Ульмас Умарбеков - Джура

• Название: Джура
• Автор: Ульмас Умарбеков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1973

В повести рассказывается о тяжелой и жестокой борьбе с басмачеством, об интересных человеческих судьбах, которые оказались в центре тех событий.

Произведение написано в жанре приключенческой литературы, и сочетают остроту и динамику событий с глубоким психологизмом.

---

— Вы что же, всех новичков так испытываете? — не выдержал я наконец.

Джура засмеялся, подождал меня.

— И за эту кобылу спасибо скажи, еле нашел, а то пешком пришлось бы тебе идти! — и снова пустил жеребца вперед, а я снова отставал и нагонял, отставал нагонял.

К полудню мы добрались до заброшенного кишлака. Печальное это было зрелище! Крыши домов провалились, дувалы разворочены, земля усеяна камнями… А кругом — тихая степь. Ни людей, ни животных.

Джура остановил жеребца, спешился.

— Что за кишлак, почему он брошен, Джура-ака? — спросил я, слезая с лошади.

— Это место люди называют Селкельди — значит «сель прошел». Каждый год беда приходит — ну прямо басмачи, даже хуже. Все губит сель — и людей, кто не успеет спастись, и скот, и дома, и добро… Так год назад государство дало людям землю под Алмалыком, и все туда переехали, всем кишлаком…

— А разве нельзя было здесь построить плотину, защититься от селя?

— Э-э, брат, хорошо ты говоришь, да силы где взять плотину строить? Сейчас людям легче переехать, чем бороться с селем… Да, земли свободной у нас много, а сил пока что мало. Но вот увидишь: будем живы — такие кишлаки здесь построим, такие сады будут цвести на этом месте! И люди возвратятся сюда, к могилам предков… А пока что… пока что посмотри-ка, не найдется ли чего в твоем узелке?

Я развязал узелок: от собранных мамой мне в дорогу припасов оставалось немного — пол-лепешки да с десяток боорсаков.

Мы устроились прямо на земле и начали завтракать.

— Смотри-ка, мать, оказывается, очень любит тебя! — шутливо заметил Джура, отламывая себе кусок лепешки.

— Как вы это узнали? — засмеялся я.

— Лепешка-то на сметане… Давно не пробовал таких вкусных. А ты говоришь — как узнал…

Я пододвинул куски лепешки поближе к Джуре, а сам принялся за боорсаки.

— Так ты, значит, из Ташкента?

— Да, а мой отец — учитель, школу открыл. Может, вы слышали, если бывали в Ташкенте, — его зовут Миршукур-домулла.

— Нет, не пришлось услышать о нем… А я сам из Тойтюбе. Потом жил в Шагози, тут недалеко, — Джура показал кивком, — прямо под той горой. Не проезжал?

— Нет, я впервые в этих местах.

— Прогоним Худайберды — побываешь и там. А сейчас опасно, гнездо басмачей недалеко, часто наведываются… Ну как, отдохнул?

— Поехали.

Мы снова тронулись в путь, постепенно поднимаясь все выше и выше. Налетевший ветерок заставил меня зябко поежиться.

— Во-он впереди возвышенность Бештерак, — показал Джура. — Поднимемся туда, спустимся, а там и кишлак рядом. Кишлак Ураза.

— А не обманул нас Натан, а?

— Зачем же ему врать, Натану, — завтра вернемся, увидим его. Бежать ему некуда, семья у него, сам слышал. А вот Ураз может и не заехать домой, правда, — но тут Натан не виноват, он думает, мы Ураза в Алмалыке ждать будем.

— Но разве можно доверять такому? Надо было взять его с собой…

— Зачем? Чтоб видел, как мы ловим Ураза? И потом рассказывал кому надо и не надо?

— Наверно, не повредило бы, — заметил я.

— Как раз бы повредило, — спокойно объяснил Джура. — Ты же слышал, что говорил Натан — он тоже человек, ему жить надо, кормить семью. А возьмем мы его с собой — Ураз скажет: Натан-предатель…

— Так мы же все равно посадим Ураза! Пусть думает и говорит что хочет.

— Это не так просто. Ураз ведь был простым пастухом, с басмачами недавно и держится сам по себе. Стоит ли сразу сажать? Подумать надо…

Я не верил своим ушам. Как ни старался — не мог понять слов Джуры. Натана сажать нельзя. И Ураза, оказывается, тоже? Зачем же мы отправились ловить его? Чтобы тут же и отпустить? Я не понимал, удивлялся, но не решался расспрашивать дальше.

Да, я знал, как и все мои товарищи, много удивительных историй о чекистах и по-своему представлял их работу — как постоянную схватку с контрой не на жизнь, а на смерть, как вечную опасность. Но то, что говорил и собирался сделать Джура, было уж совсем ни на что не похоже. Я не знал, что и думать.

Пока мы добрались до кишлака Ураза, сгустились сумерки. Кишлак назывался, как и возвышенность, Бештерак, то есть «пять тополей», но в темноте я не различал ни одного тополя: за низкими дувалами чернели какие-то деревья, не то урючины, не то орешины — не разобрать было, но тополей я так и не увидел, и это странно занимало мои мысли — устал, что ли, думать об Уразе и басмачах?

