Фелипе Фернандес-Арместо - Цивилизации

• Название: Цивилизации
• Автор: Фелипе Фернандес-Арместо
• Издательство: АСТ
• Жанр: Культурология
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-056644-0; 978-5-403-00426-8

Фелипе Фернандес-Арместо — известный современный историк, преподаватель Университета Миннесоты, лауреат нескольких профессиональных премий и автор международных бестселлеров, среди которых особое место занимает фундаментальный труд «Цивилизации».

Что такое цивилизация?

Чем отличается «цивилизационный» подход к истории от «формационного»?

И почему общества, не пытавшиеся изменить окружающий мир, а, напротив, подстраивавшиеся под его требования исключены официальной наукой из списка высокоразвитых цивилизаций?

Кочевники африканских пустынь и островитяне Полинезии.

Эскимосы и иннуиты Заполярья, индейцы Северной Америки и австралийские аборигены.

Веками их считали в лучшем случае «благородными дикарями», а в худшем — полулюдьми, варварами, находящимися на самой низкой ступени развития.

Но так ли это в реальности?

Фелипе Фернандес-Арместо предлагает в своей потрясающей, вызвавшей множество споров и дискуссий книге совершенно новый и неожиданный взгляд на историю «низкоразвитых» обществ, стоящих, по его мнению, много выше обществ высокоразвитых.

---

Если подобные рассуждения кажутся неосновательными, полезно будет сравнение со Средиземным морем, относительно спокойным, где не бывает приливов. Оно пользовалось такой славой, что даже римляне, ненавидевшие морские походы (см. выше, с. 534), называли его aequor — «ровным». Трудности и опасности, подстерегающие в море, были хорошо известны Псалмопевцу: «Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих; все воды Твои и волны Твои прошли надо мною». Самые ранние рассказы о Средиземном море повествуют о бурях, кораблекрушениях и о чудесном счастливом спасении. Венамун, автор самого раннего известного мне «путевого дневника», в конце XI века до н. э. чрезвычайно гордился своим скромным плаванием из Египта в Библос: в его рассказе о поездке в Ливан на закупки леса для строительства большого корабля Амона гремит гром и воет буря (см. выше, с. 441). Ко времени появления первого известного практического руководства по мореплаванию — поэмы Гесиода «Труды и дни» (см. выше, с. 509) — зловещая репутация моря уже вполне установилась. Гесиод подчеркивает краткость навигации, ограниченной — вероятно, его оценка чересчур консервативна — пятьюдесятью днями после сбора урожая. Но и в эти безопасные дни кораблю угрожают непредсказуемые разрушительные порывы Зевса или Посейдона.

Хотя на практике скромные границы, установленные Гесиодом, расширялись по мере накопления морского опыта и строительства более прочных кораблей, зимнее плавание в Средиземном море на протяжении всей парусной эпохи оставалось опасным. И это была не единственная причина запретов. Вся морская литература и все искусство периода парусного мореплавания, от Псалмопевца и святого Павла, повествует о многочисленных и разнообразных опасностях. Например, в начале XV века Кристофоро Боундельмонте написал устрашающий рассказ о плавании по Эгейскому морю; отдельные эпизоды кажутся написанными прямо на корабле. Он рассказывает о крушении своего корабля у маленького острова близ Самоса, где он из последних сил вскарабкался на скалу. «Здесь священник Кристофоро умер от ужасного голода», уже решил было он, когда его спас проходивший мимо корабль. Он рассказывает также, что на Теносе на добравшихся до берега жертв кораблекрушения нападают дикие кони. В других историях он повествует о турецких моряках, которые уплыли с Псары на плотах, сделанных их козьих шкур, и о человеке, который восемь дней плавал на доске, а потом целый год прожил на скале, питаясь растениями и корнями[1010]. Книги и картины, посвященные кораблекрушениям, в которых святого Юстаса буря разлучает с любимой, а святой Николай спасает тонущих моряков от участи, более страшной, чем потеря всех товаров, приучили обитателей суши бояться моря.

Однако я полагаю, что именно непродолжительность сезона мореплаваний не позволила морякам Средиземноморья соревноваться в эффективности плаваний — то есть в преодолении одинаковых по длине маршрутов за кратчайшее время — с их современниками на Индийском океане. Короткий сезон обусловливал непродолжительность плаваний, какие можно было совершить за год. К тому же характер ветров делал плавание с востока на запад очень долгим. Наиболее подробные источники о продолжительности плаваний датируются Высоким и Поздним Средневековьем, когда время плаваний, вероятно, по сравнению с древностью сократилось ввиду развития парусного судоходства и перехода к сберегающим время плаваниям по открытому морю между основными портами. Но все равно длительность плавания была неизбежна: у берегов шли на веслах с многочисленными остановками для пополнения запасов воды и продовольствия, а при хождении под парусами на север и на запад по большей части приходилось идти против ветра. Шестьдесят дней — срок, за который пересекали Индийский океан, — потребовалось в 867 году Бернарду Мудрому, чтобы доплыть из Яффы до окрестностей Рима. Ибн-Джубайр на генуэзском корабле плыл из Акры в Мессину пятьдесят семь дней. Во время Шестого крестового похода флот Людовика Святого потратил на возвращение из Акры в Гиерес десять недель. В 1395 году плавание из Яффы в Венецию заняло свыше пяти месяцев. Это исключение, но продолжительность в семьдесят дней вполне нормальна. Плавания в западной части Средиземноморья были еще более утомительны: приходилось проходить Мессинский пролив, где, как говорит Ибн-Джубайр, «море встает стеной и кипит как котел», или преодолевать пиратские воды к югу от Сицилии. В 1396 году один корабль смог добраться из Бейрута в Геную за сорок три дня. Но и такое необычно недолгое плавание все равно было утомительно по отношению к преодолеваемым расстояниям, особенно по стандартам Индийского океана. Плавания по Средиземноморью с запада на восток были относительно короткими, но для моряков одинаково важен расчет времени в обоих направлениях[1011].

