Эрве Шаландар - Меня спасла слеза. Реальная история о хрупкости жизни и о том, что любовь способна творить чудеса

• Название: Меня спасла слеза. Реальная история о хрупкости жизни и о том, что любовь способна творить чудеса
• Автор: Эрве Шаландар
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-62995-4

Реальная история, всколыхнувшая всю Францию: Анжель впала в кому, но все слышала и чувствовала. Врачи уже готовы были отключить ее от аппаратов, но дочь заметила слезу в уголке глаза. Это ее спасло. Она выздоровела и вернулась к полноценной жизни. Медики долго не могли определить причину того, что случилось с Анжель. Как потом выяснилось, это был результат слишком бурной реакции иммунной системы на банальную простуду.

Эта потрясающе эмоциональная и удивительно светлая книга заставляет задуматься о хрупкости жизни, о силе духа, о том, что любовь близких способна творить чудеса. Об Анжель Либи был снят документальный фильм.

---

— Держи меня крепко!

Это и любовная фраза, и выражение тревоги.

Хотя я отлично знаю, что бояться мне нечего: муж доказал мне, что он не из тех, кто даст мне упасть.

Июль 2011 года

Я все еще цепляюсь за Рэя.

Я хватаюсь за него, не отпускаю в течение многих часов. Обстановка менее гламурная, но такая же величественная: мы высоко в горах на таких крутых тропах, что этот поход для меня равнозначен занятиям альпинизмом.

Мы в походе по массиву Эгий-Руж напротив Монблана. Первые дни я щипала себя, чтобы поверить, что я действительно вернулась в горы. Я жадно вдыхаю свежий воздух, слегка пикантный, чтобы убедиться в том, что снова могу дышать полной грудью. Я без устали всматриваюсь в панораму, чтобы констатировать, что снова могу обнять взглядом безграничность. И теперь упорно карабкаюсь, стискивая зубы, чтобы констатировать: я снова способна на это. Честно говоря, это еще не совсем то, но мой прогресс очень ободряет.

Рэй оставил меня на два дня, чтобы подарить себе переход через Бюэ с группой наиболее опытных туристов. Я ограничилась классическим обходом Физ. А это все-таки четыре-пять часов ежедневной ходьбы в течение недели с учетом преодоления множества перевалов на высоте более двух тысяч метров. Утром мне необходимо «размять» мое тело: я все еще просыпаюсь, как маленькая старушка, и тренировки сложнее оттого, что я ужасно разбита. Как будто я упала с грузовика. Но и другие туристы испытывают боль. И эти боли меня совершенно не беспокоят в отличие от тех, других болей. Эти боли естественные, логические, законные. Так болит тело, которое всего лишь снова начало работать.

Маршруты двух групп соединились. Я снова встретилась с моим проводником. А он мне очень нужен, потому что дорога остается крутой и начался дождь.

Я вернулась в горы. Я жадно вдыхаю свежий воздух, чтобы убедиться в том, что снова могу дышать полной грудью. И теперь упорно карабкаюсь, стискивая зубы, чтобы констатировать: я снова способна на это.

Мы промокли до костей. Мне не терпится попасть в спартанский комфорт приюта в Плате. Я радуюсь. Это отсутствие комфорта на высоте две тысячи тридцать два метра в сыром тумане просто восхитительно, если боишься провести остаток своих дней прикованной к постели.

Этот поход начался 14 июля. Ровно через два года — день в день — после внутренней катастрофы, сразившей меня. Годом раньше, в первую годовщину начала моей болезни, я тоже не была дома. Я устроила так, чтобы оказаться у дочери в пригороде Парижа. Настанет ли день, когда эта дата снова станет для меня только Днем взятия Бастилии, праздником с танцами и фейерверками? Сильно в этом сомневаюсь. Для меня этот государственный праздник остается непростым днем.

Декабрь 2011 года

Сейчас я создаю абсолютную иллюзию. В последнее время я не раз встречала знакомых женщин, которые были не в курсе моих злоключений. Они ничего не заметили:

— Привет, Анжель! Как поживаешь? Давненько не виделись… Ты отлично выглядишь!

В моей внешности не осталось ни единого внешнего признака болезни. Мои волосы уже не похожи на свалявшуюся шерсть, как это было после моего пробуждения. Я ем, я хожу, я двигаюсь, я нормально говорю. Трахеостома оставила на моей шее странный шрам, похожий на неправильно расположенный пупок. Благодаря небольшой эстетической корректировке теперь ничто не напоминает о том отверстии. Гастростома оставила след на моем животе, но он не виден, хорошо спрятан и смущает меня не более, чем воспоминание об удаленном аппендиксе. Никому в голову не приходит, что мне необходимы пять еженедельных занятий с кинезиотерапевтом и логопедом. Никто не знает, что иногда по вечерам, когда я устаю, у меня появляется шум в ушах. Никто не подозревает, что у меня развилась «больницефобия»: мне страшно снова оказаться в руках врачей. Даже из-за ерунды. Раньше я ходила в больницу без страха, потому что мне нужно было лечение. Этой беззаботности больше нет. Теперь я дрожу при мысли о том, что снова придется страдать.