Мы въехали в темный кишлак, проехали еще немного по узенькой улочке, и Джура остановился у дувала возле кокандской арбы, стоявшей с поднятыми оглоблями, спешился, привязал коня к колесу арбы: я сделал то же самое.

Кругом было темно и тихо, даже собак не слыхать.

Джура тронул меня за плечо:

— Пошли.

Мы перебрались по доске через небольшой арык, вошли в чей-то двор — во тьме я различал только деревья да кусты: Джура обернулся ко мне, я увидел рядом блеск его глаз и спросил:

— Здесь?

— Тихо… — шепнул Джура. — Тихо, его дом близко.

Мы прошли в соседний двор, в темноте и тишине кишлак казался неживым. «Селкельди, — вспомнил я. — Сель прошел». И тут прямо передо мной коротко заржала лошадь, фыркнула, и снова все замерло.

— Хорошо, вовремя пришли, — шепнул мне на ухо Джура. — Намаз совершает.

Кто совершает намаз, где совершает и почему это хорошо — ничего не вижу, не понимаю.

Джура взял меня за плечо, повернул, и мы двинулись вдоль низкого дувала. Темнота и тишь обострили мое зрение и слух, я ожидал появления кого-то притаившегося, ожидал нападения из темноты, и вдруг будто что-то толкнуло меня — слева я заметил движение на земле, будто ползет кто-то. Замерев, я пригляделся внимательно и понял — это была тень человека. И я увидел, откуда падает на землю эта тень.

Перед нами была калитка. Джура без скрипа отворил ее, мы вошли во двор, приблизились к дому. В окошке помаргивал огонек, человек на молельном коврике не мог увидеть нас — он сидел спиной к нам и разговаривал с богом.

Джура кивком указал мне на человека, и мы на цыпочках двинулись к двери.

Сердце мое бешено колотилось, из-за его стука я не слышал наших осторожных шагов. Не услышал их и Ураз — ни когда мы тихонько вошли в комнату, ни когда Джура словно тень скользнул ближе к молельному коврику и поднял с пола маузер. После этого Джура вернулся к двери и сел, скрестив ноги, — не стал мешать Уразу закончить намаз. Я остался стоять — боялся шелохнуться. Время остановилось, и единственное, что напоминало о жизни, было помаргивание фитиля в коптилке. Тогда оживала тень Ураза.

Наконец Ураз дочитал молитву, поворотился налево, выдохнул: «Суф» — и замер: увидел нас. И что маузера нет под рукой — тоже увидел. Он не пошевелился и не сказал ничего, молчали и мы с Джурой. Только расширились глаза и как-то помертвело, пустым стало обросшее, с густыми усами и бородой лицо, словно жизнь ушла с него, сжалась где-то внутри Уразова тела… Потом я увидел, что губы Ураза шевельнулись: он что-то шептал. И будто мы для него исчезли, сдуло нас слово, обращенное к аллаху, — обернулся направо и еще раз выдохнул: «Суф» — и, завершая намаз, провел по лицу ладонями.

И еще какое-то время Ураз сидел неподвижно, а потом выдавил зло:

— Съел-таки меня, милиция!

— Нет, — возразил Джура. — Не я, ты сам съел свою жизнь.

— Сейчас уведешь?

— Больше некого ждать.

— Верно, знаешь, — согласился Ураз. — Тогда мне надо попрощаться с семьей.

— Как хочешь, — сказал Джура, — только ни слова о том, кто мы. Они не должны знать, что ты арестован. Приехали по делу, понятно? Бежать не советую — ты знаешь, как я стреляю.

— Что ж в Тангатапды — промахнуться боялся?

— Коня твоего пожалел.

— Да, за коня сам Худайберды сто баранов давал — шутник!

В комнату неслышно вошла женщина — одной рукой прижимала к груди ребенка, другой — держала блюдо с пловом. Увидела нас, замерла, испуганно посмотрела на Ураза, — взглядом спросила, какие распоряжения будут.

— Плов в чашку положи, я еду, — сказал Ураз жене и глянул на Джуру, тот кивнул. — Да поживее!

Женщина исчезла неслышно, как и появилась.

Джура кивком показал Уразу на дверь — пошли, мол. Мы вышли во двор — Джура, Ураз и за ним я.

Женщина уже протягивала мужу мисочку с пловом, завернутую в румол — поясной платок. Склонив голову, она спросила еле слышно:

— Когда ждать вас?

— Про то один аллах ведает, — сумрачно бросил Ураз и добавил еще, но уже мягче: —Береги сына.

Мы вышли из кишлака: я вел в поводу свою клячу и жеребца Ураза.

На дороге Джура подал поводья моей лошади Уразу:

— Садись… На этой далеко не уйдешь.

Ураз выругался, но поводья принял.

Потом Джура похвалил меня:

— Везучий ты, парень, смотри, какого коня получаешь… — Вороной Ураза нетерпеливо бил копытом. — Однако садиться погоди, — пока Ураза провожаем, я сам на его жеребце поеду…