Михаил Поликарпов - Жертвоприношение, Откуда у парня сербская грусть

• Название: Жертвоприношение, Откуда у парня сербская грусть
• Автор: Михаил Поликарпов
• Жанр: Русская классическая проза

---

В четыре утра перестрелка разгорается посильнее. Ветер разогнал облака и стало чуток видно. Меня сменяют, я ухожу в блиндаж, но заснуть не могу. На последний рывок "бали" не решаются. От какого-то пустяка разбирает смех. Катаюсь по полу в бункере и земле, затыкая рот шапкой - ведь могут и услышать. Все, перекис... Я теперь другой.

Ночью на посту, весь превратившись в слух, чтобы не упустить где-нибудь звук звякнувшего металла, полностью сливаешься с лесом. Меня как бы нет - и даже лесная мышь смело бегает по моей ноге. Иногда думаешь, что нечестно охотится на зверей. Они ведь беззащитны. Это просто какое-то убийство. А вот охота с примерно равными шансами, человека на человека - где-то тут и есть высший азарт. Вспоминаются строки Киплинга из "Закона Стаи": "Мойся от носа и до хвоста, Пей с глуби, не со дна. Помни, что ночь для охоты дана, Не забывай - день для сна."

Фантастически красив горный лес в момент рассвета - из черного он постепенно становится серым с едва заметным синим отливом, свет пробивается сквозь кроны деревьев и все эта звенящая тишь окрашивается в цвет хаки. Тишь, готовая взорваться очередями и взрывами...

Война идет вялая. Стрельба спорадическая. Я потерял счет дням. Дежурим, ходим вниз к ручью за водой, в штаб (на "везу") за боеприпасами и продуктами, заготавливаем дрова. Развлекаемся, расказывая друг другу жизненные истории. Нашли с Денисом общих знакомых по СНГ. Боже, до чего мир тесен! Оба значения этой фразы верны. Денис вспоминает, как вынул где-то с год назад самоубийцу из петли и чтобы привести его в чувство, впросил: "Пиво будешь?". На что экс-жмурик, только что вернувшийся из дороги в чистилище, ответил: "А какое - баночное или бутылочное?" Услышав "бутылочное", согласился и пояснил: "Баночное плохое... его не люблю."

Через несколько дней предпринимаются активные действия. Достаточно простая операция: я должен огнем из пулемета с пятиминутным интервалом расшевелить мусульман, а ушедшие влево и чуть выше (на позиции кассиндольского батальона) из гранатомета и тромблонами накроют передовой мусульманский окоп. Старый "Дегтярь" захлебнулся и дал три осечки. Отбросив его, стреляю из автомата. Через пять минут снова хватаю РПД, но он опять подводит. Позже, перебирая на ладони патроны-осечки, Денис говорит: "Считай, что эти шесть патронов сидят в твоей голове." Так и было бы. Но противник тоже ошибается. Иногда.

На следующий день - повторение операции, на этот раз - без сбоев. Эффект есть: мусульманское радио характеризует наши действия как "зверский четнический напад." Вообще-то это клише - стандартный оборот, но странный. Так же как и убийство иногда называется зверским. А что в нем зверского? Убили легко, всадив очередь. Причем же тут зверушки? Вообще, всякие там зверства не в русских военных традициях. Противник - дело другое. Вроде бы тоже славяне, но вобрали в себя утонченный садизм Востока. Известно немало подобных случаев. Не минула сия чаша и русских - Крендель рассказывал нам о судьбе врача Тептина, захваченного в плен больше года назад. Он долго не прожил - мусульмане выместили на нем всю свою ненависть к русским. Потому каждый из нас и носит с собой "последнюю гранату."

Коротаем время за разговорами. Крендель делится с опытом своего там пребывания на этой войне. Обсуждаем, например, гуманитарный маргарин из Норвегии. Находим, что он не универсален: разжигать костер и чистить сапоги, а вот смазывать автоматы или танки заправлять нельзя. Раскаты хохота вводят противника в заблуждение относительно нашей трезвости или просто сильно раздражают - следует попытка нападения. А может быть это был их ответ на тот пресловутый "зверский напад". Атакуют парни в черной форме - их спецназ. Молча. Но безрезультатно. Вообще увидеть противника в этих условиях не очень легко, но в тот момент Тролль был на левом бункере - и ясно видел мелькавшие между елями фигурки. Судя по звукам, стреляют из пистолет-пулеметов - звуки их выстрелов заметно отличаются от "Калашей".

Сербам очень нравится "русский чай" - так они зовут черный чай, потому что сами пьют или кофе, или травяной настой. Настоящего же чая у них нет. У нас бывают гости - командир правого бункера черногорец по имени Младен и его помощник Милан. В отличие от многих ополченцев, они не носят бород. Младен серьезный плотный мужчина с широкопосаженными глазами. Ему за сорок. С Миланом мы познакомились еще в автобусе на Олово. "Маккензи" - так зовут его все. Это веселый стройный двадцатисемилетний с парень со сросшимися у переносицы бровями. Голову выше левого виска украшает белая полоска шрама след от чиркнувшей по черепу пули. Милан ранее воевал в юречном (ударном) отряде, и туда же собирается уйти, когда активная война возобновится вновь. О боевом пути Маккензи говорит факт, что дома у него полтора десятка автоматических стволов-трофеев, "ратного плена". Сам он предпочитает использовать в бою РПК без сошек и носит противоосколочный бронежилет. Кличку же он получил за то, что выстрелил когда-то из гранатомета по УНПРОФОРу. МакКензи - так звали канадского генерала, в тот момент командовавшего ооновским контингентом.

