Виктор Козько - Сад

• Название: Сад
• Автор: Виктор Козько
• Издательство: Госкино СССР
• Жанр: Сценарии
• Год: 1982

---

— Не скажу… Каждый по пайке за ужином, тогда скажу.

— Ты чего? — удивился Кубик. — Притырим ключик — всего от пуза.

— Не-е, сначала по детдомовской панке, а потом царскую. — не соглашался Мыса. — Я умну все, места в курсаке хватит.

— Ладно, Мыса, — сказал Кубик, — договор дороже денег.

— Клянитесь, что пайки не зажилите.

— Сука буду, не зажилим.

— Хоп ко мне. — поманил Мыса.

Мальчишки облепили Мысу, и тот что-то зашептал.

— А-а-а! — разочарованно откинулся Кубик. — У Сидора… Плакала моя пайка.

— Нет, братцы, — раздумывал Клопик. — Сидор — жила. Мог и золотой ключик при-жилить.

— Ладно, — хлопнул себя по животу Кубик. — Проверим. Обманешь, Мыса, бить будем долго и больно.

Вечером, как стемнело и детдом уснул, Мыса, Кубик, Клопик и четвертый мальчик выбрались в окно.

К глухой стене сада детдомовцы поставили лестницу. Одного оставили «на шухере», трое поднялись на крышу. Разобрали несколько досок, спустились в склад. Чиркнул Кубик спичкой, осветил полки с буханками хлеба, ящиками макарон… Матрацы, одеяла…

— Где? — спросил Мысу.

Мыса указал угол. Пробрались туда, осветили ящик с надписью «Золотой ключик». Куб прихватил ломик, ловко сбил крышку, убрал промасленную бумагу.

— Конфеты! — воскликнул Клопик. — Хватай, братцы.

— Стой! — остановил Кубик. — Ну, Мыса… Ты где?

Мыса выпрямился, поднял с земли какой-то предмет.

— Автомат, — прошептал он.

— Чего?

Спичка потухла. За стеной раздался осторожный свист.

— Атанда, хлопцы! — прошипел Кубик.

В темноте закопали находку у стены. Закопали и разбежались.

Утром лил дождь. Мыса, Куб и Клопик повели Лепика к складу.

Постояли у стены, оглядываясь, не видит ли кто.

— Патроны есть? — спросил Лепик.

— Нет.

— Автомат без патронов, что палка, — сказал он. — Достать бы патроны, я бы вас поучил стрелять.

Мыса наклонился и бистро откопал находку. Сперва действительно показалось, что это оружие. Но уже через миг Лепик сказал пренебрежительно:

— Да это сирена. Эх вы, лапти!

Мальчишки были разочарованы, Кубик взял из рук Мысы сирену и замахнулся, чтобы швырнуть, но Лепик остановил его.

— Закопай, — приказал он. — Знаешь, как ревет? Почище быка. Девчонок пуганем, а то они у нас непуганые.

Детдомовцы выстроились перед крыльцом, а на крыльце стоял Мирон в белой рубахе и рядом Ольга Ивановна.

— Скоро привезут саженцы, — говорил Мирон, — и мы с вами заложим сад. Вырастут деревья и нас отблагодарят яблоками. Сделай добро, добро получишь. Простая истина, а пронести ее через жизнь нелегко. Много будет вокруг разной муры… А вы помните свой сад?

Он трижды зачем-то хлопнул в ладони, подняв над головой руки, и крикнул:

— Девочки! Мальчики! Сейчас по моей команде вы все сходитесь в центре. Вокруг Кубасова соберетесь!

— Ко мне, шпана! — сказал баском Кубик.

— Внимание! Сошлись!

Детдомовцы кинулись к центру, столпились, стоят, ждут, что директор прикажет дальше.

— А теперь, — продолжал Мирон, — по моей команде вы броситесь врассыпную. Но как только я крикну: «Стой!» — все замрете на том месте, где оказались. Ясно?

— Ясно! — ответил детдом.

— По команде «три» разбегайтесь. Раз! Два! Три!

Дети с визгом побежали в разные стороны. Директор вскинул руку.

— Стой! — рубанул он ладонью воздух, и дети застыли там, где кого застала команда.

Мирон устало выдохнул и сказал:

— Ставьте колышки.

У каждого в руках был колышек, дети воткнули их в землю.

— Подняли руки! — снова скомандовал Мирон.

Он показал, как это надо делать, вскинул руки над головой и замахал кистями.

Дети повторяли его движение. Это он видел будущий сад.

Он сказал:

— Таким будет наш сад. И у каждой яблони будет свое имя.

Он передал колышек Ольге Ивановне, один оставив себе. Они спустились с крыльца и пошли среди детей. Выбрали место и воткнули свои колышки.

— Яблоня — Мирон, — сказал он. — Яблоня — Ольга. Все верно!

— Верно! — закричали детдомовцы, все еще размахивая над головой руками.

Оживленный Мирон прошел в комнату, отведенную под кабинет. За ним следовала Ольга Ивановна.

— Сад… — говорил он, проходя за письменный стол. — Это нм навсегда. По себе знаю…

— Понимаю.

