Людмила Салдадзе - Ибн Сина Авиценна

• Название: Ибн Сина Авиценна
• Автор: Людмила Салдадзе
• Издательство: Издательство литературы и искусства имени Гафура Гуляма
• Жанр: Философия
• Год: 1985

Через документы, легенды, древние рукописи, а также сюжет (1930-й год. Бухарский эмират судит Ибн Сину) рассказывается о трагической скитальческой жизни великого философа, ученого, врача и поэта Ибн Сины (Авиценны). Также в конце книги находятся иллюстрации.

---

Тадж аль-мульк же бежит в Фараджан, где сидел Ибн Сина вот уже четыре месяца, и запирается там. Ала ад-давля с понурым и пристыженным сыном Шамс ад-давля осаждает крепость, отрезает воду (Ибн Сина как раз в это время начал писать трактат «О судьбе»). Тадж аль-мульк просит пощады. Его выпускают и потом кутят вместе всю ночь, а наутро отправляются в Хамадан.

Ибн Сина видит Ала ад-давлю (это ему он тайно писал! «Прошу о разрешении прибыть к твоему двору и исполнять служебные обязанности при твоей особе». За это письмо он и сидит здесь!). Неужели Ала ад-давля не получил письма? Неужели даже не спросит об Ибн Сине?

Ала ад-давля и не взглянул на шейха. Уехал. Крепость, вероятно, была открыта, (Стражники тоже пили в ту ночь.) Во всяком случае, известно, что Ибн Сина после этих событий не сидел уже в крепости, а жил в Хамадана у алида (то есть у одного из потомков Али, зятя пророка Мухаммада), Раз жил он у алида тайно, значит, из крепости бежал. А так как сразу же из Хамадана Ала ад-давля направился на Шапурхаст опять сражаться, то Ибн Сине пришлось ждать его возвращения. Вот он и жил у алида. Почему у Абу Саида Дахдука? Ведь он уже однажды прятался у него, и потом через 14 лет Ибн Сина умрет на его руках, и сам Дахдук будет позже похоронен рядом с Ибн Синой? Наверное, Абу Саид Дахдук в привел Ибн Сину к алиду потому, что потомок Али — неприкосновенное лицо, значит, неприкосновенен и его дом, его гость.

В доме у алида Ибн Сина написал книгу, посвященную основам шиизма, о чем нам сообщает только рукопись Кепрулю, хранящаяся в Стамбуле. Этот трактат — благодарность алиду за его гостеприимство.

Здесь же Ибн Сина продолжил работу над «Книгой исцеления». В тюрьме он и строчки для этой книги не написал! Значит, в доме алида Ибн Сина отошел душой, вернулся к прежним своим размышлениям.

Находились ли рядом Джузджани, брат, Масуми? Наверное, да, потому что буквально через несколько недель брат и Джузджани покинут с Ибн Синой Хамадан А пока… Пока Ибн Сина не смеет даже выйти из дома. Тадж аль-мульк повсюду разыскивает его.

Смотрит Ибн Сина из окна на Демавенд. Там Рей. И дальше, по прямой, На северо-восток — Бухара. Очень далеко… Но я до Демавенда далеко, а кажется, он рядом. Ночью Ибн Сина переодевается в одежду суфия и ходил лечить тяжело больных. Возвращаясь, идет мимо древнего парфянского каменного льва, что 900 лет грозно стоял у ворот, а сейчас лежит, поверженный, в песке.

Был ли ты раньше времени…
Или время было раньше тебя? —

сказал о нем один поэт. Проходит Ибн Сина и мимо мавзолея Эсфири, жены Артаксеркса, правившего великой Ахеменидской державой в V веке до и, э, В Греции жил тогда Сократ. Ибн Сина хотел быть похороненным около этого мавзолея, если уж не суждено ему будет убежать из Хамадана.

Мусульмане глубоко чтят могилу Эсфири. Аман, любимец Артаксеркса, решил погубить евреев, живущих в Иране со времен Саргона И, который переселил их сюда, еще в VI в. до н. э. Причина этого замысла — Мардохай, который возвысился выше Амана любовью и вниманием царя. А когда-то Мардохай спас Аману жизнь… Эсфирь узнала о готовящейся назавтра резне ее народа, но никто под страхом смерти не смел без вызова являться к царю, — даже она — его любимая жена! Времени мало. И решилась Эсфирь. Подошла к дверям. Взмолилась: «Господи! Ты знаешь, я не льстилась на великолепие царского дворца. По любви стала женой Артаксеркса». И, оттолкнув стражников, вошла… Царь не прогневался, выслушал. Поверил. Повесил Амана… Так она спасла народ.

«Как не поклониться благородству! — подумал Ибн Сина. — Его так мало в мире… Эсфирь, может, защитит и меня, хотя бы после моей смерти. Глядишь, уважая ее, не выкинут меня из могилы… Ах, если бы выпало мне счастье быть похороненным в Бухаре! Но об этом и мечтать не приходится».

Вместе со слезами встали в душе стихи.

Былое жилище, ты стерто превратностью жизни,
Затоптано в прах… —

Один Ибн Сина под звездами… В чужой одежде, без дома, свободы, будущего… Заплакал, вспомнив сирые могилы отца и матери.

… Кого предавать укоризне
За все, что случилось? Иль, может, надгробие это
Над прахом моим?

Вспомнилась любимая — Сауд, с которой так и не суждено было прожить жизнь.

Не ты ли, исчезнув, со временем тайною стала?
И прошлое мне эту тайну раскрыть завещало.
Наследую камни разрушенных я водостоков,
Немало по ним дождевых пожурчало потоков.
И камень очажный в ложбинке, что словно украдкой,
Меж холмиков черных прижался к земле куропаткой.
На нем от огня виден след мне действительно вечный,
Такой же в груди остается от муки сердечной
Былое жилище, ты помнишь, как тучи косматы
Клубились над кровлей и слышались грома раскаты,
Как стрелами небо пронзали веселые грозы,
Пора над тобою пролить им кровавые слезы.
Оплакать всех тех, кого помнят развалины эти,
Безумно любивших и добрыми слывших на свете… [216]

Он замер, чтобы не спугнуть видение: пришли «безумно любившие, добрыми слывшие в свете» — отец и мать. Склонив перед ними голову, Ибн Сина говорит:

— Мне 43 года. Я только что вышел из тюрьмы. Из достойного на славу вашу создал «Канон», три трактата о Путешествии. Начал писать трактат-завещание для брата, вашего сына, да не закончил. Замахнулся на громадину — «Книгу исцеления». Хочу «включить в нее все плоды наук древних, которые я проверил». Не знаю, окончу ли этот труд? Написал еще в тюрьме про «Куландж». Если я действительно настоящий врач, то должен прозреть ту брешь, через которую уйдет моя жизнь…

Ибн Сина закончит «Книгу исцеления». Эту гигантскую энциклопедию. Некоторые современные ученые говорят: «Книга исцеления» не оригинальный труд, комментарии к Аристотелю.

Вот картина Рембрандта «Ночной дозор». Сколько в фигур, лиц, улыбок, глаз. Какая полифония движений, порывов! Какой разворот рук! И тайна — девочка из золотых искорок с лицом измученной женщины и петухом и руках, и гримаса ужаса в глазах. «Мне кажется, тебе надо изменить цвет пояса вот у этого воина, что в середине», — говорит Рембрандту его друг-художник.

И слышит ответ Гения: «Тогда мне придется переписать всю картину!»

А теперь представьте, родился человек, которому бог вложил в руку кисть и позволил изменить цвет пояса и прописать заново всю философию цвета этой божественной картины! Это и есть «Книга исцеления» Ибн Сины. Он «прописал» Аристотеля и других древних философов Гением своего ума, И все-таки некоторые буржуазные ученые говорят — «Книга исцеления» не настоящий Ибн Сина. Это как бы лицо с завесой. Настоящее его лицо — философия, начавшаяся в мистических хамаданских трактатах о Путешествии.

О, рука, закованная в цепь, что лихорадочно кидала на чистый лист бумаги, перечеркнутый тенью решетки, непостижимые, глубоко зашифрованные образы-символы, исполненные неизъяснимой искренности и красоты… Три маленьких трактата. Три жемчужины великого откровения.

Потом, незадолго до смерти, в Исфахане, — Ибн Сина Напишет такие книги, как «Восточная мудрость», «Логика восточных», «Книга справедливости» — 20 томов, и книгу «Указания и наставления». Они потрясут не только Восток, но и Европу. Последние загадочные, до сих пор необъяснимые труды… По одной только книге «Указания и наставления» и сейчас не утихают споры. Любимая книга средневековой Европы… И в XX века по ней изучают метафизику на Востоке.

— Вот здесь Ибн Сина настоящий!. — говорят некоторые зарубежные авторы. Не комментатор Аристотеля, каким он был всю жизнь, а истинно восточный философ: суфий, мистик. И в доказательство приводят знаменитые три последние главы книги «Указания и наставления» — взрыв завязей тех хамаданских трактатов.

Книга состоит из двух частей: Логики и Метафизики.

В Метафизике условно можно выделить три раздела: физика, метафизика и… СУФИЗМ (или МИСТИКА) — полная неожиданность для Ибн Сины, потому что никогда ранее, ни в одном из своих прежних трудов он не рассматривал этого явления. Причем, поставил суфизм после метафизики, изучающей самые общие законы бытия, в том числе — бытие бога, чем подчеркнул рассмотренную нами выше гуманистическую позицию, ибо суфизм, давший учение о ЕДИНСТВЕ бога и человека, поставлен Ибн Синой рядом с учением о бытии бога, даже выше, — на восходящей линии: физика, метафизика, суфизм.

«Но как рассматривает Ибн Сина суфизм? До него была только одна точка зрения на это явление — богословская, когда ревизировали, в какой степени суфизм соответствует или не соответствует ортодоксальному исламу?»

Ибн Сина же рассмотрел суфизм с… ЕСТЕСТВЕННО-НАУЧНЫХ позиций!!! Такого еще никто ни до него, ни после него не делал.

Есть второе чудо в этой книге: естественно-научное объяснение таинств. Ведь суфизм не отделим от экстаза — феноменального психофизического состояния человека, как не отделим от других феноменальных способностей: суфии лечат словом и прикосновением, находят воду под землей, передвигают взглядом предметы или удерживают их в воздухе (вспомните пиалу Абу Саида), внушают людям те или иные поступки, знают внезапные видения Истины, откровения (но сне и наяву). А их многодневные голодные посты (!), от которых обычные люди гибнут, суфии же даже не теряют сил…