Юрий Клименченко - Штурман дальнего плавания

• Название: Штурман дальнего плавания
• Автор: Юрий Клименченко
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1983

Роман о становлении характера молодого человека, связавшего свою жизнь с морем, о трудных испытаниях, выпавших на его долю в годы Великой Отечественной войны, когда главный герой вместе со своими товарищами оказался интернированным в одном из фашистских портов, о налаживании мирной жизни.

---

«Русская освободительная армия», или, как ее сокращенно называли, РОА, была организована перешедшим на сторону Гитлера предателем Власовым при непосредственном участии главаря гестаповцев Гиммлера. «Армия» состояла из потерявших человеческий облик предателей, подобранных Власовым в лагерях смерти, и матерых врагов Советской власти. Одетая в немецкую форму, она отличалась от регулярных войск вермахта только нарукавным знаком с трехцветными полосками бывшего царского флага и буквами РОА.

Эту не имевшую родины армию одинаково презирали как русские, так и немцы. Несмотря на отчаянную агитацию, посулы, различные привилегии, люди не шли в нее: большинство предпочитало лучше умереть от голода и пыток, чем надеть немецкий мундир, хотя бы и с нарукавным знаком «РОА».

Зачем приехали в «ILAG-99» представители этой армии, не составляло секрета. «Агитаторы» Власова прибыли для вербовки моряков…

Ночью Чумаков собрал бюро.

— Вот что, товарищи, — сказал он. — Я считаю, что мы не должны слушать этих предателей. Не потому, что нас сагитируют и кто-нибудь пойдет в РОА. Нет, конечно. Мы не должны слушать их просто из чувства собственного достоинства. Стыдно нам их слушать. Надо показать, что мы прекрасно понимаем, кто они, и глубоко их презираем.

— Что вы предлагаете? Демонстрацию? — спросил Микешин.

— Да, демонстрацию. Сколько приехало «агитаторов»? Трое? Значит, вербовка будет проходить в трех комнатах. Ну, а если в двух — тем лучше. Как только эти господа начнут, мы покинем комнаты и разбредемся по плацу. Немцы ничего не должны подозревать. А нашим — сегодня же сообщить план действий. Итак, если будет три комнаты, — я остаюсь в одной, во вторую пойдете вы, Игорь Петрович, а в третьей будете вы, Павел Дмитриевич. Нет возражений?

Через полчаса все моряки знали о том, что предложил Чумаков, и согласились с ним. Только Сахотин выразил неудовольствие:

— Подумаешь! Можно и послушать. Насильно в армию не затянут.

— Дело твое. Можешь остаться, а если хочешь — и записаться, — холодно сказал Линьков. — Ну а теперь спать.

В первый день пребывания в лагере «агитаторы» заседали в комендатуре. Прогуливаясь по плацу, интернированные видели через открытое окно, как три офицера в чистеньких мундирах рылись в «делах» и рассматривали мореходные книжки.

Чумаков оказался прав: на следующий день, в воскресенье, после «апеля», морякам приказали зайти в замок и собраться в трех комнатах. Микешин направился в седьмую комнату. Она была битком набита моряками.

Через несколько минут в комнату вошел «агитатор» в сопровождении Гайнца. Власовец встал у окна и снисходительно посматривал на моряков. Унтер скомандовал:

— Тихо!

Постепенно в комнате воцарилась тишина. «Агитатор» достал из папки какие-то бумажки, одернул мундир и сказал добродушным баском:

— Здравствуйте, друзья!

Никто ему не ответил. Он откашлялся и начал, видимо, наизусть затверженную речь:

— Меня ничем не обидела Советская власть, друзья. В Советской Армии я был майором. Имел награды, два ордена Красного Знамени. Вот… — он пошарил в кармане и вытащил ордена.

— С какого честного человека снял? — громко и насмешливо спросили из массы моряков.

— Что вы сказали?

Микешин сунул пальцы в рот, и резкий свист заполнил комнату. Это был сигнал. Опрокидывая столы и стулья, моряки бросились в коридор, по которому уже бежали вниз, на плац, люди из других комнат.

— Стой! Оставаться в комнате! — заорал Гайнц и схватил за куртки двух зазевавшихся моряков, но комната уже опустела.

Власовец засунул в карман свои бумажки и направился к двери. Седовласый «агитатор», вышедший из другой комнаты, возмущенно размахивая руками, говорил своему товарищу:

— Невиданно! Это какая-то банда хулиганов. Я предупреждал Хмелевского, что здесь нам делать нечего…

Навстречу к ним быстро шел «Маннергейм».

— В чем дело, Вюртцель? — спросил он унтера. — Почему все на дворе?

Вюртцель вытянулся и почтительно наклонил голову:

— Не захотели слушать, гер хауптман.

— Плохо все организовали, — язвительно сказал седовласый «агитатор».