— Что такое сад? — спросил он задумчиво.

— Да я понимаю, — засмеялась Ольга Ивановна.

— Не до конца, — мотнул головой Мирон. — Никогда не забуду… Сенокос. Я, малец, при кашеваре, хворост собираю. А сам не могу удержаться, все бегаю смотреть, как мужики косят. У-у, силища! Казалось, вся она во мне!

Он, улыбаясь, смотрел мимо Ольги Ивановны, будто и теперь видел тех плечистых косарей, что цепочкой вытянулись по зеленому лугу.

— Я понимаю, — говорила Ольга Ивановна. — Не глупая…

— Потом на войне, — продолжал Мирон… — Я ведь и отступал, и в окружении был, и в партизанах воевал, и до Праги топал потом… И везде я ту силу в себе нес. Иду в строю… Перед глазами спины качаются. И вдруг полыхнет душа: да нет силы против этой!

Ольга Ивановна печально смотрела в окно. И Мирон уловил ее настроение, понял, что она опять думает о своей беде, о своей одинокой правоте, которую некому подтвердить.

Он вышел из-за стола, подошел, улыбнулся.

— Нам нельзя врозь, — сказал он. — У нас страна такая, особенная. Если каждый за себя — нам конец. А как вместе, могучей ист. Вот в чем сад. Чтобы никогда не были они врозь, гаврики наши.

Она благодарно улыбнулась ому.

Лепик помогал выводить из конюшни лошадей. Маленький рябой мужик, конюх, стоял в открытых дверях и почему-то на каждую выбегавшую лошадь замахивался:

— Ать-тя, зараза!

Лошади вскидывали головы, отскакивали вбок и отбегали к изгороди.

Лепик открывал стойла и выпускал лошадей. В крайнем стойле, в маленьком закутке лежал на соломе жеребенок с белой звездой па лбу.

Второй конюх, широкий плосколицый мужик, остановил Лепика:

— Его оставь… Этот не жилец. Надо бы забить…

— Что с ним? — спросил Лепик.

— А кто его знает? Хворь какая-то… Забить надо, а зоотехника нет, по закону списать.

— Отчего болеет-то? — никак не поймет и тревожится Лепик.

— Нутро слабое… Я так думаю. Или тоска…

— Какая тоска?

— Ясно, лошадиная…

Конюх сплюнул под ноги и пошел к выходу.

— Гони табун на водопой, Лепик, — сказал он. — А мы с Миколой перекусим.

Лепик все смотрел на жеребенка, и тот, почувствовав его взгляд, поднял слабую голову, тихо заржал, будто пожаловался на свою муку и одиночество.

Лепик зашел в стойло, присел перед жеребенком, погладил по гриве. А тот доверчиво, с какой-то детской надеждой ткнулся мордой Лепик у в бок.

Мирон стоял у окна, лбом касаясь стекла, по ту сторону которого бежали дождевые струи. Дождь, видимо, лил давно. На дворе вокруг колышков образовались лужицы.

— Где. этот Сидор? — простонал Мирон. — Куда он сгинул? Что там целую неделю делает?

К окну подошла Ольга Ивановна и тоже уставилась на рябые лужицы.

— Ну, где он? — печалился Мирон. — Время упустим, весну…

Ольга Ивановна о своем сказала:

— Вчера немцы сошли с ума, завтра свихнутся другие… И все наши труды с тобой…

— Ты брось, — приобнял он ее. — Одни рубят сады, другие садят. Кто победит. Знаешь что?

— Что?

— Хочу я, чтобы у меня сын был. И чтобы он на меня походил.

— Вот как?

— А еще хочу, чтобы дочь была. И чтоб она на тебя походила.

Ольга Ивановна обняла его.

— Ты прав, — сказала она. — Одни рубят, другие садят. Мне все понятно. И мне спокойно.

На улице лил дождь, ровный, нудный. Через двор, стараясь не сбить колышки, шагал Якуб. Он был в дождевике с поднятым капюшоном и напоминал серого монаха. Увидев в окне Мирона и Ольгу, он кивнул. Слышно было, как топал по коридору, за дверями помедлил, в комнату прошел без дождевика.

— Добрый день, — сказал он, усаживаясь на табурет возле печи.

— Что такой хмурый? — спросил Мирон. Якуб пятерней почесал затылок, огорченно мотнул головой и проговорил:

— Жеребенок пропал. Больной был… На ногах не стоял. И кто-то увел из конюшни, из-под носа Миколы…

— Сплоховал разведчик, — улыбнулся Мирон.

— Твои это, — поднял глаза Якуб. — Больше некому.

— То есть как мои? — озаботился Мирон.

— Лепик все крутился на конюшие… Жеребенок колхозный, казенный… Воровство получается.

— Не мог Лепик, — уверенно сказал Мирон. — Я за парня ручаюсь.

— Твои, Мирон, — твердил Якуб, — Никто другой Миколу не обведет.

— Дрыхнул твой Микола, — сердился Мирон. — Выпил и…

— Во всем районе самогонки не хватит его уложить, — спокойно и убежденно ответил Якуб. — Твои. Разберись.