Френсис Фицджеральд - Последний магнат

• Название: Последний магнат
• Автор: Френсис Фицджеральд
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-072070-5, 978-5-271-33726-0

Последний роман великого Фицджеральда, опубликованный уже после его смерти.

История о «золотом веке» Голливуда — эпохе легендарных продюсеров, кинозвезд и фильмов, ставших классикой мирового кинематографа. Герой романа, продолжающий галерею образов «сильных мужчин», считает себя вправе управлять судьбами людей. Но даже у самых сильных мужчин есть слабости. Слабостью «последнего магната» становится любовь к юной старлетке, прекрасно понимающей: в Голливуде, где продается все, порядочные девушки стоят очень дорого.

---

Ничего более сиротливого и угрюмого, чем аэропорты, свет наверняка не видывал со времен постоялых дворов для дилижансов. Старые краснокирпичные вокзалы строились прямо в поселках и городках, и сходить там, если ты не местный житель, было незачем. Аэропорты же отзывались давним прошлым — как оазисы, как стоянки на великих торговых путях. Вид пассажиров, поодиночке и парами входящих в ночное здание, неизменно собирал кучку зевак, толпящихся у поля далеко за полночь. Юнцы глазели на самолеты, осторожные взрослые недоверчиво оглядывали путников. В нас, странствующих по воздуху через весь континент, видели крезов с западного побережья, мимоходом сошедших с облаков на землю посреди Америки. Среди нас мог оказаться невероятный сюрприз — кинозвезда. Впрочем, такое бывало редко. И мне всегда отчаянно хотелось выглядеть интереснее, чем мы есть, — о том же я мечтала на премьерах, когда зрители небрежно окидывают тебя укоряющим взглядом лишь потому, что ты не знаменитость.

На земле Уайли подал мне руку, помогая выбраться из самолета, и отношения вмиг стали приятельскими. Он взял себе за тон виться вокруг меня с ухаживаниями, я не возражала. С первой минуты в аэропорту стало ясно, что коль нас сюда забросило — то забросило вместе. (Ничего похожего на тот раз, когда я осталась без парня — когда в фермерском доме неподалеку от Беннингтона он сидел за пианино с девушкой по имени Рейна и до меня наконец дошло, что я лишняя. Гай Ломбардо по радио играл «Цилиндр» и «Щекой к щеке», Рейна помогала перенять мелодию. Клавиши трепетали как осенние листья, ее руки скользили поверх его пальцев, показывая «черный» аккорд. Я училась тогда на первом курсе.)

Шварц вошел в аэропорт вместе с нами, двигаясь как сомнамбула. Пока мы выясняли в справочной сроки задержки, он не отрывал взгляда от двери на летное поле, словно боялся, что самолет улетит без него. Потом я на несколько минут отлучилась и явно что-то пропустила: когда я вернулась в зал, мои спутники стояли бок о бок, Уайт что-то втолковывал Шварцу, а тот выглядел совершенно раздавленным, будто его только что переехал тяжелый грузовик. На летное поле он уже не смотрел. Я застала конец реплики Уайли Уайта:

— …говорил же — не суйся. Поделом тебе.

— Я только сказал…

При моем приближении Шварц умолк. Я спросила, нет ли новостей (было полтретьего ночи).

— Как не быть, — сообщил Уайли Уайт. — Объявили, что нам тут торчать три часа, не меньше, и особо нежные уже собрались в гостиницу. А я хочу вытащить вас в «Эрмитаж», поместье Эндрю Джексона.

— Темно ведь, что там увидишь? — запротестовал Шварц.

— Ерунда, еще пару часов — и рассвет!

— Поезжайте вдвоем, — буркнул Шварц.

— Ладно. А ты в гостиницу, пока автобус не ушел. Там и он, собственной персоной. — В голосе Уайли мелькнула насмешка. — Может, повезет.

— Нет-нет, я с вами, — торопливо согласился Шварц.

Во тьме, непривычной после освещенных ночных городов, мы уселись в такси; Шварц повеселел и ободрительно потрепал меня по коленке.

— Конечно, я поеду. Должен же кто-то приглядеть за беззащитной девушкой. Давным-давно, когда я ворочал большими деньгами, у меня была дочка — писаная красавица.

Он сказал это так, будто дочка отошла кредиторам в качестве ценного имущества.

— Обзаведешься другой, — уверил его Уайли. — Все станет по-прежнему. Новый виток колеса Фортуны — и вознесешься туда, где папа Сесилии. Правда, Сесилия?

— Далеко этот ваш «Эрмитаж»? — помолчав, спросил Шварц. — За тридевять земель, у черта на куличках? На самолет не опоздаем?

— Не суетись, — отмахнулся Уайли. — Надо было прихватить для тебя стюардессу. Хороша, да? По мне — так даже очень.

Мы долго катили по открытой равнине под ясным ночным небом; рядом с дорогой изредка попадались то дерево, то домишко, то снова дерево, потом вдруг открылся плавный изгиб леса. Даже в темноте я поняла, что деревья здесь зеленые, а не оливково-пыльные, как в Калифорнии. По пути встретился негр, который гнал впереди себя трех коров; при виде нас он оттеснил их к обочине, они замычали — настоящие живые коровы с теплыми шелковистыми боками. Негр тоже мало-помалу проступил из сумрака вживую и приблизился к машине, не сводя с нас огромных карих глаз. Уайли дал ему двадцатипятицентовик, и негр со своим «спасибо, спасибо» остался на дороге, и коровы вновь замычали во тьме, когда мы двинулись дальше.

