Рут Альмог - Миша

• Название: Миша
• Автор: Рут Альмог
• Жанр: Современная проза

Израильская писательница Рут Альмог родилась и живет в Петах-Тикве. Окончила религиозную школу, где в младших классах ее учила Эмуна, дочь Агнона. Затем был университет в Иерусалиме и бессчетное количество прочитанных на разных языках книг. По части прочитанного и осмысленного с Рут Альмог трудно состязаться: в газете «Ха-Арец» она долгие годы публиковала рецензии на еще не переведенные на иврит произведения мировой литературы.В 14-летнем возрасте Рут потеряла долго болевшего отца. Она определяет свое литературное творчество как тикун оманути, коррекцию жизни путем искусства. Именно из сборника с таким названием взят рассказ «Миша», который в подчеркнуто сухой — что вообще-то не свойственно автору — манере приподнимает завесу над позорным невниманием, с которым Израиль в свое время отнесся к людям, пережившим Холокост.

---

Рут Альмог Миша

перевод Зои Копельман

1.

— Гром гремит, — сказала малышка.

— Нет, это пушки, — сказал Миша.

— Там мой папа, — сказал Илья.

— Уже нет, — ответил Миша Илье.

Мама с треском захлопнула крышку маленького чемоданчика и заперла его на ключ.

— Ты возьми чемодан, — сказала она Мише, — а я возьму Аню. — Она протянула Илье узелок: — А это — тебе.

— Куда мы идем? — спросил Илья.

— В деревню, — ответила она с Аней на руках.

Мише было семь лет, Илье — четыре, Ане — два с половиной года. В первой же деревне она отдала Аню. Во второй оставила Мишу у крестьянки, которая когда-то работала у них в доме, а с Ильей отправилась в третью деревню. Под вечер вернулась одна и спряталась на сеновале.

Крестьянка сказала Мише:

— Теперь тебя зовут Стефан, а я — твоя тетка. А ну-ка покажи, как ты крестишься.

Но крестьянке пришлось его учить.

2.

Прошло несколько дней. В деревню пришли чужие солдаты. Один из них приметил в кукурузном поле какое-то движение. Кто-то сказал, что, мол, ветер. Но командир приказал: «За мной!»

Миша стоял у окна и смотрел, как ее волочили. Крестьянка прижала его голову к своей груди, но он слышал. Когда солдаты ушли, крестьянин ее похоронил.

3.

Миша работал тяжело. Порой крестьянин не жалел кулаков, но еды всегда было вдоволь.

Когда Миша спрашивал про Аню и Илью, ему отвечали: «Забудь их!».

По воскресеньям Миша с крестьянами ходил в церковь. Однажды он заметил там Илью, но брат, как видно, его забыл, потому что взгляд мальчика был обращен внутрь.

Проходило время. Месяц за месяцем. Год за годом. Шел снег и становился грязной кашицей. Яблони покрывались листвой, приносили яблоки и снова стояли в черной наготе, ожидая снега. Сажали и убирали картошку. Сеяли и жали пшеницу.

Как-то вечером Стефан сказал:

— Гром гремит.

А крестьянин усмехнулся и сказал:

— Нет, на этот раз пушки.

— Скоро все это кончится, — добавила крестьянка и тоже усмехнулась.

4.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как все кончилось. В их доме появился какой-то человек и сказал Стефану:

— Я пришел забрать тебя, Миша Яблонский.

Крестьянка закричала и выгнала чужака из дому. Но когда Стефан жал в поле кукурузу, тот же человек подошел к нему и сказал:

— Ты не из них, пойдем со мной.

Вместе они пошли в город, и Миша сказал:

— У меня есть брат и сестра. Ты их тоже возьми.

— Пока это опасно, — ответил человек.

Они ехали в поезде и прибыли в другую страну. Там человек расстался с Мишей. Он сказал, что пойдет забрать его сестру и брата, но больше Миша его не видел.

5.

В кибуце Мише дали папу и маму. Он выучил новый язык, ел много хлеба, растолстел и много шутил. Со временем он превратился в коренастого плотного и некрасивого парня, но сил ему было не занимать, и в свой срок он пошел служить в десантные войска. Там он тоже шутил. Миша остался в армии. В войне с египтянами он был из тех немногих, кто не погиб. Его любимой присказкой стало: «Красавцы умирают, уродец выживает».

Родители приехали в больницу из кибуца. Он сказал им:

— Это была смертельная ловушка, но они послали нас туда, даже глазом не моргнув.

— Нет, это по ошибке, — возразила мать.

Миша рассмеялся, а отец опустил глаза и уставился в пол.

