Оксана Бердочкина - Звездочет поневоле

• Название: Звездочет поневоле
• Автор: Оксана Бердочкина
• Жанр: Ужасы и Мистика

Роман «Звездочет поневоле» – это книга, повествующая о явственном «процессе» обратного, о явлении дьявола, основой которого послужило прошлое и настоящее. Авторами сего процесса выступают два мира, разделяющие пространство вселенной, что бьются за сильную душу главного героя – свидетеля от Бога. Подобная игра сродни шахматному бою, результат которого, как наказание философа – не изведан до поры. Сам же герой, казалось бы, жертва сложившихся обстоятельств, но балансирующий между неудобными ему мирами, являющийся наиважнейшим участником всего таинственного замысла.

Философичная истерика мыслей, выраженная в справедливых затмениях «свидетеля», как неделимые частицы между нелегкими диалогами «остальных» служит ключом к мистическому происхождению. Заточение перед действиями и волей, как оказывается, далеко не свободных современных людей.

---

Мячик подскочил к лунке и замер, оставаясь держаться на краю в ту минуту, когда песочные часы закончили свой неутомительный цикл.

Писанина

«За моей каменной стеной живет ад», – думал он, сидя на сломанном стуле посреди своей мрачной квартиры. Устало прислушиваясь к веселым каникулам своих недрузей, он бренно размышлял о часе своего земного рождения и нелюбимых ему полосатых пижамах. Последний раз он отвечал соседям бешеной шваброй, но все безрезультатно. Решил сменить орудие прекращения, оттого перевернул свой стул и, упираясь в стену до повышения собственного давления, изощренно дергался, чтобы с треском упасть. Сиденье вылетело из основания стула, ножка же, окончательно раскачавшись, свернулась в воздухе, отлетев стремительно вверх, затем упала на него же следом со стулом, что привело к выбиванию нескольких передних зубов, отечности рук и образованию гематомы уже позже. И все это ускоренное действие, приличным слоем, накрыла осыпавшиеся штукатурка с потолка, и здесь он окончательно слетел, понимая, что ему никто не поможет. «Сволочи, прочь от моего соседства!», – расстроилась несчастная Писанина, впадая в неблагодарную крайность.

Повергая в шок возможность порядка, пять одинаковых футболок с надписью «Я вечен» поселились в грязном белье. Двенадцать расчесок гребешков были разбросаны на полу предполагаемой гостиной. Почти во всей квартире двери были сняты с петель и, тем не менее, аккуратно приставлены к каждому из проемов. Семь совершенно одинаковых пар желтых ботинок красовались в прокуренном коридоре без шнурков. Четыре электрические плиты из прошлого века стесняли его худую прихожую, некрасиво разделяя пространство с восьмью колесами для когда-то забытого им в поле автомобиля. В тайнике под кухонной мойкой было спрятано тридцать три Кубика Рубика, вместе с серией путеводителей по странам Балканского полуострова и некогда истощенной собственностью банка – пластиковой карточкой. Семь экземпляров мультика «Алиса в стране чудес» были случайно оставлены на стиральной машинке. Там же еще три фильма по четыре экземпляра: «Последний раз, когда я видел Париж», эротический триллер «Связь» и, как он считал, легендарный «Kill Bill» вместе со своей второй частью, в окружении восьми экземпляров «Шербургских зонтиков». Сто тридцать восемь зажигалок одного цвета лежали в трехлитровой банке на кухне, четыре пары одинаковых летних брюк висело в шкафу старой спальни, из дверей которого торчало бессмысленное количество вбитых гвоздей, два случайно влетевших топора, и треснутое зеркало эпизодично рассыпалось от брошенного в него медного таза с водой. Девять экземпляров книги Достоевского «Бесы» были аккуратно сложены между дверцами ванной и туалета. Два одинаковых телевизора терлись друг о друга в одной из заболевших комнат. Три зеленые настольные лампы непрерывно горели на старом письменном столе, что был получен им еще в наследство, и, наконец, девяносто девять керамических одинаковых статуэток в виде «веселого поросенка» были гордо расставлены на подоконнике его крошечной кухни. И вся эта материальная погрешность была усыпана слоем сухой комнатной пыли, а все оттого, что владельцу этих вещей с недавнего времени профилактика в белом поставила утвердительный диагноз – шизофрения, вернее сказать, подтвердила, что привело к окончательному стрессу и серьезному подавлению. И теперь, когда ему так одиноко и некуда деться от реакций органичных соседей, его все же настиг окончательный рок, что придавил его собственным и единственным на упрек стулом в квартире. Еще три месяца назад от безысходных мыслей он поджег вечерние туфли своей уже бывшей жены, разодрал ее черный парик и выкинул все принадлежащее ей нижнее белье в окно. Белье неуклюже повисло на высоком дереве, вместе с ранее выброшенными колготками и чулками, образуя своего рода бельевой натюрморт. Вследствие чего и след простыл всякой рядом находившейся женщины. И это его особо изматывало, прослушивая песнопенья молодоженов-соседей, что частенько приводили к себе любимых друзей своей не скучной семьи, и всем раскованным повалом дружно контактировали, засыпая на полу уже после. Уж на белую-белую табуретку, присела огорченная «Писанина», да он бы так и валялся, если бы не звонок Шуги.

