Ян Стрюйс - Путешествие по России голландца Стрюйса

• Название: Путешествие по России голландца Стрюйса
• Автор: Ян Стрюйс
• Издательство: Русский архив. № 1. 1880
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1880

---

При самом отъезде его, недалеко от порта Вли, произошло столкновение судна «Жертва Авраама», на котором плыли в Россию знатоки морского дела, с кораблем «Шеллинг», от чего судно едва не пошло ко дну. Зная, какую зависть иностранцы питали к Русским, можно предположить, что это столкновение было не случайное, а вызванное зложелательством. После этого несчастия, происшедшего при выходе из гавани 2 °Cентября, Стрюйс с товарищами отправились в дальнейший путь и, 1-го Октября, они вошли в гавань Риги, Больдераа. Посетив Ригу, Стрюйс описал ее и представил географическое положение всей Ливонии. Уложив на 30 повозок свои вещи, он с товарищами двинулся к Пскову. Это дало ему возможность наблюдать жалкое состояние страны, бывшей долго театром столкновений между Россией, Польшей и Швецией. Он сообщает о страшной бедности населения, конечно, Латышского и Чудского, об его нелепых и жалких языческих суевериях, о дурных дорогах, болотах и прочем. После больших затруднений, 19 Октября, путешественник с товарищами въехал в Московское государство. О первом Русском селе Печоры автор спешит записать, что население в нем живет в достатке: оно ведет торговлю и внешностью напоминает город. Не станем следовать за автором шаг за шагом в его путешествии по России. Довольно заметить, что ехал он обычным путем по направлению к Москве: из Печор на Псков, Новгород, Торжок и Тверь. Рассказы о похищении медведицею ребенка конечно были сообщены ему проводником, знавшим Немецкий язык, и попали в записки по легкомыслию, свойственному всем новичкам в незнакомой стране. Таких эпизодов даже знаменитый «Журнал Ученых» (Le Journal des Savants du 21 Juillet 1681), в отчете об его путешествиях, указывает немного, не более двух-трех, впрочем не упоминая об этом последнем. Предания о величии Новгорода были еще живы в народе даже 200 лет спустя после разорения города в. к. Иоанном III и погрома, произведенного царем Иоанном IV. Не следует упускать из виду, что Стрюйс почерпал сведения у люда неофициального. В Новгороде он очень подробно записал предание о св. Антонии, и это доказывает его знакомство с Русским языком, о занятии которым он упоминает. В его путешествии по России важны топографические заметки о тех местах, по которым он проехал. Проводник иностранцев, говоривший довольно хорошо по-немецки, как видно, давал нередко ложные объяснения; вот отчего происходили ошибки Стрюйса на первых порах, пока он познакомился с Русским языком и мог проверять рассказы один другим. Коньки, как видно, не были известны, по крайней мере в селах, и этим объясняется удивление всего села, если только оно не было возбуждено особенным искусством Голландцев кататься на коньках. Встреча с разбойниками под Торжком, на большой дороге, днем, весьма характерна и вряд ли выдумана. Тоже можно сказать о сопротивлении жителей в Спас-Заулоке и нежелании их дать ямских лошадей. В Москве пребывание иностранцев на квартире, в качестве постоя, было неприятною для Москвичей повинностью. Стрюйс запомнил невылазную грязь в Москве. Интересны сведения его об естественных произведениях в России. Важно было бы проверить его заметки о том, что даже во Владимирской области урожай давал сам 25; в Рязанской же области почва, по его словам, еще плодороднее. Рассказ о молодом человеке, видевшем до свадьбы свою жену слепую на один глаз, не лишен вероятности, хотя обстоятельства, сопровождавшие сватовство и женитьбу, противоречат нравам и обычаям Русских XVII века. Стрюйс подтверждает употребление при венчании искусственных цветов вместо металлического венца; но кажется, он неверно или неясно говорит о том, что родители жениха и невесты сидели в церкви. Заметил он, что в настоящее время не встретишь дворянина, у которого бы в саду не росли цветы, а прежде считали это смешной забавой. Не ускользнуло от его наблюдательности и другое явление, хотя и неискусно выраженное словами: «царь выше всех законов»; а в другом месте он замечает, что «ему принадлежит право жизни и смерти; словом, нет монарха самостоятельнее Русского царя». Важно у него изложение суеверий, рассказы о банях, обычаях; любопытен взгляд на похоронные и некоторые церковные обряды. Нельзя не обратить вместе с путешественником внимания на дешевизну птицы под Дедновым, вообще на дешевизну съестных припасов и полотна на Волге и обилие во всем Волжском крае. Русский язык, по всему течению Волги до её впадения в Каспийское море, был распространен более всех других языков между многочисленными инородцами, населявшими берега великой реки. Нагорные и луговые Черемисы, Ногайцы и Калмыки обращали людей, захваченных силою, конечно за исключением Русских, в рабство. Вообще все заметки об инородцах важны. Рассказ о подвиге Хабарова, сохранившийся в устах народа, показывает уважение сего последнего к царской власти. Стрюйс свидетельствует о разведении винограда под Астраханью еще в первой половине XVII века. Он записал, что у низовьев Волги вовсе не дорожат рыбой: вынув икру, бросают ее за негодностью и лишь изредка солят ее, впрочем только для отправки в Московское государство, где ее покупает простой народ.

