Карл Сэндберг - Линкольн

• Название: Линкольн
• Автор: Карл Сэндберг
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1961

Имя выдающегося государственного деятеля, президента США Авраама Линкольна уже более ста лет справедливо связывается с лучшими демократическими традициями американского народа. Его жизнь сама по себе представляет увлекательный роман. Безграмотный дровосек, сплавщик леса, он овладевает знаниями, становится крупнейшим политическим деятелем, выступая защитником интересов бедных фермеров и негров-рабов.

Биография Линкольна, написанная видным американским поэтом Карлом Сэндбергом (род. в 1878 г.) и переведенная почти на все языки мира, считается одной из выдающихся литературных биографий. Ширено используя документы и воспоминания современников, Сэндберг воссоздает образ человека сильного, упорного, с чисто американским грубоватым юмором, воссоздает атмосферу политической борьбы того времени, широко показывает военные события.

---

План Шермана состоял в следующем: он оставлял генералу Томасу 60 тысяч человек, чтобы тот не дал двинуться с места Гуду с его 41 тысячей солдат. Сам Шерман отправлялся в тысячемильный поход, который после передышки в городке Саванна, у моря, должен был закончиться соединением с армией Гранта в Виргинии.

Тысячи людей за границей и на Юге придут к выводу, писал Шерман, что поход армии северян через весь Юг — явное доказательство их предстоящей победы.

Грант телеграфировал Линкольну: «Самое лучшее, что мы можем сделать, — принять предложение Шермана… Такую армию и такого командира, как Шерман, трудно припереть к стене или захватить в плен». Это был день серьезных испытаний для Линкольна: поддержит ли он двух своих лучших, испытанных генералов? Через три часа после получения депеши от Гранта Стентон телеграфировал Шерману безоговорочное одобрение плана.

Полностью доверяя Шерману, Грант, видимо, все же день-другой сомневался в обоснованности утверждений Шермана, что Томас сможет справиться с Гудом. В конце концов Грант поверил Шерману.

Линкольн, несмотря на свою врожденную осторожность, подкрепленную, с одной стороны, яростным сопротивлением Роулинса, начальника штаба Гранта, и с другой стороны — равнодушными, рутинерскими возражениями Галлека, тем не менее полностью поверил Гранту и Шерману. Трио — Линкольн, Грант, Шерман — теперь действовало согласованно.

По приказу Шермана командир инженерных частей разрушил все железные дороги вокруг Атланты и в самом городе; рельсы накаливали докрасна и затем их закручивали вокруг деревьев. Солдаты разваливали фабричные трубы, взламывали горны, разбивали паровые машины, пробивали дырки во всех котлах, приводили в негодность инструменты, чтобы сделать невозможным выпуск конфедератами промышленной продукции. Еще до того, как началась эта разрушительная работа, поджигатели из армии вторжения предали огню десятка два зданий. Генерал Слоукэм объявил о награде в 500 долларов за выдачу хотя бы одного солдата-поджигателя. И тем не менее 1 800 домов Атланты исчезли в дыму пожаров.

Ночью 15 ноября пожар захватил разрушенные здания арсенала, стекла сотен домов дрожали от взрывающихся снарядов; эти взрывы никого не разбудили — никто в эту ночь не ложился спать. Солдаты, взявшие на себя роль пожарных, в течение многих часов боролись с огнем, и им удалось локализовать пожар в нижней части города и в фабричном районе. Когда утром Шерман оставил город, треть его, а может быть и больше, лежала в пепле и прахе.

Шерману местность была знакома. Он здесь жил несколько лет в сороковых годах и много ездил. Образ жизни местных жителей был ему в какой-то мере тоже знаком — ведь он был начальником Военной академии штата Луизиана. Мэйконская газета «Телеграф» называла его иудой, изменником, сосудом порока, демоническим средоточием тысячи бесов.

Шерман шел по Декэйтерской дороге на восток. Поднявшись на гору, он остановился, чтобы в последний раз взглянуть на дымящуюся Атланту. Солнце стояло над горизонтом. В его косых лучах сверкали стволы 55 тысяч ружей в руках у отборных солдат, ветеранов, доказавших свою способность действовать, маршировать, совершать длительные переходы; это были люди, получившие иммунитет от многих заразных болезней, вышедшие невредимыми из ряда тяжелых кампаний. У каждого из них был запас в 40 патронов, а в фургонах еще дополнительно по 160. Каждую из 65 пушек тащила четверка лошадей. 2 500 фургонов, запряженных шестерками мулов, были нагружены припасами и фуражом. 600 крытых санитарных повозок, каждая с парой лошадей в упряжке, сопровождали армию. Между Шерманом и его другом Грантом, находившимся у Ричмонда, лежало расстояние в тысячу миль — города, поселки, долины, полные злейшими врагами, людьми, чья ненависть усиливалась горечью отчаяния.

За месяц до выступления в поход Шерман писал жене, что в процессе революций можно наблюдать взлет и падение людей: их то превозносят, то оскорбляют.

