Пьер Грималь - Цивилизация Древнего Рима

• Название: Цивилизация Древнего Рима
• Автор: Пьер Грималь
• Издательство: У-Фактория; ACT
• Жанр: Культурология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9757-0317-0; 978-5-9713-8163-1

Был ли Рим «оригинальным»? Была ли римская цивилизация прямой наследницей Великой Греции? Почему римляне обожествляли свой город, но предоставляли возможность проживать в нем бывшим врагам? Почему варварские племена почитали Рим и разделяли с римлянами любовь к нему? Почему Рим отказался от монархии и тирании и стал империей? И что же такое на самом деле империя? И почему римляне считали, что настоящая духовная и религиозная среда для человека — сельская местность?

Римская империя рухнула. Но сама идея Рима продолжала существовать как бодрящий миф об общечеловеческой родине, история которой показала, что она не была невозможной мечтой.

Книга предназначена для широкого круга читателей.

---

Посольство 155 года запомнилось римлянам, и эхо обеих публичных лекций Карнеада отзывалось еще долго, а философы хлынули в Рим, несмотря на официальные запреты, и не испытывали недостатка в учениках. Часто они оказывались в окружении великих людей, постепенно становясь их друзьями, иногда и духовными наставниками. Не все они были греками, среди них имелись эллинизированные выходцы с Востока, итальянцы, испытавшие влияние греческой философии, как Блоссий из Кум, стоик, который стал советником Тиберия Гракха, к которому тот более всего прислушивался. Он в значительной степени способствовал тому, чтобы идеалы человечества (philanthropia), провозглашаемые наставниками из Академии, воплощать в реальности. В то же время другой мыслитель-стоик, Панэций, уже был наперсником Сципиона Эмилиана, и влияние идей стоицизма среди друзей и союзников рода Корнелиев широко распространилось и среди других римских аристократов. Философы излагали свое учение в домах покровителей и на их загородных виллах. И как можно было запретить публичные выступления людям, поручителями которых выступали сенаторы и влиятельные должностные лица? Однако с возникновения империи и вплоть до Домициана еще не раз философы изгонялись из Рима. Эта мера применялась обычно не против настоящих философов, а против проповедников, которые причисляли себя к школе киников и побуждали свою аудиторию к полному презрению элементарных правил общественной жизни, или мистиков, практикующих колдовство и магию, что могло содержать серьезную опасность для общественного спокойствия. Эта элементарная защита от реальной опасности ударяла иногда и по настоящим философам; но они покидали Рим, чтобы удалиться на какое-то время из города и обосноваться в доме какого-то друга. Когда буря утихала, они возвращались.

Из «Жизнеописания Аполлония Тианского», сочиненного Филостратом[400], мы неплохо информированы о неприятных казусах с философами во времена правления Нерона и Домициана. Пройдя по всему Востоку и части греческих городов, Аполлоний, который провозглашал себя неопифагорейцем[401] и утверждал, что благодаря аскезе можно достичь прямого общения с богами, решил отправиться в Рим. По словам Филострата, Нерон терпеть не мог философов; они казались ему высокомерной расой, скрывающей маску прорицателя, и тот человек, который носил плащ философа, представал перед судьей, будто ношение плаща означало, что его хозяин — предсказатель. Музоний, другой философ, который, возможно, был также хозяином Эпиктета Музонием Руфом, был брошен в тюрьму, и, когда Аполлоний подходил по Аппиевой дороге к Риму в сопровождении тридцати четырех учеников, пришедших с ним с Востока, неподалеку от Ариции[402] он встретился с Филолаем из Циттиума. Этот Филолай, рассказывает Филострат, был способным оратором, но боялся преследований. Он сам покинул Рим, не дожидаясь приказа об изгнании, и каждый раз, когда на своем пути встречал философа, убеждал его держаться подальше от города. Диалог между мужчинами начался на обочине дороги. Филолай упрекнул Аполлония в неосторожности: «Ты тащишь за собой целый хор философов (все ученики Аполлония выглядели как философы, на них были короткие плащи, они были босоногими, с распущенными волосами), не зная того, ты легкая добыча для недоброжелателей, магистраты, поставленные Нероном у ворот, вас арестуют еще до того, как ты выразишь намерение войти!» Аполлоний понял, что ужас лишил Филолая разума. Однако он понял грозящую опасность и, обратившись к своим ученикам, отпустил на свободу тех, кто пожелал этого. Из тридцати четырех учениках остались вскоре только восемь, и в их сопровождении Аполлоний вошел в город. Сторожа у ворот ничего у них не спросили, и вся компания отправилась в гостиницу, чтобы пообедать, так как дело было вечером. Во время обеда в зале появился человек, по-видимому пьяный, который принялся петь. Ему платил Нерон за то, чтобы тот ходил по тавернам и пел сочиненные императором песни. И если кто бы то ни был слушал его невнимательно или отказывался дать ему обол[403], тот становился виновным в оскорблении его величества. Аполлоний понял этот провокационный маневр и заплатил певцу. Эта история напоминает рассказ Эпиктета[404] о провокаторах из императорской полиции, которые приходили в кабачки, рассаживались среди пьющих, и если кто-то плохо отзывался об императоре, его немедленно арестовывали и бросали в тюрьму.