Таково вкратце содержание путешествия Стрюйса по России. Дальнейшая жизнь его полна приключений. Судно, на котором он с товарищами бежал из Астрахани, было выброшено на Дагестанский берег. Всех, плывших на нем, взяли в плен. Стрюйса отвели к хану или шамхалу Байянскому на Юг от Тарку; потом продали одному Персу; затем он переменил хозяина и после различных переездов был опять куплен в Шемахе одним Грузином, посланником Польского короля. Год спустя, Стрюйс заплатил выкупные деньги за себя этому покровителю, у которого он вовсе не хотел наниматься, и 30 Октября 1671 года присоединился к каравану, отправлявшемуся в Испагань. Отсюда пробрался он в Ширас, Лар и Гомрон, отплыл в Батавию, и после бесчисленных приключений, возвратился в третий раз, 7 Октября 1673 года, в Голландию. Несколько времени спустя, он уехал в Дитмарш (Датскую землю выше Гамбурга), где умер в 1694 году.

Мы не будем останавливаться на всем понятном значении известий иностранцев о России. Историк государства, церкви [10] и других важнейших сторон народной жизни не долго будет заниматься ими, или придавать им особенное значение: политическая и другие стороны народной жизни в достаточной степени исчерпываются своими, домашними источниками. Но прошлый быт общественный и частный в сильной степени нуждается в его освещении наблюдательными иностранцами. В этом отношении известия их несомненно драгоценны. Не политической истории своей будем мы учиться по известиям иностранцев, а подмечать бытовые черты, схваченные ими на лету, вскользь, как посторонними образованными наблюдателями в такой непохожей на остальную католическую, а позже протестантскую Европу стране. В России всё их поражало: церковь, правление, сильная царская власть, подчинение ей, государственное устройство, даровитый народ, способный к высокому развитию, соседи-инородцы, казачество; обо всем сообщали они в своих записках, не упуская из виду того, к чему свои домашние источники, так сказать, пригляделись, считали слишком обыкновенным, не стоящим внимания. Но известия иностранцев и преимущественно сообщаемые ими бытовые черты не вполне очищены критикой. Для этого нужно облегчить знакомство с ними. Между тем у нас вообще мало переведены описания путешествий иностранцев. Многие из них вовсе неизвестны на Русском языке; некоторые известны только в извлечении.

Известия иностранцев о России обращали на себя преимущественное внимание гг. Костомарова, Ключевского, Аристова, Замысловского, Рущинского; пользовались ими Устрялов, Погодин, покойный С.М. Соловьев, г. Бестужев-Рюмин и др., но с иными целями, и меньше всего обращалось внимания на бытовые черты. Известиями Стрюйса пользовались А.Н. Попов, Костомаров, покойный Соловьев. Ключевский [11], но как-то случайно, не придавая, может быть, особого значения его заметкам. Но еще при Петре Великом было у нас обращено внимание на показания Стрюйса, и переведено было его путешествие [12]. Не боясь упрека в пристрастии к предмету своего перевода, мы готовы настаивать на важности известий этого иностранца, знавшего Русский язык, прожившего около двух лет в России и не отделенного, подобно посланникам, их секретарям и свите, от народа, даже во время путешествия. Впрочем, собранные им бытовые черты должно очистить критически. Мы оставляем это на будущее время, понимая, как бытовая история у нас мало разработана, вследствие недостатка источников и их недоступности. Мы не имели возможности сравнить всех изданий и преимущественно Французских с Голландскими и Немецкими и сличали только два Французских: Лионское, 1682 г. (с него сделан наш перевод) с Руанским, 1724 г. Парижское, 1827 г., сокращенное с сохранением анекдотической части, не имеет никакого значения. По отношению к изданиям 1682 и 1724 годов мы убедились, что первые старинные издания вернее, а последующие или представляют простую перепечатку, или же наполнены ошибками и не имеют ничего общего с развитием исторических и географических знаний. С Немецким переводом, при посредстве перевода А.Н. Попова, мы сравнили лишь некоторые места.