Сергей Покровский - Улунь

• Название: Улунь
• Автор: Сергей Покровский
• Жанр: Прочая детская литература

---

Мать прикрыла его скорее теплою грудью, и он затих. Теперь к прежним заботам прибавилась новая. Птенец был необычайно прожорлив и постоянно пищал от голода. Чтобы его накормить, самец таскал пеструшек или ящериц, рвал на куски и клал их осторожно в разинутый рот птенца.

Зато и рос он, как в сказке, не по дням, а по часам. Быстро покрылся теплым и густым пухом. Через несколько дней вслед за первым вылупился другой птенец.

С тех пор как появились совята, отец и мать стали очень осторожными. Они перестали есть на том бугре, у подножия которого притаилось гнездо. Они садились поодаль на песчаную сопку, чтобы еще дальше видеть все кругом и не выдавать близости детей.

Отсюда высматривали они теперь добычу, отсюда же самец подавал сигнал, если замечал в тундре что-нибудь подозрительное.

IX

Однажды, когда совиха сидела на гнезде, она услышала с вершины громкое щелканье клювом, что обозначало и сильную ярость и сильную тревогу. Вслед за этим самец промчался над ее головой с гневно горящими глазами. Почуяв недоброе, совиха вспорхнула сперва на бугор, а потом пустилась вдогонку за своим супругом.

На другом берегу озера было видно что-то серое. Это серое существо быстро двигалось среди осоки и кочек и понемногу приближалось к совиному гнездовищу. Там, где человеческий глаз не различил бы ничего ясного, удивительные глаза совы видели отлично. Это был молодой волк. Он был еще далеко, но если он будет бежать тем же путем, то рано или поздно его острое волчье чутье откроет ему близость гнездовища.

Волк бежал, пригнув голову к земле. Он нюхал давние следы оленей, крепкий дух их помета, запах разнообразной пернатой дичи, рассеянной повсюду, отвратительный запах песцов.

Он рыскал, как охотничья собака, туда и сюда, то забегал в ивовые кусты, то утыкался носом в моховые кочки, пронизанные ходами пеструшек. Почуяв грызуна, волк стал копать передними лапами землю и мох над его норкой. Вдруг вверху в воздухе послышалось громкое хлопанье крыльев. Волк ощетинился, отскочил в сторону, оскалил желтые зубы. Большая белая птица трепетала над ним в воздухе, яростно сверкала глазами и раскрывала клюв.

Волк заворчал, рассерженный такою дерзостью. Однако безумная смелость и неожиданность нападения смущали его. Между тем птица кружилась над его головой. Она то взлетала вверх, то падала вниз с вытянутыми когтями, готовыми вцепиться в глаза врагу. Волк подпрыгнул и попытался схватить зубами неприятеля, но птица ловко увернулась, сильно ударив крылом волка по голове. В это время в воздухе зашумела еще вторая пара крыльев, и другая птица, еще более страшная и большая, налетела на него. Теперь они обе вились над ним. Длинные кривые когти, вскрикиванья, щелканье клюва и эти страшные золотые глаза не на шутку испугали волка. Однако он сделал еще одну попытку подпрыгнуть и схватить нападающих. Но тут он получил такой удар крылом по темени, что, почти оглушенный, присел на месте. В то же время острые, как шило, когти улуня-самца рванули его щеку, чуть не выцарапав глаза.

Волк взвизгнул и, поджав хвост, с окровавленной мордой, бросился бежать от разъяренных белых птиц, так свирепо нападавших на него. Но долго еще улунь-самец преследовал его, шипя и щелкая клювом, взмывая вверх и падая на голову перепуганному врагу.

X

Между тем совиха предоставила преследование одному самцу, а сама повернула домой. Еще издали заметила она что-то тревожное возле своего беззащитного гнезда.

На вершине ближайшей сопки стояла пара старых волков. Они внимательно осматривали окрестность и жадно вбирали ноздрями напитанный тундровыми запахами воздух. Волки были очень близко. Им стоило только спуститься с южного склона, и тогда гнездовой холм улуней будет у них на носу. Смертельная опасность ждет и птенцов и яйца. Борьба одной птицы против двух сильных зверей безумна и бесполезна.

Улунь не умела рассуждать, но прирожденный инстинкт учил ее действовать. Низко припав к самой земле, с притворным усилием поволоклась она над осокой. Она задевала крыльями высокие стебли, сшибала пушицу, и, обогнув свой холм, очутилась на склоне той сопки, на которой стояли волки.

Волчья чета разом насторожилась и вытянула морды вперед. Улунь между тем наискось пролетела по склону сопки, как будто не замечая волков. Она судорожно трепетала крыльями, падала, спотыкалась. Она была необыкновенно похожа на раненую птицу, которая уже теряет последние силы. Перепорхнув через сопку шагах в тридцати от волков, она припала к земле.