Аполлоний, будучи осторожным, избежал прямых преследований. Без осложнений для себя он был допрошен префектом претория Тигеллином. Кроме того, он пользовался серьезной поддержкой, в том числе одного из консулов, который почитал его как философа. Аполлоний старался присмотреться к тому, что казалось ему хорошим, в отличие от одного из собратьев, который на торжественном открытии терм Нерона разглагольствовал о вреде роскоши, в особенности бань, которые он считал изыском, противоположным природе, за что его изгнала императорская полиция, не потерпевшая подобных речей.

Впоследствии во время правления Домициана Аполлоний оказался в неладах с властью. Дело было серьезное. Он был призван в Рим, арестован и предстал перед судом императора. Среди других обвинений ему было предъявлено обвинение в магии. Инициатива, впрочем, принадлежала не Домициану, а некоему Евфрату, философу-стоику. Евфрат был его ярым противником и личным врагом Аполлония и донес на него императору, уверяя, что Аполлоний проповедовал на Востоке идеи, враждебные принцепсу. Тот призвал Аполлония и предоставил ему возможность оправдываться. Он главным образом желал знать, насколько Аполлоний настроен оппозиционно. Что же касается остального, то он судил философские споры по справедливости, а его отношение к ним скорее всего было таким же, как у брата Сенеки Галлиона, наместника Ахайи, когда ему пришлось судить святого Павла, которого привели на его суд ортодоксальные евреи: пока общественный порядок не нарушался, в такие дела лучше было не вмешиваться.

В это же время и в начале правления Траяна Евфрат усердно посещал дома известных лиц Рима и читал там свои публичные лекции. Им восхищался Плиний Младший, который заставлял своих друзей его слушать. Евфрат оставался всего лишь одним из бесчисленных софистов, вокруг которых собиралась аудитория. И все чаще портики новых форумов заполняются публикой, и философы разделяют с риторами аплодисменты.

Риторы появляются в Риме приблизительно в то же время, что и философы, их также упрекали в том, что к ним тянется молодежь в ущерб военной тренировке, их также изгоняли. Но риторы постепенно возвращались. Молодые римляне в начале I века до н. э. интересовались их уроками и даже отправлялись в Грецию, чтобы изучать искусство говорить у самых знаменитых. В этих условиях трудно было запретить пребывание в Риме преподавателей науки, которая становилась все более необходимой для любого образованного человека и, как настаивал Цицерон, каждого римлянина, достойного этого звания. В начале империи изучение риторики было обычным завершением образования. После того как молодой человек получил первоначальные знания у преподавателя грамматики (grammaticus), к пятнадцати годам он переходил к ритору. Там он обучался тому, как составлять речи на темы, предлагаемые наставником. Ученики состязались по одной и той же теме, каждый соперничал с товарищами в изощренной аргументации или употреблении особенно патетических жестов. На такие ораторские состязания приглашались родственники учеников, значительные лица, известные ораторы. Иногда в соревновании принимали участие присутствующие или наставники.

Риторы сдержали школу в экседрах форумов — по крайней мере, в эпоху Адриана. Именно туда приходили слушать декламацию учеников. Иногда после окончания занятий публика не расходилась, прогуливалась под портиками, продолжая обсуждать достоинства той или иной речи. В сохранившихся фрагментах романа «Сатирикон»[405] есть эпизод, в котором ритор Агамемнон предается страстной импровизации, а учащиеся, собравшиеся в саду, беспощадно критикуют услышанное [406]. Интеллектуальная жизнь Рима, в отличие от наших дней, протекала на улицах, на городских площадях, в открытых для любого домах, в беседках и образовывала важную сторону общественной жизни.

Наряду со страстными речами философов, декламацией риторов и их учеников следует упомянуть публичные чтения (recitation), мода на которые возникла во времена Августа и была введена Азинием Поллионом, который устроил в Риме первую городскую библиотеку. Именно с тех пор писатели стали представлять свои произведения на суд публике на специальных собраниях, о которых извещали специальными приглашениями. И во времена империи редко встречались образованные римляне, которые были лишены писательского честолюбия: одни сочиняли исторические или дидактические поэмы, эпопеи или трагедии, другие — исторические труды, энкомии[407] и всевозможные трактаты. Все это представлялось, как сказали, на суд публики. Декламатор настойчиво просил, чтобы его критиковали, из вежливости он получал в ответ соображения, замешанные на большом количестве похвал. Даже сами императоры не отказывали себе в удовольствии читать собственные сочинения на публике, подобно первому встречному. Этот обычай не мог не оказывать глубокого влияния на литературную жизнь. Сочинение все более неотделимо от публичного чтения; автор принимает на себя роль лектора, стремится закончить свою мысль sententia, сентенцией, запоминающейся формулировкой, и произвести сильное впечатление на слушателей.