Юрий Клименченко - Штурман дальнего плавания

• Название: Штурман дальнего плавания
• Автор: Юрий Клименченко
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1983

Роман о становлении характера молодого человека, связавшего свою жизнь с морем, о трудных испытаниях, выпавших на его долю в годы Великой Отечественной войны, когда главный герой вместе со своими товарищами оказался интернированным в одном из фашистских портов, о налаживании мирной жизни.

---

Я возмутился:

— Если так сделаешь, то это будет подлость с твоей стороны! Кроме того, это последний раз. Больше уходить не буду.

— Не по-морски поступаешь, Игорь, не…

— Оставь ты, пожалуйста!

Так мне удавалось убегать с судна несколько раз. Все, казалось, было благополучно. Даже Женя ничего не подозревала. Правда, она как-то спросила меня:

— Гоша, разве у вас изменились порядки? Теперь можно сходить на берег чаще?

— Да нет, Женя. Просто я в хороших отношениях со старпомом, и он меня отпускает. Нет необходимости всем сидеть на судне, — небрежно ответил я.

Она поверила и больше меня об этом не спрашивала.

Все имеет свой конец. Печальный конец имела и эта история. Перед самым уходом «Товарища» в Батум Женя взяла билеты в театр. Шел балет «Красный мак». Раньше я старался избегать с ней общественных мест, а тут согласился пойти. Это был как раз день нашей вахты. С вахты я еще никогда не уходил. Но искушение было слишком велико. Провести последний вечер с Женей! Когда еще увидимся…

Мы пришли в театр задолго до начала. Публика только начинала собираться. Настроение мое падало. Я нервничал. Мне все казалось, что сегодня в театре обязательно будет кто-нибудь с «Товарища», и я не ошибся. Скоро я заметил плотную фигуру капитана, который бережно вел под руку жену. Я потащил Женю в фойе второго яруса «посмотреть, как там все устроено». Только когда раздался третий звонок и в зрительном зале погас свет, мы уселись на свои места. Балет я почти не смотрел. Голова была занята одной мыслью: «Только бы кто-нибудь с «Товарища» меня не увидел…» Во время антрактов мы больше не гуляли и оставались на местах. Женя заметила мое состояние и спросила:

— Что с тобой, Гоша? Ты как в воду опущенный…

— Голова что-то побаливает, да и с Одессой расставаться грустно.

— Ну, это не смертельно. Скоро пройдет.

Мы досидели до конца спектакля. Женя, сначала веселая и оживленная, тоже помрачнела. Капитан меня не заметил. Пока все шло хорошо. Но было как-то тревожно, и я не мог дождаться, когда посажу Женю в трамвай.

У трамвайной остановки стояло много народа. В темноте показались огоньки трамвая.

— Женя, мы увидимся с тобой в Ленинграде? — тихо спросил я.

— Обязательно. Как только приедешь в Ленинград, позвони мне. Кстати, и по математике мне поможешь. Идет?

— Женя…

— Что, Гоша? — Она улыбнулась. Я не знал, что мне сказать, а сказать хотелось многое. — Ну, скорее, а то я опоздаю.

— Ничего… До свиданья. Не забывай.

Секунду я постоял, глядя вслед удалявшемуся вагону, потом быстро пошел на судно. Запыхавшись, я прибежал к «Товарищу». Слышно было, как на баке склянки пробили четыре двойных. Полночь. В условленном месте Милейковского не оказалось. Не видно было и белой байдарки у борта.

«Где же он? Может быть, на другом борту?» — с-тревогой подумал я.

Я далеко обошел парусник. На правом борту байдарки тоже не было. Прошло десять, пятнадцать минут, потом полчаса. Милейковский не показывался. Сердце мое учащенно билось. Как же мне теперь поступить? Кто на вахте у трапа? Попробую упросить вахтенного, чтобы молчал. Может быть, и выйдет. Только теперь я понял, на какой риск пошел, уходя с вахты. Решалась моя судьба, что-то надо было предпринимать.

«Слезами горю не поможешь», — подумал я и решительно двинулся к сходне.

При тусклом свете храпового фонаря было трудно разобрать, кто стоит на вахте.

Неуверенно поднялся я на полуют. У трапа стоял Дубинин, а рядом с ним — это превзошло самые худшие мои ожидания — старпом.

— Здравствуй, Микешин! А я-то думал, что ты на вахте, — с усмешкой приветствовал меня старпом.

— Я, Василий Васильевич…

— Ты думал, что за тебя бушлат вахту отстоит? Так, что ли?

Я понял, что ему все известно. Это был полный провал.

— Так-то ты начинаешь свою морскую службу, Микешин! Вахтенный покинул судно! Таких позорных случаев за мою долголетнюю службу еще не бывало, — голос старпома дрожал от возмущения.

Я молча стоял перед ним, не зная, что мне говорить.

— Можешь идти. Завтра разберемся.

Подавленный, я поплелся в кубрик. У входа меня ожидал расстроенный Милейковский.