Я вспомнила, как впервые увидела овец — сразу сотни: мы нежданно угодили в самую их гущу, въехав на заднюю площадку студии старика Леммле. Овцам, пригнанным на съемку, явно было не по себе, зато мои попутчики не умолкали:

— Роскошно!

— Ты так и задумывал, Дик?

— Ну не шикарно ли?

А тот, кого звали Дик, с видом Кортеса или Бальбоа озирал с машины серые волны овечьего руна, колышущиеся под его взглядом. Что за фильм тогда снимали — я то ли забыла, то ли вовсе не знала.

Мы ехали уже час. Позади остался ручей, который мы пересекли по старому железному мосту с гремучими досками. Начали петь петухи; у домов, вспугнутые машиной, то и дело шевелились сине-зеленые тени.

— Говорил же я, скоро рассвет, — сказал Уайли. — Я здесь родился — потомок южной голытьбы. Фамильный замок теперь стал сараем. У нас было четверо слуг: мой отец, мать и две сестры. Я решил, что их гильдия обойдется без меня, и отправился в Мемфис делать карьеру, которая теперь летит прямиком под откос. — Он слегка меня приобнял. — Сесилия, выходите за меня замуж, пусть мне перепадет капиталец от Брейди!

Прозвучало безобидно, я не стала отнимать головы от его плеча.

— Чем вы заняты, Сесилия? Учитесь в школе?

— В Беннингтонском колледже. На предпоследнем курсе.

— Ах, прошу прощения. Не знал. Правда, в колледжах я и не обучался. Предпоследний курс, говорите. А в «Эсквайре» пишут, что старшекурсницы и так все знают!

— И почему только все уверены, будто студентки…

— Незачем оправдываться: знание — сила.

— Послушать вас — сразу ясно: мы на пути в Голливуд. Там вечно отстают от времени.

Уайли притворно ужаснулся.

— Вы намекаете, что на восточном побережье у девушек нет личной жизни?

— В том-то и дело, что есть. Вы мне мешаете, отодвиньтесь.

— Не могу, разбужу Шварца, а он и так неделями не спал. Знаете, Сесилия, у меня однажды была интрижка с продюсерской женой. Так, мелкий романчик. На прощанье она без экивоков заявила: «Не вздумай никому рассказать, иначе вылетишь из Голливуда в два счета. У мужа куда больше власти, чему тебя!»

Досада прошла, он вновь показался мне забавным. Вскоре такси свернуло на длинную аллею, благоухающую жимолостью и нарциссами, и мы остановились у серой громады особняка Эндрю Джексона. Водитель обернулся было что-то рассказать про поместье, но Уайли, кивнув на Шварца, дал знак молчать, и мы тихонько выбрались из машины.

— В особняк сейчас не пустят, — вежливо предупредил водитель.

Мы с Уайли уселись у широких колонн лестницы.

— А что со Шварцем? — спросила я. — Кто он такой?

— К черту Шварца. Он заправлял какой-то кинокомпанией — «Ферст нэшнл»? «Парамаунт»? «Юнайтед артистс»? А теперь на мели и не у дел. Ничего, вернется. В кинематограф не возвращаются только пьяницы и дураки.

— Вы не в восторге от Голливуда, — предположила я.

— Отчего же. Конечно, в восторге. Слушайте, что за тема для разговора — у порога особняка Эндрю Джексона, да еще на рассвете!

— А мне Голливуд нравится, — не отступала я.

— Немудрено. Старательский городок в земле лотофагов. Чье изречение? Мое! Место что надо, если ты цепкий и крепкий. А я-то приехал туда из Саванны, штат Джорджия, и в первый же день угодил на светскую вечеринку. Хозяин дома поздоровался и куда-то исчез. А вокруг загляденье — бассейн, мох зеленее некуда по два доллара за дюйм, неотразимые экземпляры кошачьей породы пьют и развлекаются… И хоть бы слово от кого услыхать! Как же! Заговаривал с полудюжиной — ни один не ответил! И так целый час, потом другой. Не выдержал, вскочил с места и вылетел оттуда пулей. Кто я, где я — сам уже сомневался. Оторопь схлынула только в гостинице, когда мне отдали письмо и я прочел свое имя на конверте.

Со мной, конечно, такого не приключалось, но, перебрав в уме виденные мной вечеринки, я сочла историю правдивой. В Голливуде не сильно жалуют незнакомцев, если у них на лбу не написано, что их топор войны глубоко зарыт в надежном месте и не обрушится на наши головы даже случайно, — иными словами, если они не знаменитости. И даже тогда им лучше держаться начеку.

— Надо быть выше этого, — солидно сказала я. — Когда вам грубят — целят не в вас, а в прежних собеседников.

— Такая мудрость — в такой хорошенькой головке!

Восточный край неба уже разгорался зарей, Уайли видел меня ясно — худощавая фигура, правильные черты лица, бездна шика и буйный зародыш мозга. Не знаю, как я выглядела тем утром, пять лет назад, — наверное, бледноватой и взъерошенной, но в юные годы, когда свято веришь, что любые приключения сулят лишь добро, меня хватило бы еще надолго — только дайте принять ванну и переодеться.