Георгий Гратт - Скажи мне, мама, до...

• Название: Скажи мне, мама, до...
• Автор: Георгий Гратт
• Издательство: «Дружба Народов» 2008, №2
• Жанр: Современная проза

Повесть с увлекательным сюжетом. Немолодой человек, профессор-филолог, Николай Иванович Сосновский застает на своем дачном участке незнакомца. При ближайшем рассмотрении узнает в нем своего бывшего одноклассника, которого не видел много лет и о смерти которого недавно узнал. Это не завязка мистического триллера. Скорее — политического боевика.

Начинающий киллер отстреливает (в буквальном смысле этого слова — пускает в своих жертв отравленные стрелы) бывших советских офицеров, участников революционно-освободительных войн в Азии и Африке. А направляет его зловещий и загадочный персонаж по прозвищу Кощей.

---

Она вдруг охнула и осела, вцепившись пальцами в спинку стула, а он в страхе уставился в ее побледневшее лицо и все не мог сдвинуться с места.

Опомнившись, он перерыл все в поисках валерьянки, валидола — что там у нее припасено на такие случаи? Бросился к телефону вызывать «скорую», в комнату за подушкой под голову, в ванную за полотенцем. И все бежал куда-то, бежал, бежал, не в силах остановиться и, наверное, даже как-то бессознательно боялся самой этой остановки.

«Скорая» подъехала на удивление быстро. Должно быть, дожидалась где-нибудь за углом.

— Ничего страшного, — констатировал врач, осмотрев больную, — обычный обморок. Сердце в полном порядке. Даже удивительно для ее-то возраста. Полежит маленько, все пройдет.

— Водочки выпьете, доктор? — предложил на радостях Николай Иванович.

— Ну, разве по капельке? — согласился тот. — За здоровье больной.

Алик вышел на площадь у трех вокзалов, огляделся. Нескончаемый поток машин в обе стороны, мокрый асфальт, безразличные взгляды прохожих. Многотонной усталостью навалился город, чуждый город, странный город. Город юношеских мечтаний и утраченных идеалов, город, так умело и так наивно воплотивший в себе суть всей страны.

Открыл телефон, вызвал номер на букву «К», подождал и услышал почти позабытый голос:

— Алло, это ты, музыкант?

И подумалось: надо же! Век минул, царства пали, а голос остался. Все тот же. Разве что чуть дребезжащий.

— Нет, не музыкант.

А мог бы стать и музыкантом. Мог бы много кем стать.

И уже нетерпеливей:

— Алло, кто это?

— Помнится, чья-то смерть была на конце иглы?

— Алик, ты, что ли? Алик?!

Узнал, ну надо же! И вроде в голосе теплота. А ведь недавно еще, не задумываясь, отправил на смерть.

— Я.

— Откуда у тебя мой телефон? Ах, ну да! Все понял, можешь не отвечать. Так что ты хотел?

В глаза посмотреть? Что ж, может, и так. Но даже намека на ответное тепло не дождется.

— Встретиться.

— Ты где?

— У Казанского.

И долгая пауза в ответ. Задумался.

— В сквере на Лубянке через час. Идет?

И тоже задумался. Кликнет своих мальчиков? С него станется! Хотя вряд ли. Место людное — не постреляешь.

— Согласен.

До Лубянки полчаса неспешной ходьбы. Шел и думал: а если все сначала? Слабу? У Гайдара такой рассказ был, что ли? Глупо. Это просто другое время. Все другое, страна другая. А ведь почти пятьдесят лет минуло, надо же! Скоро уже пятьдесят. А что они видели? Первый спутник, первый фестиваль? Они и думали-то по-другому, и видели по-другому. Разве был тогда цвет? В памяти только черный и белый. Еще изредка красный по праздникам — скупо. Шахматы, хлеб, кино… А зимою весь мир черно-белый. И на улице в детстве только игры, а все остальное — дома. И люди дома или на работе. Разве было столько людей на улице? А ведь людей было не меньше. Улица — праздность, безделье. «Гражданин, пройдите к себе домой!» А в остальном мире и того хуже. Там диккенсовские персонажи: оборванные, нищие, попрошайки. Там персонажи Гюго из парижских трущоб. А ведь живут же люди и там. Каково им? Не живут — мучаются! А надо, чтоб все было как у нас. Хорошо! Весело! Чтоб работа так работа. Праздник так праздник. Все должны жить как мы, это ли не цель, не счастье?

На углу у Милютинского заминка. Металлическим штакетником перегорожен переулок, группа зевак на тротуаре. Оглянулся.

По Мясницкой тупым строем надвигалась толпа, флаги. Над головами колышутся транспаранты: «Очистим Москву от инородцев!», «Россия для русских!», «Русский, защити свой дом!». Тут же попы с иконами и лампадами умиленно трясут бородами. Размалеванные вроде бы девицы курят на ходу, целуясь в заглот с такого же неопределенного пола личностями. И какие-то бритые ублюдки в коже, на рукавах подобие свастики, в мутных глазах — мечта о бутылке и телке. Передний с мерзким флагом вскинул в приветствии руку. И черная сотня каркнула разом, брызнув ядовитой слюной на землю.

Что это? Откуда?! И не стерпел — будто плюнули прямо в него — шагнул, преграждая дорогу переднему. Всей толпе преграждая. Вырвать из рук, разорвать поганую тряпку, растоптать… Но уже налетели, не устоять. Озверели. Повалили, коваными ботинками наотмашь. В живот, в голову. Но не сдаваться. Ты же воин, солдат! Ты должен!

А других воинов поблизости не было.

Дождь не унимался весь день, словно его целый год не было. Словно до того вселенская засуха была какая! Господи, ведь есть же на земле приличные места, где и дождь как дождь, и солнце как солнце.

Николай Иванович приводил в порядок свои бумаги. Вот оно лето — мгновенье капризной славы, а завтра уже опять на работу. И запрягай до следующих журавлей.

На душе было противно. Видно, после ссоры с матерью. Какая-то неприятная тяжесть легла на грудь. Надо бы с ней все-таки полегче, думалось. Ведь годы-то уже какие! Подумал и вышел проведать — как она?

А мать возилась на кухне, кашляла, опять дымила свой «Беломор».

— Курила бы ты что-нибудь помягче, что ли? — не то чтобы предложил, просто посочувствовал он.

— Что ты понимаешь? Помягче! — хмыкнула она. — Этот запах оттуда, из прошлого. Этот запах родной. Вот у тебя есть что-нибудь такое?

Ну, и о чем тут еще говорить? Все как обычно.

Вечером Николай Иванович собирался посмотреть концерт теноров по «Культуре». Редко бывало такое лакомство, а мать опять уткнулась в свои «новости».

— Не насмотрелась ты разве, мам? Ну что у нас может быть нового?

А она:

— Потерпи, всегда что-нибудь новенькое случается.

И он вынужден был смотреть вместе с ней всю эту кашу: наводнение в Европе, взрывы в Ираке, аварию на нефтепроводе где-то в Центральной России.

Одно и то же, одно и то же.

«В Москве прошел марш патриотических сил, — бесстрастно сообщал диктор. — В завязавшейся потасовке и давке один человек погиб, трое получили ранения. Личность погибшего выясняется».

Все как всегда. Как всегда. Из года в год.

— Шел бы ты лучше спать, сынок, — вздохнула мать. — Завтра тебе опять на работу.

2006