В мировоззрении русских господствует фатализм, без него на войне нельзя. Перед началом боя спокойно выясняем друг у друга, кто сколько будет жить. Правда, пуля - дура, гороскопов не читает. К тому же смерть - не самый худший вариант, поэтому мы все в разгрузочных жилетах носим гранаты-самоликвидаторы. Я - эмпирически - посчитал себя везучим. А что такое везенье? Когда по ночам в лесу играешь в прятки с оружием в руках. Я раньше думал, что человек, если он не двигается, в темноте не заметен. Но в лунную ночь мои очки бликуют - и я вижу две вспышки недалеко от себя, чувствую горячую волну от пуль, на меня сыпется кора. Но тут спасибо не только судьбе. Та ночь была черно-синей, и луна стояла в стороне противника. Крадущийся мусульманин мне не был виден на фоне черной ели, а Тролль, ушедший на другую позицию, увидел силуэт в просвете между черными пятнами деревьев и открыл по ней огонь. Тролль в некоторые моменты похож на лешего растрепанные волосы и пронзительный взгляд, это тоже сыграло роль в выборе его клички. (Леший же по-сербски - "шумски дух").

Везенье - это когда к ногам трех человек скатывается тяжелая оборонительная граната. Разговор о восточной философии прерван. Широко раскрыв глаза, оцепенев, сидим. Гипнотизируем этот цилиндр в шесть глаз - я, Денис и Крендель. Мысленно считаю секунды до взрыва - не знаю, сколько их, шесть или десять. Шесть секунд, полет нормальный... Я знаю, у некоторых людей в такие моменты перед глазами проносится вся их жизнь. У меня же такого не было... Я покаялся ранее или был готов? Мгновения растягиваются успеваю подумать: "Зачем выскакивать и бежать? Все равно разорвет. А может, она не взорвется? Она не должна взорваться.. Не должна..." Не взорвалась.

Было много всего еще. но то ли забылось, то ли вспоминать не хочется. Эти воспоминания я вытягиваю из себя словно клещами. Да, это все мелочи жизни и малозначащие эпизоды боснийской войны.

На обратном пути (тридцатого июля) сербы в автобусе дружно поют какую-то балладу. В смене нет убитых, только раненые. Странная эта война, люди привыкли и ездят словно на работу.

Вскоре после нашего отъезда с Олово (дня через три) мусульмане подловили сербов на какой-то ошибке - на соседнем, не нашем участке. Мусульманский спецназ "Црна Ласта" ("Черная Ласточка"), сбил ополчецев с позиций. Те потеряли убитыми, пропавшими без вести и пленными полсотни бойцов. На Грбавице был объявлен траур, новые "смертовницы" зашелестели на ветру в сербских районах Сараева.

САРАЕВО.

Я запомнил слова одного русского добровольца. Он любил повторять: "Нас здесь все боятся. Мы - здесь короли." Да, эта же фраза "мы здесь - короли", говорят, и была его последней...

В самом начале августа девяносто четвертого к нам приезжает делегация матерей и вдов ранее погибших в Боснии русских добровольцев. А с ними - и Петр Малышев. Боже, как был вкусен привезенный ими русский хлеб! Война, на которую Малышев приехал уже не воевать, снова начала гипнотизировать его. Это было видно невооруженным взглядом. В него стал вселяться "дух воина" это своеобразная эстафетная палочка, которую передают друг другу некоторые русские бойцы, нахально бегающие под пулями и на деле презирающие саму опасность смерти. Петр считал, что к нему он перешел от Михаила Трофимова, павшего в Боснии летом девяносто третьего. Малышев припомнил, как в Приднестровье казак, вооруженный лишь топором, смог захватить бэтээр противника. Он был готов уже и к этому. Петруха пытался "приявиться" в нашем отряде, но сербы на уровне бригады, поссорившись со Славкой Алексичем, не разрешили ему это сделать. Несколько добровольцев, уставших от ситуации "Ни мира, ни войны", уехали домой.

В воздухе витали какие-то натовские ультиматумы. Вроде как на двадцать шестое августа намечалось снятие эмбарго на поставки оружия мусульманам - со всеми вытекающими отсюда последствиями. Русские "голубые каски" нервничали по этому поводу, если не сказать - паниковали. Мы подбадривали их, молоденьких десантников, обещая взять к себе в отряд. В августе обострилась обстановка в Сараево. Удачные мусульманские операции под Олово и Нишичем повлекли за собой ответные действия сербов, и восьмого августа авиация НАТО нанесла удар по сербским позициям на соседней с нами горной гряде. Французы из крупнокалиберных пулеметов (или 20-мм автоматических пушек) обстреляли сербов, в ответ неизвестные снайперы убили двух французских военнослужащих, в том числе одного - на Дебелло-Брдо. К нам на базу после этого зашел Славко Алексич, попросил снайперку. Убедился, что канал ствола чист - из нее не стреляли, но на всякий случай забрал с собой.