Волки все еще не трогались с места, но глаза их уже засверкали голодным блеском при виде близкой добычи.

Между тем улунь сделала два-три неуклюжих прыжка вниз по склону и вдруг, споткнувшись, завалилась на бок, приподняла одно крыло и закинула назад голову с широко раскрытым ртом.

Этого зрелища не могли выдержать серые звери. В несколько прыжков они были уже возле птицы.

Птица забилась крыльями о землю и вдруг спорхнула с сопки, тяжело шлепнувшись на мох среди кочек. Волки бросились за ней, боясь упустить добычу. Сова поднялась и, шатаясь, сделала несколько шагов по земле. Когда волки очутились близко, она снова с усилием вспорхнула, отлетела на несколько десятков шагов и снова упала на землю. На этот раз она упала прямо на спину и подняла вверх когти, как это делают хищные птицы, вконец неспособные к бегству и решающиеся дорого продать свою жизнь в последней отчаянной битве. Теперь оба волка были уже захвачены охотничьим жаром: догнать, овладеть, во что бы то ни стало. Но воинственная поза совы остановила их, и они начали обходить ее так, чтобы разом броситься на врага с двух сторон.

Снова отчаянные усилия, снова трепет огромных крыльев, и снова птица, вырвавшаяся почти из волчьих зубов, перепархивает дальше через кусты еры, которые задерживали преследователей.

Так, то поддаваясь, то вновь ускользая, рискуя каждый момент своей жизнью, мать уводила страшных врагов все дальше и дальше от своего гнезда, от своих детей.

Сове помогало то, что волки в преследовании способны так же терять всякое самообладание, как это случается с горячими охотничьими собаками, когда они предоставлены сами себе.

Притворщице удалось увести своих преследователей за два километра. Здесь она взлетела в последний раз, скрылась за сопками и вернулась домой окольной дорогой.

XI

На гнезде она застала уже самца, который сидел там, распушив огромные перья. Несмотря на долгое отсутствие наседки, яйца не успели еще остынуть. Этому помогало то, что теперь среди яиц было уже два вылупившихся птенца, которые своими горячими тельцами сильно согревали яйца.

В ближайшие дни совиха снесла еще два крупных яйца: девятое и десятое в кладке этого года. Так бывает довольно редко и говорит о силе и здоровье наседки. В то же время вылупился еще третий птенец, а старшие продолжали быстро расти. Скоро сделались они большими и прожорливыми. Матери приходилось теперь оставлять их надолго, чтобы охотиться вместе с самцом, так как с каждым днем требовалось все больше и больше добычи. Пухлые и теплые старшие птенцы могли заменять наседку и не позволяли яйцам остынуть.

Новых яиц больше не появлялось. Прежние по временам трескались, и к старшим совятам прибавлялись понемногу младшие.

В июле наступила теплая пора, с тучами комаров и мошек.

Все самоеды, кочевавшие в этой части тундры, давно уже ушли на север, чтобы избавить оленей от комариной язвы.

Две недели стояла очень теплая погода. За это время все птенцы уже вылупились, а два старших птенца стали большими птицами. Особенно велик был первенец, у которого сквозь серый гнездовый пух начали проступать молодые перья.

Его крылья окрепли, и он порой выходил из гнезда и взмахивал ими, пробуя их силу.

Клюв его вырос и загнулся, а лапы были вооружены такими когтями, которые уже мало чем уступали когтям взрослых птиц.

Теперь, когда старики приносили пойманных грызунов, первенец получал уже не растерзанные кусочки, как его младшие братья, а целого зверька, и проглатывал его целиком. Затем он важно садился в углу гнезда и молчаливо поглядывал вдаль, как это делали отец и мать.

Он был уже ростом почти с отца, а до сих пор не умел брать пищи с земли и глотал только то, что получал из родительского клюва. При виде лакомого кусочка он только распускал крылья и быстро трепетал ими. Этим выражал он свое нетерпение и требование, чтобы его поскорее накормили.

Птенцы улуней подрастали один за другим. Первенец понемногу выбрался из гнезда и с удовольствием начал перепархивать с одной торфяной кочки на другую. Отец и мать перепархивали вместе с ним, следя за каждым его движением. Они брали его с собой на ловлю пеструшек. Главное условие такой ловли - терпение. Когда старая улунь находила под кочкой выход из норки пеструшки, она садилась позади норки и долго в полном молчании ждала, когда покажется из нее маленький владелец подземелья. Целые часы проходили иногда, прежде чем это случалось. Улунь неподвижно цепенела на выбранном месте, подобно мраморному истукану, поставленному на кочке среди равнины. Рано или поздно головка грызуна робко высовывалась из-под земли наружу, и немедленно острые когти совы схватывали и душили несчастную жертву.