Евгений Витковский - Век перевода (2006)

• Название: Век перевода (2006)
• Автор: Евгений Витковский
• Издательство: Водолей Publishers
• Жанр: Поэзия
• Год: 2006
• ISBN: 5-902312-75-2

Перевод с английского, африкаанс, белорусского, грузинского, датского, древнегреческого, иврита, идиш, исландского, испанского, итальянского, квенья, латинского, мальтийского, немецкого, нидерландского, новогреческого, норвежского, польского, португальского, словацкого, старопровансальского, турецкого, украинского, французского, чешского, шведского

Жанр поэтического перевода не знал подобных изданий за всю историю: без Интернета сделать такую книгу было бы невозможно. Успех первой антологии «Век перевода» (2005) лишь раззадорил и поэтов-переводчиков, и читателей: потребовалось издание новой. На этот раз в ней пятьдесят участников, переводы выполнены с двадцати семи языков, появился солидный раздел литературного наследия. По объему книга превосходит предыдущую в полтора раза. В конце размещен указатель переведенных авторов (для обеих книг) — почти 300 имен.

Хочется надеяться, что эта антология не будет последней.

---

ГЕОРГ ГЕЙМ{182} (1887–1912)

Тучи

Вы — тени мертвых. Некто к Ахерону,
К ладье, осевшей от скончавших век свой,
Ведет вас в бурю. Ливень. Крики. Бегство.
Смешалось всё, и нет вам угомону

Вы — знамя Смерти, символы и вещи.
Кароччо[21], геральдические твари.
На горизонте свесившись, зловеще
Белеют стяги, хлопают в угаре.

Вы как монахи, телом укрывая
От ветра траурные свечи. Плечи
Покойников, что гроб несут далече,
А в нем — мертвец сидит не унывая.

Утопленники. Выкидыши. Точки —
От петли — синие вкруг шей в узоре.
Уморенные голодом на море.
В паху — чумные язвочки-веночки.

В процессии покойников — калеки.
Несутся дети. Скачут вслед хромые.
Слепцы с их палками — вперед! — немые,
Кричащие — вслед за молчащим Неким.

Как пастью ветр дохнул — и листья в лет,
Как филины на черных крыльях в ночь,
Чудовищный сей поезд мчит вперед,
От света факелов багровый, прочь.

По черепам бьют, как по барабанам.
Трещат рубахи их, как будто парус
Вздувается, белес. Ярясь и жарясь,
Изгнанники рыдают хором рваным.

И в муке зарождается псалом,
Сквозь ребра сердце алое мерцает.
И теми, кто истлемши восклицает,
Высокий крест уж в небеса несом.

Внесли Распятие, что ж, смерть — созданьям.
И буря пронеслась между покойных.
Стенанья восстают из моря в стройных
Шеренгах туч, и несть конца рыданьям.

И воздух серый стал чернее морга.
А крылья Смерти дьявольски летучи.
Настала ночь, но тучи, тучи, тучи
Неслись в чудовищные склепы Орка.

Колумб

12 октября 1492

Не будет больше океана, ада,
Ни соли в воздухе, ни черных гроз,
Ни пустоты, пока хватало взгляда,
Откуда лунный шар вползал и рос.

Уже кружатся синие с усильем
Большие птицы на большой воде.
И лебеди огромные, чьим крыльям
Петь слаще арфы — где мы, Боже, где?

Уж новые созвездья новым хором,
Безмолвным, словно рыбы, восстают.
И, одурманены жасминным мором,
Матросы спят, забыв про тяжкий труд.

И грезит генуэзец, в ночь склоненный,
В ночь уносясь, когда внизу, тонки —
Стеклянные цветы в воде зеленой,
И орхидей на дне цветут венки.

И города, как на огромной льдине,
Отражены на тучах там и сям.
И словно сон о солнечном притине[22],
Льет золотом ацтеков дивный храм.

И тонет в море. Белый, догорает,
Дрожит в волнах туманный огонек —
Как звездочка, Сан-Сальвадор играет,
Блаженно дремлет. Срок уж недалек.

На север

Багрово вздулись паруса на вантах.
Карбасы чертят воду серебром.
Свисают сети, тяжкие добром
От красноперых тел чешуеватых.

И снова — к молу, где от близкой мги
Дымится город. Двигают домой.
Огни домов — расплывшись по кривой,
На темных волнах — красные круги.

Восток синеет. Каменной плитой
Недвижно море. День нагнулся, чтоб
Пригубить свет, и обнажил свой лоб,
Венок теряя красно-золотой.

Вдали мерцает тучка золотая —
От янтаря той рощи, что смогла
Отстать от дна, когда курится мгла,
Но желтыми ветвями в ночь врастая.