Если бы я была склонна к депрессии, я бы еще лежала, в этом сомнений нет. В кровати, если не в гробу. Но я считаю, что мой час пока не пришел.

Я уже не больна, но еще и не восстановилась полностью. И это восстановление должно быть не только физическим, но и моральным.

Я понимаю, что мне повезло с моей природой. Я уже говорила: у меня хорошие гены, я позитивна и спортивна, я люблю жизнь. Я ею наслаждаюсь. Я умею ценить даже мельчайшие ее удовольствия. А когда любишь жизнь, силы найдутся.

Один из врачей-реаниматологов, который мной занимался, настоятельно советовал:

— Вбейте себе в голову, что вы сами себя вытащили!

Забавно, я-то думала, что они, врачи, тоже частично ответственны за мое выздоровление. Шутки в сторону, возможно, он прав, но я следовала линии, определенной моим характером. Если бы я была склонна к депрессии, я бы еще лежала, в этом сомнений нет. В кровати, если не в гробу. Но я считаю, что мой час пока не пришел. Мне, должно быть, предначертано дожить до старости. У меня нет ощущения, что мне дали отсрочку.

Зато этот опыт меня изменил. Я похожа на ту, какой была прежде, только я не совсем такая. Я тороплюсь меньше, чем раньше. Мне всегда хотелось, чтобы все шло быстро! Я стала более сдержанной, более созерцательной. Каждое утро я наслаждаюсь тем, что я в добром здравии. Что я могу встать, поцеловать мужа, позвонить дочери, встретиться с подругами.

Первый урок, который я извлекаю из моего опыта, прост: бороться нужно всегда, какие бы злоключения ни выпали на нашу долю. Всегда верить. Всегда идти вперед, даже если для преодоления нескольких миллиметров требуются отчаянные усилия. Если не верить, если отступить, если считать, что эти миллиметры ничего не изменят, то ваше поражение предопределено. Главное — идти вперед.

Признаю, что в некоторых ситуациях боль становилась настолько невыносимой, что временно лишала меня вкуса к жизни. Она могла убить меня. Но как только я приходила в себя, то снова верила в успех. И тяжесть моего состояния ничего не значила. Я не могла представить, что настал мой конец. Этого просто не могло быть. Это было невозможно. Не нужно.

Бороться нужно всегда, какие бы злоключения ни выпали на нашу долю. Всегда верить. Всегда идти вперед, даже если для преодоления нескольких миллиметров требуются отчаянные усилия.

Второй урок такой же элементарный, как и первый: надо пользоваться каждым мгновением своей жизни. И наполнять его смыслом. Особенно не стоит тратить его на ничегонеделание, потому что каждое мгновение драгоценно.

До этой болезни я никогда не думала о смерти. Она прошла совсем рядом со мной, она появилась, чтобы подтрунивать надо мной, и я поняла, что время сочтено. Что все может вот-вот рухнуть.

Ничто не дается навсегда. Жизнь — это не очевидность, как я думала раньше. Она невероятно хрупкая.

Ничто не дается навсегда. Жизнь — это не очевидность, как я думала раньше. Она невероятно хрупкая.

Поскольку смерть довольствовалась легким прикосновением ко мне, я не воскресла, как можно сказать или написать. Или как думают те, кто поторопился меня похоронить. В январе 2010-го во время конгресса реаниматологов один из тех, кто вел меня, изложил мой случай под названием, по меньшей мере, неудачным: «Мертвые нас слышат».

Когда я снова появилась в отделении реанимации через год после выписки, у меня действительно было ощущение того, что для тех, кто меня лечил, я была явлением! Что же до моих добрых подружек, тех, которые видели меня в самом низу, такую же холодную в моих простынях, как в саване, они до сих пор удивлены моим победоносным возвращением.

Если я не воскресшая, то, может быть, я чудом исцелившаяся?

И это неверно. Чудо — это жизнь, а не я.

Глава 34. Другой взгляд на кому

Что со мной произошло?

После всех исследований, после всех дискуссий, после написания всех этих страниц, я обязана сказать, что во всем случившемся есть большая доля тайны.

У меня такое ощущение, словно я жертва несчастного случая, в котором никто не виноват, жертва немотивированной агрессии. Жестокого удара судьбы. Ничто в моей прошедшей жизни — ни события, ни поведение, ни предрасположенность — не могло бы объяснить, почему эта болезнь внезапно обрушилась на меня тем июльским утром.

Почему за несколько месяцев я перешла из нормального состояния в ад, а потом из ада вернулась к нормальному состоянию? Почему я спустилась так низко и почему вернулась оттуда? Как объяснить чрезмерную реакцию моей иммунной системы на банальную инфекцию? Почему она превратилась в настоящий атомный взрыв, атаковавший миелин, оболочку нервных волокон, но, к счастью, пощадивший нервы? Потому что миелин может восстановиться, но для этого нервная система не должна быть затронута.