– Ты передал?

– Да, еще днем.

– Почему он не отвечает мне? – невозможно шепелявя, плакался Писанина.

– Не знаю. Подожди. Он был весьма заинтересован в твоей повести… С тобой что-то произошло?

– Меня настиг рок. Помоги мне, Шуга, ты нужен мне. Я хочу смерти.

– Что? Я не понял, что ты сказал, повтори еще раз.

– Меня настиг рок!

– Бок болит?

– Нет, рок! Мне плохо Шуга, помоги мне! У меня кончаются деньги, когда я вернусь обратно в редакцию?

– Ничего не могу обещать. Постараюсь прояснить ситуацию на следующей неделе. Деньги завезу… Слышишь меня? Я обо всем поговорю с Ключом в понедельник. Господи, как объяснить им, что ты безвреден? Возможно, тебе придется занять должность попроще…

– Обещаешь?

– Я сделаю все, что в моих силах.

Позже Писанина будет плакать, рассматривая себя в запачканном зеркале ванной комнаты. «Что делать, когда подбито лицо и все передние зубы почти отсутствуют? Надежды нет, никто не хочет публиковать мои рассказы. Что я сделал за свою жизнь? Я ничего не сделал, а между тем умнейшие люди боролись и гибли за каждое сказанное слово, пытаясь достучаться – ломали сознание миллионов, а я променял себя на серые ставки в дурацких редакциях, меня хватило только на то, чтобы заработать диагноз».

Через некоторое время сердце несчастной Писанины забьется сильнее, будто ножом резко поставили прочерк, оглушительно трагично сведет все на грусть, он сядет в темной кухне и, закурив сигарету, будет по-прежнему плакать, испытывая сильнейшую скорбь. Чувство стыда за свою жизнь не будет давать ему покоя, «я такой голый» – будет думать он, забивая горящую сигарету в старый вздувшийся паркет, оставляя совершенно ровный ряд своих творческих последствий. Позже уляжется на середину кухни и, все крепче прижимая тело к холодным полам, станет ожидать своей скорой смерти. В голове поселятся позорные мысли, приобретая видение черного выжженного поля, он обнаружит за своим ухом прыщ, после чего впадет в состояние уверенности, в котором переживет факт того, что из его постыдного грязного тела убегают кости, наспех прихватывая его черепную коробку.

За старой стеной дернется лифт, как же отчетливо слышно его движение, Писанину это бессмысленно напугает, и он, наконец, решится на звонок другу:

– Сахарный? Ты где? Мой двойной зодиак лишил меня небесного благословения. Эта великая перемена, связалась с детальным возбуждением и уже вовсю дает рекомендации моему злому близнецу, – на что Шуга разнообразно промолчал, испытывая свое же собственное терпение. – Ты должен знать, Шуга, обезьяны уже подписали японскую открыточку, прорвав надежные двери Центрального телеграфа. Я пал, оттого что женщины перестали прятаться в моем шкафу, теперь там хлам повседневности крутит свое, настраивая меня против себя, ставя все на условную бесконечность.

– Понимаю… Насчет тебя я поговорю в понедельник, и мы обязательно что-нибудь придумаем. Пока займись чем-нибудь. Отвлекись от дел. Я дал свое слово. Сам понимаешь, не всякий пойдет на жертву. Я не уверен в том, что получится убедить их в твоей полезности… И, тем не менее, я от тебя не прячусь.

– Не могу… Не могу ждать, Шуга. Праздник луны на носу у распятого Эйнштейна… Мне не хватит выносливости. В моем теле есть вредная клеточка, она сопротивляется благому делению. И вообще, на меня стул упал. Ты где?

– Чего? Повтори еще раз.

– Жить не могу! Ты где?

– Повтори еще раз.

– Повтори сам! Что ты сказал? Ты где?

– Мы уже все обсудили. Полагаю, что Борода даст тебе ответ в понедельник, и я также сообщу к вечеру того же дня.

– Нет, мне ждать нельзя. Мне противопоказано ожидание. Она убьет меня, Шуга! Ибо она лишняя, и ей нет соответствий. Вредная клеточка далека от белого, но и черное держится от нее в стороне. Все это как круглые квадраты в неравных углах треугольника в общей сути устойчивых сопротивлений и все это непреднамеренно, все это без согласия дырявой невесты.

– Тебе нужно лечиться, Писанина! Ты должен осознать свой диагноз. Подлечишься, успокоишься, приведешь себя в порядок, все станет другим и мир изменит к тебе свое отношение.

– Что?

– Ах, друг мой… – в конфузе сжался Сахарный, – на голубых вертолетах, уже никто не летает. Я помогу тебе только в случае, если ты станешь внимательней. Тебе необходимо лечение. Запомни это и действуй.

– Я боюсь врачей, Шуга. Все кругом несут на меня свои страдания. Мне противны их желтые режущие глаза, и тот факт, что они считают себя специалистами, – убивает меня заведомо.

– Чего несут?

– Пойми же меня. В мире нет страдающего зла! Это убивает меня… В глубине моей души блуждают павианы, а желания сердца по-прежнему лишены рассудка. Они уже греют для меня постель. Все девять обезьян нарядились в японские пижамы и планируют поиграть со мной. Умоляю, не клади трубку, Шуга, не смей!