«Маннергейм» обернулся и презрительно процедил:

— Ну уж вы-то помолчите…

Не взглянув больше на «агитаторов», он зашагал вниз по лестнице. За ним понуро потянулись власовцы. Собирать интернированных вновь не имело смысла: все было ясно.

Вечером «Маннергейм» докладывал рассерженному коменданту о несостоявшейся вербовке в РОА…

— Если вы помните, я не советовал, гер комендант, допускать представителей «Русской освободительной армии» в наш лагерь. Но сегодняшний день еще раз подтверждает мои опасения: имеется центр, который руководит интернированными.

Комендант перебил «Маннергейма»:

— Учтите, капитан: это ваша обязанность раскрыть их центр и ликвидировать его. Мы не можем допустить… Кроме того, возможны неприятности с… этими… из РОА…

Гестаповец махнул рукой, как будто отгонял назойливую муху:

— Об этом не беспокойтесь. У них, к сожалению, везде провалы. А центр раскроем.

«Маннергейм» встал и попросил разрешения уйти. В своем кабинете он сел к столу и задумчиво начал перебирать картотеку… Он хорошо изучил интернированных. Да, надо попробовать этих. Гестаповец порылся в ящике и достал карточки Дробыша и Сахотина.

2

Утром Вюртцель пришел за Дробышем:

— Дробыш, к хауптману. Шнель! Одевайся.

Дробыш поежился. Зачем его вызывает Франкстоф?

К хауптману по хорошим делам не приглашали. Георгий Георгиевич стал медленно накручивать на ноги обмотки, сделанные из старого одеяла. Вюртцель, заложив руки за спину, смотрел в окно. Вид у Дробыша был расстроенный и печальный. Микешину захотелось как-то ободрить своего бывшего капитана. Подойдя к нему, Игорь заговорил о первом, что пришло на память:

— Знаете, Георгий Георгиевич, о чем я сегодня вспомнил? — Дробыш удивленно посмотрел на Микешина. — О том, как вы лихо разошлись с французом в Средиземном море. В тумане. Ну, помните?

Капитан утвердительно кивнул головой.

— Я был восхищен вашей выдержкой и волей. Тогда мне казалось, что вы сделаны из гранита…

— Да, выдержка для моряка — важнейшее качество, — с гордостью отозвался Дробыш. Лицо его посветлело, даже плечи, казалось, расправились.

Он встал. Наверное, в эту минуту Георгий Георгиевич снова почувствовал себя тем прежним «шикарным» капитаном, знатоком красивых морских маневров, традиций и службы…

Вюртцель провел Дробыша к «Маннергейму», щелкнул каблуками и удалился.

Гестаповец сидел насупленный и даже не предложил капитану сесть.

— Слушайте, Дробыш, — сказал после некоторого молчания «Маннергейм», — вы знаете, кто восстанавливает интернированных против мероприятий командования?

Дробыш вздрогнул. Вот чего от него хотят! В мыслях у него пронеслись ночные совещания, решения, которые распространялись по лагерю. Но его не посвящали в эти дела. Да он и сам не стремился участвовать в них.

— Нет, я не знаю, господин Франкстоф, — убежденно сказал Дробыш.

«Маннергейм» укоризненно посмотрел на капитана:

— Вы не хотите спасти лагерь от репрессий, Дробыш? Ведь вы понимаете, что мы не оставим этого дела. Впрочем, мы знаем все и без вашей помощи. Вот… — гестаповец протянул Дробышу список. Там были написаны шесть фамилий замполитов и внизу приписка: «Я подтверждаю, что указанные лица являются комиссарами».

Мысль Дробыша лихорадочно работала, пока глаза читали список. Он ни минуты не сомневался и раньше, что немцы знают по «судовым ролям» всех замполитов. Странно было бы, если бы они этого не знали. Но зачем эта приписка?

— Подпишите, — просто сказал «Маннергейм».

Все завертелось у Дробыша в глазах. Он покраснел:

— Нет, я не могу подписать этот документ. Я никого не знаю, — неуверенным голосом проговорил Дробыш, умоляюще смотря на офицера.

— Не стройте из себя дурака! — закричал «Маннергейм». — До сих пор я относился к вам хорошо. Мы поддерживали вас: подкармливали, не гоняли на работу. Но если вы будете упорствовать, то я отправлю вас в КД вместе с этими молодчиками. Там вы узнаете, что такое настоящий лагерь. Ну… Это ведь формальность.

Дробыш не отвечал. Мысли путались, и он хотел привести их в ясность. Немцы все равно знают замполитов. Что изменится, если он подпишет список? А почему он, именно он, должен подписывать? Почему именно его вызвал «Маннергейм»? И неожиданно, как вспышка нестерпимо яркого света, пришла мысль: немцы рассчитывают на него как на предателя!.. Не зря они его подкармливали… не зря не гоняли на работу… Знание английского языка тут ни при чем… И вежливость, и корректность тоже. Просто его, капитана Дробыша, купили за похлебку. Купил этот гестаповец с ненавистной белозубой улыбкой…