На протяжении почти всей истории возможности делать подобные сопоставления не было и в помине. Не было трансатлантических плаваний, с которыми можно было бы сравнить плавания по Индийскому океану. Колумбу посчастливилось — или хватило мастерства — обнаружить один из лучших возможных трансатлантических маршрутов, и он прошел его быстро. Но такое начало оказалось обманчивым. В XVI и в первой половине XVII века плавание в группе кораблей от Санлукара до Веракруса в среднем занимало девяносто один день. От Кадиса до того же пункта назначения плыли в среднем лишь семьдесят пять дней, потому что на таком маршруте не приходилось преодолевать песчаные отмели, какие окружают Санлукар, однако и плавание в сто один день считалось обычным явлением. Обратная дорога от Мексики до Андалусии никогда не занимала меньше семидесяти дней и могла быть гораздо длительнее: есть данные о таком плавании продолжительностью двести девяносто восемь дней, проведенных в море, но это крайний случай. Путь до Истмуса в Панаме занимал примерно столько же времени, сколько и до Новой Испании при плавании из Европы, но обычное время обратного пути — между ста семью и ста семидесятые тремя днями[1012]. Когда испанские моряки в конце XVI века открыли двустороннее сообщение через Тихий океан, обычно уходило три месяца, чтобы доплыть из Акапулько до Манилы, и шесть месяцев — на обратный путь[1013].

С учетом этих фактов Индийский океан по сравнению с другими морями выглядит гораздо более пригодным для плаваний на большие расстояния и для имперских и коммерческих соблазнов и возможностей, связанных с такими плаваниями. В свете подобных сравнений самая интересная проблема истории океана кажется мне и самой раздражающей. Почему торговля с Индийского океана не распространилась на весь мир, как было в случае Атлантического океана? Почему империи этого океана не распространили свое влияние на другие океаны, как народы, населяющие побережье Атлантики? Почему сравнительно незрелые и ограниченные империи и коммерческие системы Атлантики во многих самых главных отношениях превзошли то, что существовало в Индийском океане? Чтобы приблизиться к ответу на эти вопросы, нужно принять участие в одном из самых знаменитых плаваний в истории: насколько нам известно, это первое плавание, связавшее Индийский океан с Атлантическим, первое плавание, объединившее систему муссонов с системой пассатов.

Тень Васко да Гамы

В 1997 году, через пятьсот лет после первого плавания Васко да Гамы в Индию, историки начали отмечать это событие серией конференций, которые продолжались без перерывов два года. Мало какие события прошлого считаются столь важными, чтобы так отмечаться. Пятисотлетие каких еще событий мог отмечать мир накануне третьего тысячелетия? От Стокгольма и Москвы до Сонгая и Мекки свидетели пятьсот лет назад описывали то, что считали незабываемыми событиями.

Например, в 1497 году датский король Ханс триумфально вступил в Стокгольм, но пятисотлетие этого события не вызвало никакого интереса, хотя пятьсот лет назад судьба Кальмарской унии стала важнейшим событием для будущего Скандинавии. Когда думаешь, чего Дания и Швеция достигли порознь в начале современного периода, заманчиво порассуждать о том, что было бы, сохрани они единство. В 1497 году московский царь Иван III издал знаменитый кодекс законов «Судебник». Согласно русским историкам, это был решающий шаг на пути создания Российского государства, которое с тех пор играет решающую роль в мире; но и это событие не привлекло сопоставимого внимания. Мало кто вспомнит польско-молдавский конфликт, происходивший как раз в это время, хотя считается, что именно он привел к закреплению границы между католическим христианством и тем, что можно назвать Оттоманским союзом, на юго-востоке Европы. В 1497 году и примерно на протяжении всего плавания Васко да Гамы Леонардо писал в Милане «Тайную вечерю» — но в связи с пятисотлетием плавания Васко да Гамы этот факт прошел неотмеченным. В том же году в Персии умер шах Рустам — эту смерть историки Персии обычно считают кульминацией средневековой империи и прелюдией к подъему Сафавидов; однако пятисотлетие этого события прошло буквально никем не замеченным. Еще одной жертвой 1497 года был Али Хадж, король Борну (см. выше, с. 130), но о его смерти сегодня никто не помнит, тем более не отмечает ее, хотя в то время многим народам это казалось самым значительным в мире событием. Между тем император Сонгая Мухаммед Турей Аския совершал путешествие, которое могло бы поспорить с плаванием Васко да Гамы за право называться самым важным путешествием того времени: император взял с собой в паломничество в Мекку почти триста тысяч золотых динаров и восемьсот человек охраны в свите; он прибыл, чтобы Шариф наделил его символами власти. Приход к власти в Сонгае Мухаммеда означал победу правоверия над языческими «царями-волшебниками», которые ранее занимали трон. Это паломничество имело огромное значение для превращения ислама в главную религию Сахеля в Африке[1014]. Однако эта годовщина не вызвала заметного международного резонанса.