Иосиф Гольман - И весь ее джаз…

• Название: И весь ее джаз…
• Автор: Иосиф Гольман
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-6252

Джаз — это прежде всего импровизация, и в этом смысле жизнь похожа на джаз: каждое утро, открывая глаза, не знаешь, куда приведет тебя сегодняшний день, с какими людьми придется встретиться, какие дела переделать, какие проблемы решить. В день, когда началась эта история, ни один из ее участников не предполагал, что ему предстоит, как круто всё изменится. Маша, подающая надежды джазовая певица, стала в этот день судовладелицей — купила старый теплоходик, который мечтала превратить в музыкальный клуб. К ее удивлению, в теплоходике оказался секретный люк. Открывая его, Мария и не подозревала, в какую историю попала… Впрочем, это будет увлекательная история! Законы жанра никто не отменял: когда молодая привлекательная женщина оказывается в опасности, обязательно появляется рыцарь, который ее спасает…

---

— Он вчера на Коране поклялся, что вырвет твое сердце, — сказал Амир.

Я вздрогнул.

— И взял отпуск на работе. За два года. Будет тебя искать, — закончил Булатов.

Конечно, я не рассчитывал на любовь Джамы к своей персоне. Но стать главным и единственным врагом безумного мента в данный момент было крайне неприятно. Убил бы меня попозже, месяца через три. За это время я планировал закончить все земные дела.

Эх, не надо было вчера мямлить и сопли жевать. С таким братаном я могу не дожить до «сбычи своих мечт» — так говорил студент из Москвы. Он на четвертом курсе химфака уже самостоятельно производил амфетамин, причем в товарных количествах, очень талантливый молодой человек.

Ладно, надо что-то отвечать.

— Он меня и до этого искал, — спокойно сказал я. — Найдет — убью.

— В прошлый раз тебя тепленьким в ментовку отвел, — напомнил Амир. — Думаешь, просто было тебя на волю выпустить?

— Раз на раз не приходится. — Я не стал вдаваться в дискуссию — тоже словцо московского химика. — Давай думать, как дальше быть.

— Я уж лучше один подумаю, — сказал Амир. — А ты просто выполняй. Так проживешь гораздо дольше.

И снова я не стал спорить. Булатов всегда считал себя самым умным. Не без оснований. Но у меня было достаточно времени для самосовершенствования, много свободных лет и огромная тюремная библиотека. Говорят, революционеры начали собирать свои ряды — и, главное, глобальные идеи — именно в тюрьмах. Так что Амирчику еще предстоят серьезные разочарования.

— Значит, так, — подвел итог мой одноклассник. — В номере тебя будет ждать мой человек.

— Гример? — уточнил я. Вчера один мной немного уже позанимался. Но я бы хотел бо́льших изменений своей внешности, уж слишком многие сейчас будут ею интересоваться.

— И гример тоже, — почему-то мрачно улыбнулся Булатов. — Получишь от него деньги, паспорт, права. Машина будет — «Лада Приора».

— Почему не «крузак»? — поинтересовался я.

— На тебя, мудака, все деньги ушли, — вежливо объяснил Амир. — Дорого нынче из тюрьмы без спроса уходить. И учти: это наша последняя совместная работа.

А то я не знаю, что приговор мне не только менты подписали. Причем Амирчик всю оставшуюся жизнь меня кормить не собирается.

— Где другого Грязного сыщешь? — Я сделал вид, что обиделся.

— Чистого найдем, — усмехнулся мой одноклассник. — Слушай сюда. В Москве нужно будет убрать одного человека.

— Фото, маршруты, — равнодушно сказал я. Довольно банальное дело в наших с Амиром жизненных пересечениях.

— Не надо фото, — сказал Амир. — Леша Полеев.

О, блин!

Тяжелая же у них жизнь!

Как у бессмертного Горца: чтобы жить долго, надо сначала завалить всех своих.

Хотя я не очень удивился.

Даже обрадовался. Лешечка тоже стоял в моих личных планах. А так — стал хорошо оплачиваемым делом, причем на этом этапе Амирчик точно будет не врагом, а союзником.

— О’кей, — кивнул я. — Он мне не родной. Сколько стоит?

— Пятьдесят штук зеленых.

— Несерьезно, — сказал я.

— Ты совсем охамел, — вызверился Амир. — Забыл, кто ты есть?

— Наоборот, помню, — усмехнулся я. Злобы не было. Была некая усталость от общества моего старого друга. Даст бог, когда-нибудь сумею от него избавиться.

— Пятьдесят штук, — еще раз повторил Амир, воткнув в меня два черных ножа своих гляделок. — Плюс двести тысяч деревянных на расходы.

— Черт с тобой, — согласился я. Выбора действительно нет, из Астрахани надо срочно сваливать.

— Есть еще статья дохода, — соблаговолил улыбнуться мой старый друг.

— Какая?

— Партнер просрал маленький икорный бизнес.

— Ну и?..

— Икра на шесть «лимонов» уплыла в столицу. Даже если ее нашли, она не их. Выдоишь что-нибудь — все твое.

— Понятно.

— Жри, что не жалко.

Но шесть миллионов на дороге не валяются, поэтому я тоже все внимательно выслушал и запомнил.

Кроме того, есть крохотная вероятность, что после всех приключений я останусь жив. И в своей новой жизни мне как-то западло быть бедным.

Так что, даже если икру сожрали, я вырву ее у них из глотки.

Впрочем, главное сейчас — не встретиться раньше времени с братаном-ментом. Я по глупости не нажал на спуск. А он — парень умный.

Он нажмет.

5. Москва. Восток столицы. Вокалистка Маша и Ефим Аркадьевич Береславский, отставной рекламист

Пока ехала в Измайлово — снова на метро, — Мария много чего успела вспомнить.

Вообще студенческие годы, как это ни банально, были прекрасными. Училась она на рекламиста — в «творческом вузе с экономическим уклоном». Это и в самом деле было так: знания маркетолога и менеджера должны были объединиться с творческим инструментарием — дизайн, фото, кино, литература, музыка. Группа собралась большая — в то время специальность была свеженькой и горячей. Функционально — не по алфавиту — она разделялась на три примерно равные доли.

Первая, чуть меньшая, — дебилы и козлы. В основном — мальчики. Богатые папы оплатили учебу — а нередко квартиры и «Кайенны». В институте их обычно не видели, приходили только на сессию.

Попадались настолько глупые, что шли сдавать Ефиму Аркадьевичу. Этот, посверкивая очками, лишь злобно ухмылялся и пленных не брал.

Самые тупые предлагали ему деньги.

Тогда вампирски настроенный препод — особенно если дело происходило утром (у Береславского утро не бывало добрым никогда) — устраивал публичное аутодафе очередному грешнику российского высшего образования. Присутствовать на подобном действе было всегда весело, но иногда даже таких козлов становилось жалко: изысканно вежливый препод использовал свой язык, как гадюка — зубы.

Вторая часть группы была представлена середнячками, обычно — девчонками, желающими перед замужеством получить высшее образование. Они звезд с неба не хватали, но учились честно. С третьего курса и старше многие приходили на экзамен с животиками.

Этих — особенно с животиками — Береславский не обижал никогда, добавляя за подобную округлость минимум балл. Наиболее приближенным он объяснял свою позицию как посильный ответ китайцам: его представления об этническом составе будущей России не были оптимистичными.

Последняя, третья группа, к которой принадлежала сама Машка Ежкова, состояла из юных акул, интересующихся всем и желающих это все попробовать на острый зуб. Таких Ефим Аркадьевич обожал, прощал им любой запал и горячность и никогда не применял в дискуссиях свои ядовитые возможности.

Хотя нет, злобно пошутить он все же мог, виновато оправдываясь, что ради красного словца мало кого удается пожалеть.

Зато не жалел и времени своего, разрешал таскаться к нему на работу, в маленькое, но прикольное рекламное агентство «Беор».

Несмотря на незаурядность персонажа, вряд ли Машка долго вспоминала бы о нем после окончания вуза, если б не одна история.

Случилось это уже на пятом курсе, за полгода до диплома.

Неприятная была история.

А именно — отцов оборонный завод, раздираемый хозяйствующими субъектами, оказался без денег, зарплату надолго задержали. Папа же, будучи там не последним человеком, ничего себе не украл и оказался практически на мели.

По закону подлости Женька — ей было тогда как сегодняшним близнецам — попала в больницу с опасным пороком сердца. Это девятилетний ребенок!

И, наконец, мамуля забеременела близнецами, потеряв хорошо оплачиваемую работу в страховой компании.

Интересно, что близнецы своим появлением обязаны в основном Машке. Папа оставил все на усмотрение жены. Нет, он очень хотел детей — Женька получилась лишь после двенадцати лет их совместной жизни. Потом долго опять все не складывалось. Сейчас же сложилось, да еще в двойном размере. Но возраст мамы пугал врачей, и отец, никогда не боявшийся серьезных решений, теперь прямо сгибался под тяжестью ответственности. Вот в такой ситуации Машка и сказала свое твердое слово.

Чтоб мамуля рожала, ни о чем не думая и ни в чем не сомневаясь, поскольку это уж точно была последняя ее возможность.

Ну а потом — все, что уже сказано выше: папино безденежье, Женькина болезнь, мамин уход с работы. В такой ситуации Машке ничего не оставалось, как с утра, позаражав всех домашних безграничным оптимизмом, сваливать на весь день в поисках заработков. Деньги доставались, но не так много и очень тяжело: личной продажей все тех же шуб, однако еще не своих, а взятых на реализацию у мамы девочки из их группы.

Впрочем, заработанного хватало только на прожить.

И первое, чем пришлось пожертвовать, стал институт. Она не оплатила — ее отчислили. Даже не морочилась с академом: не ясно было, когда появятся деньги, а ни минуты свободной не выпадало уже сейчас.

Вот тут и прозвучал звонок от Береславского.