— Что же ты меня так подвел? А? — накинулся я на него.

— Не мог, Гошка. Никак не мог. Байдарку еще с вечера увели под корму. А тут эта проверка началась. Суматоха…

— Эх ты… шляпа! — зло сказал я и спустился в кубрик.

Там было тихо и темно. Практиканты давно спали. Горела только одна лампа, прикрытая куском картона. Роман сидел на койке и, видимо, поджидал меня.

— Плохо дело, Игорь. Все открылось. Сегодня была проверка. Проверял старпом, не нашел тебя, сердился, а главное — возмущался бушлатом. «Кого обманывает?» — кричал…

— Знаю, — буркнул я и принялся раздеваться.

— Что же ты теперь думаешь делать, Гошка? Скандал ведь получается. Могут списать.

— Не спишут. Пустяковый проступок.

— В том-то и дело, что не пустяковый, а очень серьезный. Устав ведь ты знаешь?

— «Устав, устав!..» Спать хочу. Утро вечера мудренее, — повернулся я к переборке, заворачиваясь в одеяло.

Но заснуть, конечно, не мог. Понимал, что судьба моя на волоске. Оставалась одна надежда на то, что капитан ограничится выговором. На душе у меня скребли кошки.

Утром после общего построения к подъему флага обычной команды «разойтись» не последовало. Все стояли в ожидании чего-то неприятного.

Мне делалось то жарко, то холодно. Я чувствовал, что строй задержали неспроста и что это связано со вчерашней проверкой. Перед нами появился старпом с листком бумаги в руках. Вид его не предвещал ничего хорошего. Лицо, всегда веселое и улыбающееся, сейчас было строгим, брови сердито нахмурены.

— Товарищи практиканты! Объявляю вам приказ капитана, — начал он: — «1930 год, августа месяца, третьего дня. Борт учебного судна «Товарищ». Вчера по моему приказанию была проведена проверка вахты и несения службы на вверенном мне учебном судне «Товарищ». При проверке в 21.00 на месте не оказалось практиканта Микешина И., который самовольно покинул судно и ушел на берег, вернувшись лишь в 0.45 четвертого числа. Такое грубое нарушение устава считаю недопустимым и недостойным советского моряка и будущего командира. Самовольное оставление судна в вахтенное время является одним из самых тяжелых преступлений на флоте, а потому приказываю… — Строй замер. Старпом откинул голову, обвел всех строгими глазами и продолжал: — …а поэтому приказываю: практиканта второго курса судоводительского отделения Ленинградского морского техникума Микешина И. по приходе судна в порт Батум — списать, выдав ему положенное довольствие и железнодорожный билет до места учебы. Предупреждаю всех практикантов, что при повторении подобных поступков виновные будут так же строго наказаны. Старшему помощнику капитана еще раз провести разъяснительную беседу с практикантами о несении службы на корабле и о морском долге. Капитан учебного судна «Товарищ» Муров».

— Разойдись!

Строй не шевелился. Набравшись смелости, я выступил вперед и прерывающимся от волнения голосом начал:

— Василий Васильевич!.. Я хотел бы…

— Микешин, встаньте в строй! Приказы капитана не обсуждаются. Разойдись!

Шеренга поломалась. Вокруг все зашумели. Ко мне подбежало несколько сочувствующих товарищей. Но мне не хотелось ни слушать, ни отвечать им. Случилось что-то непоправимое, ужасное. Я бегом сбежал по трапу в кубрик и бросился на койку.

4

Вопрос был решен — меня списывают с «Товарища». Я только что говорил со старпомом, и он сказал, что это окончательно. Что же мне делать? Какой позор! Списанный с учебного судна автоматически отчисляется и из техникума. Как явлюсь я к матери? Что буду делать дальше? Из-за такого пустяка, как уход с вахты! Ведь не один же я был на вахте. Вторая вахта состояла из пятидесяти человек. Все были на судне. Что из того, что один человек отсутствовал? Ну виноват, конечно. Нарушение устава. Непорядок. Наложили бы взыскание, оставили бы без берега, дали бы выговор в приказе… А то сразу же списать. Жестоко и несправедливо! Я уверен, что, если бы парусником командовал Бармин, он не допустил бы этого. Просить капитана бесполезно. Он уже подписал приказ. Что же делать?..

Такие мысли не давали мне покоя, когда я мрачно прохаживался по палубе.

Завтра «Товарищ» уходит в Батум, там меня должны списать. Что теперь про меня подумает Женя? Исключен из техникума!..

Кто-то шел навстречу мне в умывалку. В темноте я узнал Романа, и вдруг блестящая мысль осенила меня. Ромка — член бюро. Там есть наши ленинградцы. Они помогут. Комсомольская организация будет ходатайствовать перед капитаном об оставлении меня на судне. Сегодня же напишу заявление. Ведь все-таки я держу первенство по прыжкам, считаюсь хорошим такелажником, хорошо работаю на постановке парусов. Должны защитить!.. Я подождал, пока Роман выйдет из умывалки, и окликнул его: