Олег Писаржевский - Прянишников

• Название: Прянишников
• Автор: Олег Писаржевский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1963

Дмитрий Николаевич Прянишников — русский агрохимик, биохимик и физиолог растений. Академик Академии наук СССР, ВАСХНИЛ и Французской академии наук, Герой Социалистического труда, основатель и директор Научного института по удобрениям (с 1948 года ВНИИ удобрений и агропочвоведения им. Д. Н. Прянишникова), член Госплана СССР и Комитета по химизации народного хозяйства.

---

Ученый углублялся в подсчеты. Они радовали. Если принять во внимание, что суперфосфат, производимый в СССР, содержит больший процент действующего начала, чем в других странах, и сопоставлять по количеству этого действующего начала, то окажется, что по производству суперфосфата в 1938 году — более поздними данными Прянишников в то время не располагал — СССР уже вышел на первое место в Европе и на второе на земном шаре. А по общему количеству производимых туков вместо последнего места мы вышли на третье место в Европе и на четвертое на земном шаре.

А вот еще цифры, характеризующие влияние минеральных удобрений на повышение урожая тех культур, которые получили их в достаточном количестве. Прянишников приводит данные по хлопку. Они рисуют картину неуклонного роста урожая параллельно с ростом завоза удобрений. В 1933 году на гектар выпадало не больше 0,15 центнера удобрений, и урожай соответственно составлял меньше 9 центнеров хлопка с гектара. К 1939 году количество удобрений возросло до 5,66 центнера на гектар, а урожайность составила уже 17 центнеров. Иначе говоря, в целом по республике урожаи за пятилетие удвоились. Можно идти дальше. И это делают стахановцы, которые получают значительно большие урожаи. Кроме хлопка, повышены также урожаи чая, сахарной свеклы.

Прянишников пробует испытанной мерой — рублем — оценить то значение, какое приобрели минеральные удобрения к началу третьей пятилетки. Он проделывает простой, но выразительный подсчет: если взять сумму приростов хлопка, сахара, чая и льна, полученных в 1938 году благодаря применению минеральных удобрений, то по продажным ценам их стоимость составит 4 миллиарда рублей. Стоимость же всех минеральных удобрений — 600 миллионов рублей. И ведь это только начало, а поначалу за продукцию нового производства всегда приходится расплачиваться дороже. Четыре миллиарда на шестьсот миллионов! Не ушли в песок тысячи анализов, не пропали даром годы самоотверженных усилий. Вот она, цена науки, помноженной на героический труд.

Зачем нужна эта оглядка назад, в ушедшие годы? Затем, чтобы, переживая со всем народом время тяжелейшего испытания всех сил и мужества, иметь гордое право увериться в том, что и твоя доля усилий вложена в укрепление железной стойкости, с какой встретила страна бешеный натиск поначалу превосходящего силой врага?

Не только! И для того, чтобы готовить силы для завтрашнего трудового дня.

Основа заложена. Впереди — поиски «целой гаммы переходов в построении системы удобрений в связи с многообразием условий в разных частях нашей Родины».

Как всегда, мечты ученого вырываются на бескрайний простор всего евразийского континента, где вольготно раскинулись родные нивы. «Само собой разумеется, — строку за строкой выводит перо, — что при плановых предположениях, касающихся одной шестой суши, приходится прибегать к некоторой общей схеме, но от нее в отдельных случаях будут наблюдаться отступления».

В сознании старого агрохимика стратегия войны уже вытесняется мирной стратегией борьбы за послевоенные урожаи. Вероятно, придется известную часть азотистых удобрений снять с технических культур и передать орошаемым хлебам. Большие затраты на орошение надо окупать высокими урожаями! И на севере культура злаковых неизбежно связана с применением азотистых удобрений. Хлопок требует меньше калия, чем азота и фосфора. Может быть, ему можно калия не давать, зато щедрее подкармливать калием клевера, не давая им азота. Сами его добудут! На подзолистых почвах и в северной части черноземной полосы пошире применять фосфоритную муку, производство которой не обременяет основной химической промышленности. Прянишников исходит из того, что «нам нужно иметь не только обильный сбор хлеба, но еще и дешевый хлеб». «Кроме экономических соображений, — продолжает он, — в вопросе об интенсивности культуры и размерах применения минеральных удобрений, должны быть учтены, конечно, и другие соображения, прежде всего те, о которых мы говорили вначале: это — единство задач поднятия урожаев и химической обороны страны, которое должно учитываться при создании туковой промышленности. Мы полагаем, что наше построение, основанное на экономических соображениях, одновременно разрешает и другую сторону вопроса, обеспечивая более крупное развитие химической промышленности, чем это возможно в соседних с нами капиталистических странах. Мы можем развивать химическую промышленность в грандиозных масштабах и находить сбыт удобрениям в размерах, не только превышающих валовое применение удобрений в Германии или Японии, но и в обеих этих странах, вместе взятых, и делать это, даже не затрагивая в основе главного массива, занятого зерновыми хлебами, который остается в резерве для будущего времени, когда экономические (или иные причины) могут потребовать применения химизации на большей или меньшей части и этой площади».

