затем положил ей руку на живот и стал водить по нему ладонью туда-сюда, как бы стягивая пальцами в кучку бархатистую поверхность кожи вокруг пупка. — С рыбиной твоей? В принципе, я готов, дело-то хоть и дурацкое, но многое обещает, если, конечно, с умом подойти, чтобы суметь вытащить из человека всякое дурное, что в нём есть, что из него тайно просится наружу. И раскручивать, кстати говоря, это дело нужно внаглую, но по-тихому, с особым таким, очень нестандартным подходом. Я, конечно, околесицу всякую нёс, признаю, на ходу, можно сказать, сочинял, чтобы как-то в масть попасть, как понял только, что она задумала, Муза эта ваша, Рыба без чешуи. Но и согласись, Ленуська, есть же в этом моём глуповатом спиче и здравое начало: я потом ещё дополнительно про себя прикинул то-сё, пока они меж собой насчёт меня препирались, и окончательно уяснил, что очень даже есть куда это дело развивать, подо что и под кого. — Я вздохнул и обречённо развёл руками. — Как имеется во всём этом и то, ради чего самому рисковать. Да и чего я теряю? Агентство наше у меня уже вот где сидит, если честно, — я рубанул поперёк шеи ладонью, — ты для них креативишь, понимаешь, концепты создаёшь всевозможные, задницу себе рвёшь, стремишься не повторяться, выискиваешь свежие идеи, никем ещё не тронутые, самого отборного свойства и всё такое. А они что? Или не врубаются вообще, в принципе, или обещают подумать, но только голову всё равно не включают, потому что сами ничего в этом не смыслят. Или если и принимают чего, то от изначального замысла оставляют одни копыта, да и те потом себе присваивают. А ты на голяке сидишь, на чистой зарплате, и только мечтаешь, как бы лишний раз у сотрудницы, которая у конкурентов так же, как и я, задницу просиживает, заказ перехватить и с умом его у себя пристроить, чтоб и заплатили, и самому не противно было. Только всё равно очень редко что-то путное из всего этого получается, Лен, крайне редко.

— Стало быть, это я ей обязана нашим знакомством? — помолчав, отозвалась Леночка. — Этой сотруднице, с которой ты время от времени должен спать, чтобы иметь гарантированную работу? То есть, другими словами, не ты, а она должна была сегодня распинаться перед Рыбой и всякое разное сочинять на тему «сети не для всех»?

— Да она тут вообще ни при чём, — отмахнулся я, тут же с огорчением сообразив, что уже допустил первую оплошность, упомянув про эту левую тёлку, — она такая же неудачница, как и сам я. Просто в нашем деле существует нечто вроде корпоративной поддержки, ну, взаимовыручки. Это если тот, кто понимает, что не потянет, и так же, как и многие остальные, недолюбливает своих хозяев, то просто сбрасывает заказ на сторону, если тот ещё не успел пройти регистрацию. И чаще всего своему же коллеге по работе. Ну а взамен, как водится, имеет немного денег.

— И ты, разумеется, расплатился за Рыбу вот этой вот постелью, чтобы не тратиться, угадала? — не позволяя себе изменить прежний тон, высказала предположение Лена и похлопала ладонью по матрасу. При этом лицо её никак не выражало какого-либо неудовольствия или просто удивления, однако глаза её, не умея укрыть явного расстройства от услышанного, начали медленно наполняться влагой. Я увидел это, чуть сменив ракурс, потому что, пока мы с ней рассекали пустыню, лунный круг успел отъехать немного вправо и заметно опуститься, и теперь луч цвета манго на сливках падал уже непосредственно на лицо моей очаровательной гостьи.

Тогда я решил быстро сменить тему, поскольку уже надёжно знал про себя, что, ввязавшись в подобный неполезный разговор, вряд ли выберусь из него без потерь. А больше всего на свете мне в эту минуту не хотелось потерять Леночку, я даже в мыслях уже не мог себе этого представить. Она была моя, я уже это чётко для себя понял, она была той, кто постоянно был мне нужен, по которой я скучал, ещё не зная её, и кого я всегда любил, даже не вполне себе представляя, как она выглядит и в какие стороны света торчат её непослушные природные кудри. Короче, сделав вид, что предположение её осталось неуслышанным, я просто продолжил прерванную тему, подытоживая сказанное и переводя слова в конечные смыслы:

— Так вот я и говорю: смотри, как эти из «Ереван-плазы» оживились, добычу унюхали — что баба их с ереванского «Низа», что верхний, бутиковый, что сам он, мажоритарий этот, Гамлет. Вот и думай теперь, что он мне на это скажет, как ему такое понравится, если не с ним, а с ней в заплыв пуститься. Уж больно у него рожа бандитская, хоть и от Бриони. Видала, как он посмотрел на меня, когда прощались, — типа, мама, не горюй, а то папы не дождёшься!

— Да, ему это определённо не понравится, — согласилась Леночка, подхватив эту априори бесспорную мысль. — Как и самой Рыбе. Знаешь, если уж совсем честно, то ведь это она меня к тебе сегодня отправила. Просто в какой-то момент исхитрилась и шепнула, вроде как прозрачно намекнула, чтобы я постаралась тебя сегодня не выпускать из поля зрения. В общем, приложила бы максимально усилий, чтобы убедить тебя упасть в это дело. С ней, разумеется. Она вообще-то с головой, этого у неё не отнимешь, быстро сообразила, что к чему. И поняла, что если не ты, то дело не двинется куда надо или даже вообще не пойдёт. Просто никто другой этого не потянет, не наберётся столько креатива в сочетании с таким, как у тебя, чумовым талантом повара-рационализатора из фильмов ужасов.

— Стоп! — изумился я и резко отодвинулся от Ленки на полметра, так, чтобы удалось заглянуть ей в глаза. — Ты хочешь сказать, что… что всё это… что сегодня… что сейчас было между нами… вся эта твоя пустыня… ветер в лицо… что так не бывает и всё остальное…

Она прикрыла мне рот ладонью и улыбнулась:

— Не сходи с ума, так бы я тебе в этом и призналась, если бы просто отрабатывала номер. — От ладони её исходил едва ощутимый запах моих любимых пачулей. Надо сказать, что пачулям, к моему огромному сожалению, в отличие от прочих любовных творений природы с тёплой аурой вроде осоки, розы, салата-латука и тмина, я так и не сумел найти применения в каком-либо блюде — даже семенам их, а не только росткам. Слишком специфичен аромат, слишком поражает воображение сам букет, окончательно делающий вас заложником ваших же вкусовых рецепторов, и потому он не соединим ни с чем и ни в каком варианте. К слову добавлю, что даже практически несъедобной осоке я умудрился однажды найти применение, добавив основания её молодых побегов в свежие щи пополам с крапивой и ранней капустой. Просто потребуется заложить её несколько раньше, предварительно мелко нарубив, и дать хорошенько покипеть, чтобы снять некоторую жестковатость в том случае, если вы опоздали выдернуть её раньше конца апреля. Что касается вкусовых качеств, то с этим у неё всё в порядке: кто-то не заметит вовсе, кто-то прицокнет языком, выискав для себя в ощущениях нечто новенькое при попадании таких щей в ваш рот. Да, и по возможности больше моркови — вместе с недостаточной по сладости осокой смесь прозвучит чуть симфоничней, нежели при малом количестве…