Вспоминая веселые солдатские песни, распевавшиеся в утро выступления из Атланты, Шерман позже напишет жене: «Я никогда не видел более уверенной в своих силах армии. Солдаты думают, что я все знаю, а они все могут». В последних числах октября он ей признался в письме, что затеял рискованную игру: «В течение нескольких месяцев ты ничего не будешь знать обо мне. Только военное министерство будет знать, где я, да еще мятежники, так что ты сможешь лишь приблизительно представить себе мой путь».

Армия Шермана насчитывала 218 полков, мобилизованных и экипированных примерно двумя десятками штатов. Огайо представляли 52 полка, Иллинойс — 50 полков и т. д. Начиная с 15 ноября армия шла четырьмя колоннами, захватывая полосу шириной в 20, 40 и больше миль. Она осуществляла систематическую кампанию разрушения. Незадолго до этого Джефферсон Дэвис, выступая в Огасте, сказал: «Один только штат Джорджия производит достаточно продовольствия, чтобы прокормить не только население самого штата и воинские части, находящиеся на его территории, но и армию Виргинии». Вот на эту житницу, на этот склад продовольствия конфедератов и обрушился Шерман. Армия сжигала, портила, уничтожала все, что она не могла съесть или увезти.

Шерман считал, что теперь южане получили ту войну, которой они добивались. До сих пор только пограничные штаты страдали от военных невзгод. Теперь война пришла в самое сердце далекого Юга.

Не угрызения совести мучили Шермана — его беспокоило одно: удастся ли выполнить график движения? Придет день, он и Грант соединят свои армии, но только в том случае, если расписание было правильно составлено. Тогда настанет конец войне.

Он отправился в поход налегке. В седельном вьюке, который вез его ординарец, лежала «смена белья, мои карты, фляжка виски и пачка сигар». Он мог жить, как простой солдат; часто видели, как, обернувшись одеялом, он спал на голой холодной земле. До поздней ночи он проверял все до мелких деталей, но рано утром он уже ходил по лагерю; иногда он днем возмещал недостаток сна, задремав где-нибудь минут на десять-пятнадцать.

Когда войска получали приказы, которые поначалу казались невыполнимыми, солдаты и офицеры говорили: «Ну что ж, ведь он ошибиться не может».

В ходу был избитый анекдот о двух солдатах конфедератской армии, находившихся в сторожевом охранении. Кто-то якобы подслушал, как они делились слухами: «Эти янки не смогут больше получать продовольствие по железной дороге, потому что Уилер взорвал тоннель под Долтоном». — «Черт возьми, неужели ты не знаешь, что Шерман везет с собой запасный тоннель?»

О разрушении железных дорог Шерман писал: «Я лично занимался этим вопросом». Прошел месяц, и 265 миль железнодорожного полотна стали непригодными для транспорта.

Бригадные командиры имели право наряжать отряды для фуражировки, примерно по 50 человек в каждом, под командой одного или двух офицеров. Отряды уходили на рассвете, точно зная, где им предстоит в течение дня соединиться с продвигающейся вперед армией. Уклоняясь на 5–6 миль в сторону от маршрута бригады, отряды посещали все плантации и фермы в районе их действий. Они захватывали фургон или семейную карету, нагружали ее беконом, кукурузной мукой, индюками, утками, цыплятами, «всем, что могло служить в качестве продовольствия или фуража», как говорил Шерман. Они возвращались на большую дорогу, обычно раньше подхода обоза, и отдавали бригадному интенданту все собранное за день.

Шерман откровенно признавал, что «эти отряды фуражиров, несомненно, совершали грабежи, мародерствовали, совершали насилия». Ему сообщали, что солдаты отбирали драгоценности у женщин, откапывали тайники с фамильным серебром, отбирали ценные вещи, которые никогда не передавали интендантам. «Но эти грабежи носили случайный характер и были исключением из правила. Я ни разу не слышал о случаях убийства или изнасилования».

Кавалерия Килпатрика больше какой-либо другой части старательно добывала недобрую славу для армии Шермана. Кавалеристы хватали стариков и душили их до тех пор, пока они не раскрывали свои тайники с золотыми монетами, серебром или драгоценностями. Солдаты ложились в грязных сапогах на белоснежные простыни, они танцевали на отполированных до блеска полах, выли под аккомпанемент пианино и затем разбивали пианино прикладами. Они вытаскивали перины из спален и устраивали снежные вьюги из перьев. Они стращали белых женщин, но обычно дело не заканчивалось изнасилованием; исключением были один-два случая. Зато кавалеристы свободно вели себя с негритянками, особенно ценя хорошо сложенных мулаток. Это были «проделки» ветеранов войны, отменных вояк, и Шерман их не наказывал частично потому, что считал, что лучших, чем они, солдат в мире нет; это были крепкие, верные, энергичные служаки; а частично еще и потому, что заводить военную полицию для поддержания порядка и дисциплины среди солдат его же армии означало задержку в движении в момент, когда такая задержка могла бы дорого обойтись.