Статья закончена и отослана.

Она будет напечатана в очередном номере журнала «Почвоведение».

Статья называется: «Наши достижения и очередные задачи в области химизации земледелия».

1942 год.

Идет война — война, которая будет выиграна!

И еще листок календаря.

Год 1945-й…

Академик Дмитрий Николаевич Прянишников — Герой Социалистического Труда.

Указ был выслушан ночью, и тогда же, в тот поздний час, начался телефонный трезвон — нескончаемый поток поздравлений.

С утра на квартиру стали приходить те, кто хотел поздравить Дмитрия Николаевича лично. Но хозяина уже не было дома — начался обычный трудовой день: сначала заседание в Почвенном институте, потом в Тимирязевской академии.

Дмитрий Николаевич возвратился домой только под вечер. Он неслышно появился в дверях — невысокого роста, совсем седой, в темном костюме и светлой соломенной шляпе с огромным букетом сирени и маков в руках.

— Два заседания и три репортера, — сказал он дочери.

Но дома его дожидался — увы! — четвертый репортер. «Комсомольская правда» послала побеседовать с академиком скромную и застенчивую Фриду Вигдорову, впоследствии известную писательницу.

А хозяин садится в кресло и говорит очень мягко, очень деликатно:

— Устал… Как быть? С удовольствием рассказал бы — сегодня такой день… Невольно вспоминается все, что было, — годы, люди, работа…

И хотя хозяин утомлен, он просит принести чай и, попивая ароматный напиток, начинает рассказ, вспоминая, раздумывая, показывая письма, фотографии, заметки. «И передо мной проходит долгая жизнь, такая прекрасная, неутомимая, яркая, восьмидесятилетняя жизнь большого ученого и большого, прекрасного человека», — прочитали мы на следующий день на страницах газеты.

Как старый «кяхтинец» (он любил себя так называть), Дмитрий Николаевич истово любил хороший чай. Это знали, и на всех заседаниях, где он бывал, ему специально приносили стаканчик скрепкой и обязательно свежей заваркой. Если заварка была несвежей, он отодвигал стакан и доверительно спрашивал председательствующего: «А чайку у вас нет?» И во время докладов в дружеском кругу (после каждой поездки по Союзу или за границу он неизменно собирал ученую братию и подробно делился впечатлениями) он не стеснялся делать обширные паузы, во время которых с наслаждением прихлебывал горячий чаек.

Зная об этом его пристрастии, сотрудники Института по удобрениям на чествовании по случаю 80-летнего юбилея ученого поднесли ему полный чайный сервиз с громадным «московским» чайником. Прянишников был растроган, он долго вспоминал «лучший подарок», который получил.

Прянишников жил в огромном мире, исполненном движения, света и больших надежд. Неистовое напряжение периода великого созидания, в который вступила страна, пронизывало все его существо. Годы согнули плечи, но не отяжелили его походки, не сковали мысли.

Каждый день он с чувством радостного предвкушения волнующих новостей сходил с крылечка двухэтажного домика в Петровско-Разумовском и быстрыми шажками проходил один и тот же путь вдоль аллеи великанских лиственниц, на его глазах вымахавших до самых небес. Он помнил, как под руководством профессора Турского, выдающегося лесовода, здесь высаживались совсем юные деревца. Казалось, это было совсем недавно, но как это было давно…

С тем же чувством счастливого ожидания открывал он двери лаборатории, где его ждали вопросы, рассказы, журналы и письма со всего света и от близких друзей.

Он дорожил дружбой со своими учениками и принимал к сердцу их дела и мысли с тем же жаром, как и свои собственные, ибо и те и другие вливались в «наших планов громадье». Может быть, здесь покажется странной и чужеродной строка Маяковского, которого Прянишников не принимал и не любил. Но он следовал зову жизни, и получилось так, что вместе со своей наукой он оказался вовлеченным в круговорот революционных событий и здесь, на «переднем крае» великой социалистической стройки, на ее боевом земледельческом фланге, был как нельзя более на месте.