С тех пор Миша слегка прихрамывал, но Шошане полюбились его шутки. У ее родителей был в городе небольшой магазинчик, и после свадьбы Миша начал там работать.

6.

У Миши и Шошаны родилось двое детей. Покупателям нравились Мишины шутки, и на жизнь хватало. Несмотря на ссоры и крики, не скажешь, что жизнь не удалась.

В один прекрасный день по соседству поселилась молодая женщина. Она была высокая и широка в плечах. У нее были смуглые, длинные и крепкие ноги. Волосы она высветлила под блондинку. Каждый день она заходила к ним за чем-нибудь, просила иголку, нитку, утюг, стаканчик муки. Жена сказала: «Потаскуха». Но Миша давал ей все, о чем она просила, и еще немного ссужал деньгами. Жена кричала: «Ты втрескался в эту шлюху!». Миша отвечал спокойно: «Просто я ей немного помогаю». Но жена не прекращала вопить, и как-то вечером ему это в конец опостылело. Он хлопнул дверью и пошел бродить по улицам. Возвращаться не хотелось, устав, он растянулся на скамейке и заснул. Посреди сна кто-то его растолкал. «Это моя скамейка», — сказали ему.

Миша встал и перешел на соседнюю. Он проспал там до утра. Человек с первой скамейки протянул ему ломоть хлеба.

— Будем друзьями? — сказал он.

Миша целый день слонялся по городу. Вечером он увидел, как у дверей его дома девушка со смуглыми ногами целуется с высоким парнем.

Когда спустилась тьма, он вернулся на свою скамейку и поделился с другом буханкой хлеба и оливками.

7.

Спустя насколько дней Миша нашел детскую коляску и больше с ней не расставался. Иногда он так и засыпал на скамье, держась за коляску рукой. Постепенно он словно усох. У него выросла борода, и его товарищ, мастер по стрижке и бритью — он сотни мешков наполнил снятыми волосами, — подстригал ему бороду по высшему разряду. Теперь его было не узнать. Он с каждым днем хорошел. Курчавая борода благодаря искусству брадобрея придавала лицу благородство. Даже сыновья не узнали его, когда он стоял рядом на кладбище, смешавшись с похоронной процессией у могилы своей жены. Он стоял там в раскаленный летний полдень в длинном черном пальто. В слепящем полуденном свете он казался красивым как никогда.

8.

Дружба между Мишей и Янеком кончилась в один день. Они подошли напиться воды из крана в городском сквере. Когда Миша напился, Янек стал править свою бритву.

Миша выпрямился и вдруг сказал:

— Хватит. С щегольством покончено.

Янек посмотрел на него с изумлением:

— Как ты можешь? За что?

Миша сказал:

— Не хочу больше шуток.

Янек так и вскинулся:

— Ты меня обижаешь! Это не шутки! Я — настоящий мастер! У меня знаешь, какая практика была? Тысячи голов. Ты думаешь, я бы выжил, не будь я лучше других?

Миша сказал:

— Я знаю, что ты специалист экстра-класса. Но я не мертвец. И не хочу быть мертвецом.

Янек шагнул было к Мише с бритвой наготове, но вдруг повернулся и ушел. С тех пор Мишина борода росла как придется, и красота лишь изредка проглядывала на его лице. Только тот, кто умел всмотреться, различал чистоту его души, и это было как откровение. Но люди шли мимо и если опускали в его руку монетку-другую, тут же отворачивались.

9.

А как же зимой?

Зимой Миша ночевал в полуразрушенном здании, на котором висела табличка «Осторожно! Идет на слом». Ну и что такого? Город большой, и заброшенных домов в нем немало. Есть и скверики, а в них уйма скамеек. И даже если в холодную дождливую зимнюю ночь Миша не найдет себе пустого дома, он спустится под землю, в те прорытые в глубине ходы, куда кроме крыс и мышей никто не отваживается заходить.

10.

В один из дней в подземном канале, ведущем к рынку, обнаружили труп. Лицо его объели крысы, и только по состоянию одежды полицейские смогли заключить, что это бомж. Когда следствие добралось до Янека, он сказал:

— Его звали Стефан. Жены нет, детей нет. Юмора нет. Есть только брат и сестра в России. — Помолчав, заявил: — Нужно устроить ему похороны.

Янек собрал несколько товарищей, и все вместе они устроили ему приличное погребение. Кто-то сказал Кадиш, а приятель Янека, тот, что подрабатывал на улицах с аккордеоном, сыграл протяжную и грустную русскую песню.

Они положили на могилу камешки, и Янек сказал надгробную речь.

— Я прощаю Стефана, — заключил он, — хотя он меня крепко обидел.