На них висят утопшие матросы.
В воде, как водоросли, волоса.
И звезды, замерзая, наги, босы,
Зеленый мрак покинут в полчаса.

Вечер

День погрузился в пламенный багрец.
Бежит поток, невероятно ровный.
И парус. И, как вырезал резец,
Там рулевого силуэт огромный.

На островах осенние леса
В прозрачность неба — головою рыжей.
Из темной глуби леса голоса —
Мелодией кифар, но тоном ниже.

Мгла на востоке льется бутафорно
Синим вином из погребальной урны.
А ночь, закутавшись хламидой черной,
На тени встала, словно на котурны.

Осень

Из леса фавны выйдут — загляденье.
Осенний хор. Чудовищный венок.
Рог загудел. Под сиплое гуденье
Несутся впляс они: копыта вбок.

Трясется шерсть могучая на ляжках,
Бело-черна — руном домашних коз.
Торчат рога и виноград в кудряшках
Листвы бягряной и созревших лоз.

Бьют рогом, бьют копытом. Вечно пьяны.
Бьют фирсами по выступам в скале.
На солнечных полях звучат пеаны —
Грудь колесом. Всегда навеселе.

Испуганные звери, сбившись в стаи,
Бегут скачками длинными от них.
Лишь бабочки, над пьяными взлетая,
Пьянеют сами от цветов иных.

К ручью теперь, где, раздвигаясь плавно,
Впускает их, прошелестев, камыш.
Копытами вперед сигают фавны,
Грязь соскребая с волосатых грыж.

Дриады на ветвях играют в дудки,
С деревьев слышится их легкий смех.
И фавны вверх глядят. Лоснится жуткий,
Как будто маслом орошенный, мех.

Взревев, на дерево ползут крутое,
И от желанья набухает член.
И эльфы — врассыпную. В золотое,
В полдневный сон, в молчанье, в грезы, в тлен.

Офелия

I
В венке из кос — крысиное отродье,
А пальцы в кольцах двигаются, как
Плавник, и вот в чащобах многоводья
На дне реки она плывет сквозь мрак.
Остаток солнца, озаривши тьму,
Упал в тот ящик, где несчастный мозг.
Зачем мертва она? Сквозь тихий всплеск,
Одна, сквозь папоротник, почему?
А ветер спрятался в камыш. Вспугнул
Мышей летучих, как рукой. Как плащ
Намокший, рой крылом висит. Как гул
Безмолвный над рекой. Как тихий плач,
Как тучи ночью. Белый угрь на грудь
Ее скользит. Мерцает в светляках
Лицо. Листва льет слезы в ивняках
Над мертвой мукой, что пустилась в путь.

II
Хлеба. Посевы. Солнца красный пот.
Спит в поле желтый ветер. Всё она
Уставшей птицею плывет. Одна.
И лебедь под крыло ее берет.
Синеют веки. Под кристальный звон
Косы в лугах, мелодию полей,
Ей поцелуй приснится, что алей
Кармина. Вечный непорочный сон.
Всё мимо, прочь. Где грохот городов
Бежит к реке. Где белый мчит поток,
Пробив плотину. Эхо-молоток
Бьет по воде. Где странен, дик, бредов
Гам улиц людных. Колокольный гул.
Где визг машин. Борьба. Где в окна, кат,
Столь угрожающе глядит закат,
Что в небо вдруг подъемный кран шагнул,
Гиганторукий негр, тиран, Молох,
И черные рабы простерлись ниц.
Иль тысячами тяжких верениц
Влекутся на продажу: мост оглох.
Поток ее, незримую, укрыл.
Но где она плывет, там рой людской
Висит над ней туманом и тоской:
Крылом ли, тенью, или тенью крыл.
Но мимо, прочь. Ведь даже летний день
На западе себя сжигает в мрак,
Как жертву. И в темно-зеленый злак
Усталость превращается, как тень.
Поток несет ее, одну, во тьму,
Не заходя в зимы печальный порт,
Вниз по теченью времени. Вперед.
Сквозь вечность, от которой даль в дыму.

Ученые

Сидят по-четверо за темным кантом
Светильника, зарывшись в стол зеленый.
Как осьминог над трупом, удивленно
Нависла лысина над фолиантом.

Бывает, руки возникают в пятнах
Чернильных. Вспархивают немо губы.
Язык, что красный хоботок сугубый
Над римским правом — маятник отвратных

Гримас. По временам они, как тени,
На белой расплываются стене.
Их голоса всё дальше, всё смятенней.

Но вдруг их пасть растет. Слюна писак
Бушует. Тишина. Мир в белой пене.
Параграф с краю зелен, как червяк.

Черные видения (I–VI)